Страница 1 из 2
Игорь Тихоненко
Скифский клад, или Загубленное счастье. Поэма
Да, в жизни часто так бывает,
Вот кажется, удачи час.
Но жизнью Бог всей управляет,
Частенько удивляя нас.
Для Бога наши планы глупость,
Причуды, только и всего.
Неведомы Его пути нам,
И непонятны оттого.
Иван Шульга, казак отважный,
Только жениться захотел,
Так сразу в вихорь приключений
В то же мгновенье и влетел.
И скифский клад добыл для дела,
Чтоб за невесту заплатить.
Для скифского царя жену он
У колдуна сумел добыть.
Казалось, счастье привалило,
Уже и свадебку сыграл,
А как всё дальше там сложилось,
Читайте сами, я устал.
Когда, не знаю, это было.
Давно минули те года.
Но повесть о любви, отваге
Осталась в жизни навсегда.
Побывка.
Жара под осень поутихла,
За лето духом вышла вся,
С утра до вечера прохлада
Уж долгожданная пришла.
С похода казаки вернулись,
Гуляет Сечь и ночь, и день.
Не грех по чарке уже выпить,
Такое дело всем не в лень.
Иван Шульга был парень славный,
И хоть куда казак лихой.
Хорунжим стал совсем недавно,
В бою спас сотню, вот какой.
Волнистый, мягкий светлый волос,
Глаза, синь неба тонет в них.
На вид он статный и высокий.
Приятный, но суровый лик.
Не малой силой обладал он,
Подкову с лёгкостью сгибал.
Один раз даже бочку с мёдом
Над головой взял и поднял.
Сам кошевой его отметил,
Вот отпуск до зимы и дал.
Перед отъездом крепко обнял,
И по-отечески сказал:
«Гуляй казаче, да знай меру.
Люд православный защищай.
Не верь ни чёрту, а ни бабам.
О Боге там не забывай».
Иван с почтеньем поклонился.
«Спасибо Батьку»,– отвечал.
Три раза он перекрестился,
Сел на коня и поскакал.
Минул ворота и помчался.
Клубится пыль из-под копыт.
Мгновенье и уже не видно,
Быстрее птицы он летит.
Гуляет в поле ветер вольный,
Дурманит горечь степных трав,
Ни края, ни конца не видно,
Душа поёт, а взор устал.
За яром речка заблудилась,
Не знает, куда дальше плыть.
Иван с улыбкою подумал:
«Как хорошо, вот тут бы жить.
Охотиться, ловить бы рыбу.
В саду вишнёвом дом иметь.
Что нужно мне ещё для счастья?
Эх, закурю и можно спеть».
Мечты, вещь славная такая,
Неважно сбудутся, иль нет.
Подумал только, о чём хочешь,
И появляется на свет.
Иван с неделю добирался
К родному своему селу.
Спал, где придётся, даже в поле,
Там ночь провёл он не одну.
Домой дорога быстро тает,
И конь не скачет, а летит.
Вот будто бы дымком пахнуло,
А вон и Днепр там блестит.
Село то звалось Вознесенка.
Ходили слухи, что Андрей
Апостол Божий там когда-то
Покинул грешный мир людей.
Но это точно не известно.
Всё кануло в молчанье дней.
Но Хортица, как есть, осталась,
Не раз я сам бывал на ней.
Там скалы Днепр распинают,
И он озлобленный ревёт,
Водою остров омывает.
Там много разных див живёт.
Это и есть то Запорожье,
Что за порогами Днепра.
Казацкая жила там воля,
Давно когда-то там была.
Иван на миг остановился,
Снял шапку, глубоко вздохнул.
«Как ни крути, а дома лучше»,
Сказал, и головой кивнул.
Звезда вечерняя на небе зажглась,
И день погас совсем.
Ночь темноту ведёт с собою,
Пузатый месяц правит всем.
А вот уже родная хата.
Иван с коня, идёт пешком.
Внезапно наступил на что-то,
Не ясно, но блестит притом.
