Страница 4 из 25
Ждать смирения напрасно –
Наш упертый пунктик – сказка.
Смешная странная девочка что-то спрашивает – она способна понять бездну, куда рухнули чувства Ивана? Эта бездна гораздо глубже подземного дворца ворпаней.
Но ведь в рубашке или в футболке ты – это ты. Или в другой одежде или обличье… Это ты?
Вот про обличье – не про рубашки или футболки – вопрос. Оно все то же. Глаза, лицо, тело, старая одежда (джинсы и футболка), а за прежней оболочкой тебя уже нет. Словно кто-то чужой вместо Ивана поселился внутри – хмурит брови, хрустит пальцами, сорится с сестрой, ест, спит и т.д. Чужак принял Иваново обличье – оказывается, перевоплощаться могут не только ворпани. Не требуются итальянские рубашки поверх рыжей шерсти. Все равно это уже не ты, если перешел черту.
Автор позволит себе малюсенькую ремарку. Разве подобная ужасная метаморфоза случилась с единственным Иваном Елгоковым? А с вами нет? Жизнь диктует свои правила – мы им подчиняемся или протестуем. Тогда прадед Ивана – великий и ужасный Гранит Решов – может, был не ужасней ворпаней, но уж точно перестал быть хуторским пареньком Грицаном Решетниковым. Пора начать понимать – быть прежде всего честными. Как девочка Маша, что просто спросила и выстрелила – попала в цель, в терзания и сомнения Ивана.
– Так это ты?
– Кто? Я?.. Да, это я.
Иван вздохнул глубоко. Зря он сюда приехал – так согласно думали все тылвинские гости, в том числе семейство Елгоковых. Между тем странная беседа продолжалась.
– …реально обмануться. Например, Леськин одноклассник – Лешка. Уже бывший одноклассник – в кортубинский лицей перешел. Умный, но когда мальчишки влюбляются, они глупеют. Хи-хи… У Лешки распрекрасная синеглазая шмара. К нему бегала, приманивала сладкоречиво. Она к нему, а не наоборот… С нашего балкона их балкон видать – дома же рядом… Специально волосы распустит, юбку покороче наденет, смеется так грудью. Смех ее колокольчиком серебрится… Задурила Лешке голову. Он послушный стал… По обличью не рыжая ворпань. Вот что может быть хуже? то и есть!
– Хуже? Для кого – для Лешки? Только для него? Если этот ваш ворпань нападет и что-нибудь сотворит? Извини, я не пугаю… Ты же девушка…
– Я девушка. Хи-хи… А ты интересный. Большой и сильный. Как Тамаркин Сережка…
– Благодарю за комплимент (кто такой Сережка? ворпань – это он?).
– Чего? Я не говорила комплимент. Паньке не понравится. Жутко ревнивый. Его здесь нет. Но если появится, ты не бойся – он тебя палкой, а ты отвечай!
– Ладно. Последую ценному совету. Звездану, так и быть. Панька – мальчик? твой бойфренд?
– Хи-хи…
– Выходит, ты сидишь и дожидаешься Паньку? У вас свидание? Куда мама смотрит?
– Ясно куда. На любимую дочку – на Томку. Мы с Леськой нелюбимые… Вообще, я глупостями не занимаюсь – на свиданки не хожу. Хи-хи, свиданка и Панька. Стишок…
– Послушай, ты тоже интересная… Чересчур смелая для ночных прогулок. Тебя, наверное, уже ищут. Даже полицию вызвали.
– Отстань! Ты прям как моя мама. Не бойся, она не ищет. Дрыхнет. Мне же не спится.
– Предлагаешь не бояться полиции? Как тебя зовут? Меня Иван. Можешь – Вано.
– Машутка… Маша Кулыйкина. И не разговаривай со мной, как с маленькой дурочкой… Просто человек! вот не просто… Да известно, кто вы. Не считайте тылков дураками. Елгоковы. Родственники из Кортубина. Слетелись точно воронье. Ты – сын бабылидиного племянника? Твой же отец говорил, что отказывается от квартиры? А сам занял, и уходить не собирается. Спит на синем диване. А Кефирчика выгнали.
– Отец правду говорил. Не нужна ваша халупа. Слава Богу, мы в областном центре живем. И я не представляю здесь ни отца, ни маму – ни тем более Владку. Ее корчить начало даже от перспективы единичного ночлега в Утылве. Трудно сестренке… А какой кефир вы тут гоните? делаете, то есть? скисаете? Свое хозяйство у вас? Корова, молоко, масло, сливки… кефир? Я не употребляю молочное. У меня непереносимость казеина – молочного белка. Спасибо, но кефир пить не стану.