Поднял и видит, то подкова.
Взял да и выбросил в траву.
Шульга в приметы мало верил,
На счастье, или на беду.
«Гей, батьку, мама, просыпайтесь,
Калитку не могу открыть.
Да отворяйся ты скорее,
Где-то задвижка должна быть».
Через минуту мамин голос
Из хаты: «Боже мой, Иван.
Да это же дытына наша.
Да просыпайся ты, Степан».
Тут двери сразу отворились.
Седой отец вышел во двор.
Стоит на сына молча, смотрит.
Слеза ему сбивает взор.
«Ну, ничего себе дытына»,-
Только отец что и сказал.
И так, что кости захрустели,
Ивана тут же и обнял.
Шульга увидел, что у мамы
Уже седая голова.
Отец старее стал, хоть сила
В руках ещё пока жива.
«Да отпусти, задушишь хлопца»,-
Взволновано просила мать.
«Приехал наконец-то, счастье
Такое Бог мог только дать».
Так долго все они стояли,
Пока соседи через тын
К ним обращаться уже стали:
«Смотри, приехал Шульгин сын».
«Что ж тут стоим, пошли до хаты,-
Придя в себя, Иван сказал.-
Проголодался, есть охота.
Без отдыха весь день скакал».
В дому всё так, как раньше было.
В углу лампадка, образа.
И рушники, что вышивала
Мама не жалуя глаза.
Сабля отца на прежнем месте,
Копьё торчит из держака.
Старик говаривал частенько:
«Сабля – жена для казака».
Накрыли стол, за ужин сели.
«Ну, что Иван, как на Сечи?
Не затупились ещё сабли,
Не заржавели перначи?»
«Не затупились наши сабли,-
Иван ответил,– только всё ж,
На Украине нету правды,
Как не ищи, а не найдёшь».
Отец, качая головою,
Со вздохом тяжко говорит:
«Нет, потому что вся старшина
Народ свой дурит и гнобит.
Позажирели атаманы,
Как ляхи стали, все паны.
Народ в кайданы заковали
И в тюрьмы садят без вины.
Не отдадут паны нам волю,
Отымут всё, что только есть.
Ох, много кровушки прольётся
За правду, столько, что не счесть».
Иван вздохнул, перекрестился,
Воды напился и сказал:
«А что сосед наш Татаренко
Дочь свою замуж не отдал?»
«Да нет, Мария в девках ходит.
У нас бывает иногда.
А Татаренко стал богатый,
И на селе он Голова.
Теперь его уж не объедешь
И на возу, так чтоб за раз.
Не помнит вражий сын как в детстве
Со мною коз он вместе пас.
Ну, ты ложись сынок уж поздно.
Ночь наступила, ты устал.
Уж почитай как больше года
В родной постели ты не спал.
Как только батька захрапели,
И мама с ним на тот же лад.
Иван тихонечко поднялся
И вышмыгнул в вишнёвый сад.
Свидание.
В саду пичуга-соловейко
Уже заливисто поёт.
На небе месяц круглолицый
Свет серебристый сверху льёт.
Иван идёт туда, где раньше
С Марией часто он бывал.
Они встречались всегда тайно,
Чтобы отец её не знал.
Шульга уверен был, что точно
Мария в сад тоже придёт.
Ему так сердце подсказало,
А сердце никогда не врёт.
Вот и поляна там, где вишни
По кругу стали в хоровод.
Нет никого, Иван вздыхает:
«Что я хотел, прошёл уж год».
Вдруг кто-то его сзади обнял.
И сердце дрогнуло в груди.
Шульга мгновенно повернулся.
Вот счастье, ближе подходи.
Цветок ромашки, волос нежный
Лицо ласкает и пьянит.
Воображение дурманит.
Взор колдовской так и манит.
Так выглядит Ивана счастье.
Ему такое Бог послал.
Шульга глаза её целует.
Давно он этой встречи ждал.
Марию крепко обнимает.
А радость распирает грудь.