– Не кефир, а Кефирчик. Кот.
– Странные коты. И что он? Бабушка умерла, а кот наследует, что ли? Почему его нельзя из квартиры выгнать? Пусть бегает, охотится на мышей, ворон. Зверю лучше на воле.
– Кефирчик всегда у бабы Лиды жил. Это его дом. У человека должен быть дом, а у кота нет?
– Извини. Чушь собачья – или кошачья… Хорошо. Или не хорошо. Как ему помочь? Что предпринять? Я же человек – не кот. Бывший волонтер. Но ради кота…
– Чушь – не чушь, а Кефирчик умирает. Ничего нельзя сделать. Ты же не волшебник – и даже не племянник. Ворпани погубили Кефирчика злым колдовством. Они все его силы выпили.
– Вот я и говорил. Выпили. Кефир пьют. От чего же его надо спасать? от выпивания?
– От смерти!!.. Сперва баба Лида умерла, после ее кот. А вам теперь квартира достанется. Радуйтесь!
– Ну, мы-то порадуемся. Зато ты уревелась вся. Вон даже на щеках красные полосы. Обидел кто? Панька?
– Никто меня не обидел. И реву я не потому… У меня кот умирает. Ты глухой?
– Кто умирает? Кот? Правда?.. Тьфу! а я думал…
– Думал? А кот, значит, не человек?.. Ой, да. Не человек. Но тоже живое существо. Никому умирать не хочется.
– Это как же? Сколько коты живут? Не триста лет – они не вороны. И не ворпани…
– Кефирчик – особенный кот. Другого такого нет в Утылве. Вообще, нигде нет. Я не вру. Тут он. Кефирчик. Вон в траве. Посмотри, если не веришь.
– И посмотрю. Куда?.. Ага.
Машутка подбежала к указанному месту, присела на корточки. Под желтым сарафаном торчали коленки – детские острые, сбитые. Девочка сунула худую руку в траву. Только сейчас Иван разглядел в густой зелени что-то большое, белое, пушистое и неподвижное.
– Что это?
– Как что? Как что? Бедный Кефирчик…
Иван сильно заинтересовался. Он тоже присел рядом с Машуткой, отвернул на сторону зеленые листья, открыв белое тело кота. Осторожно погладил вдоль шерсти. По тому, как он не удивился и не отдернул руку, можно заключить – Кефирчик жив, и да, состояние его плачевное, но обыкновенное. Кот как кот. Или нет? Под шелковистой шерсткой вздымалась теплая плоть – дыхание тихое, мерное. Слабо билось сердце. Пальцами Иван ощутил явно не бездушное чучело. В этот момент Кефирчик сразил зрителей наповал: приподнял голову и открыл глаза – незамутненная, сияющая голубизна осветила, прорезала темноту как прожектором. Иван зажмурился. Но руку не убрал – продолжал гладить. Белые шерстинки мягко потрескивали и покалывали кожу – не больно, а приятно. Кефирчик неотрывно смотрел на Ивана и заурчал. Машутка вытаращилась от изумления. С трудом подбирая слова, проронила:
– Э-это… Кефирчик тебя не цапнул? Он не любит чужаков – не подпускает к себе. И большинство знакомых тоже. Гордый, умный, обидчивый. Смотрит вот так пристально и мысли читает.
– Мои мысли он не прочтет, девочка… Если бы сейчас кота не видел, не поверил бы… Но такое диво – такой котик… Диво дивное. А ты, выходит, хозяйка кота? Дивья девочка?.. Погоди, а чего он лежит? заболел? Ран у него не вижу. Съел чего-нибудь? У вас в городе имеется ветеринар? Назначил бы лекарство.
– Никто не станет лечить Кефирчика. Он не дается. Просто он не кот – не просто кот…
– Склонен согласиться. Все выглядит весьма… Тогда что остается?
– Ничего. Если сумеет сам себя вылечить… Еще недавно лапами не двигал, и хвост упал как веник, когда мы его с площади тащили… А перед тобой внезапно ожил. Надо же…
– Не совсем ожил. Лежит ведь. Давай перенесем его.
– Куда? Мама запретила брать Кефирчика домой. У него шерсть лезет…
– Логично. У сестры аллергия на кошек.
– Я про мою маму говорю. Она не переносит моих друзей – Кефирчика и Паньку. На порог не пустит.
– А к бабе Лиде?.. Гм, там сейчас мы. Нас трое, отец четвертый. Тесновато.
– Кефирчик не пойдет. Если к тебе он смягчился – гладить позволяет, не щерится – то твоих родичей покусает или поцарапает. Он твоему отцу спину раскровил. Кошачьи раны больные…