Охота на мотылька

– Да уж лучше бы так, чем продавать квартиру, – зло выплюнул Ваня, а после изумлённо замер, поняв, что только что сказал. – Даш… Даш, это не то, что я имел ввиду, – поспешил он оправдаться, но пружина в моей голове резко выстрелила его словами, и что-то во мне моментально перегорело. Что-то окончательно умерло, после нескольких лет имитации жизни. И, как ни странно, было не так больно, как я думала. Только чувство сожаления поднималось, не давая нормально дышать.

– Пошёл вон, – процедила я слова сквозь зубы.

– Даша, Дашенька, прости, это совсем не то… – попытался Ваня меня переубедить и извиниться, но я наполнилась какой-то болезненной решимостью, подгоняемая бешенством и болью разрушенных ожиданий.

– Собирай свои вещи и уходи, – холодно закончила я, не желая смотреть на того, кого наивно считала родным и верным. И кто готов был спокойно продать наши отношения, ради комфортного проживания.

– Ну и дура, – выплюнул он и, схватив куртку, ушёл, громко хлопнув входной дверью. А я опять осталась в одиночестве…

ГЛАВА 4

Расставание с квартирой произошло быстро. Даже слишком. Я даже предположить не могла, что всё произойдёт в такие сжатые сроки, что уже через пять дней у меня на руках будет договор купли-продажи с неизвестным мне человеком.

Уже на следующий день после ссоры с Ваней я обратилась за помощью к своему знакомому риелтору, оформив на него доверенность и передав все документы на квартиру, которая, когда-то надеялась, станет для меня домом… но не стала. За два с лишним года она так и не стала даже отдалённо похожей на это понятие, несмотря на мои первоначальные радость и предвкушение после покупки. Вероятно, это одна из причин, почему я так легко пришла к подобному решению продать её. Было жаль, но не так, как, допустим, вариант с продажей дешёвого, захолустного клочка земли за городом, где жили родители.

Ссора с женихом больно ударила по, и без того, расшатанным нервам, вызывая в душе муторное чувство и предательскую, трусливую надежду, что всё обойдётся. Просто нужно время, чтобы остыть нам обоим. В глубине души я всё ещё отчаянно надеялась, что он меня любит и обязательно вернётся. Мне безумно хотелось верить в это, потому я запретила себе отчаиваться, решив поговорить с Иваном после того, как закончу со всеми делами, практически не сомневаясь, что всё образуется.

После риелторской конторы я съездила по нескольким адресам в поисках временного съёмного жилья, но уехала ни с чем. По иронии судьбы я вот-вот стану миллионершей, а съёмные квартиры оказались мне не по карману. Во всяком случает те, что были в хороших районах, в которые я по наивности сунулась.

Чтобы наверняка управиться с продажей в ближайшее время, сумму за свою квартиру я потребовала смешную, практически в два раза ниже реальной стоимости. Такой суммы мне хватит лишь на погашение долга брата и… на его лечение. Это стало условием моей помощи для Володи. Через тех же знакомых, которых у меня оказалось на удивление много, я нашла хорошую клинику, специализирующуюся на различных видах зависимости. Вот только поразительно дорогую. С ними я тоже связалась и узнала, что курс лечения для брата составит почти четыре месяца, каждый из которых стоил около двухсот тысяч.

Когда о моем решении погасить за брата долг узнала Катя, она разрыдалась у меня на груди, сбивчиво благодаря за помощь, однако Вовка был категорически против. Этот горделивый болван хотел отказаться, теша свою гордость, не глядя на риски и возможности, тогда как Катя моментально ухватилась за эту идею. Тогда невестка посмотрела на Вову и просто не оставила ему выбора, поставив ультиматум: или он соглашается на мою помощь с последующей выплатой долга, или она подаёт на развод. Стоит ли говорить, что Вовке просто некуда было деться? Но вот когда я поставила дополнительное условие, в виде лечения брата, задумалась даже невестка, которой предстояло остаться на целых четыре месяца одной с ребёнком и самостоятельно поддерживать убыточный бизнес до возвращения Вовки. Но, подумав, Екатерина согласилась, не желая более рисковать и каждый день опасаясь, что Вова может сорваться и вновь удариться в азартные игры.

Покатавшись несколько дней по городу в поисках подходящего жилья, я пару раз допускала мысль, а не пожить ли это время вместе с Катей? Всё же они мне должны, и вряд ли невестка осмелится указать мне на дверь. Но быстро отмела эту мысль. Зная и свой характер, и её, не менее тяжёлый, я поняла, что меня хватит ровно на полдня, прежде чем я сама же и сбегу. Одно дело, когда она благодарит меня за помощь, пребывая в безвыходном положении, и совсем другое, когда всё успокоится, опасность минует и появится такой раздражитель, как я. И, поверьте, я – та ещё пакость по характеру, а Катя тут мне мало в чём уступала. Наверное, потому мы и не могли с ней найти общий язык, довольствуясь редкими встречами. А вот брат, обладатель более мягкого и сговорчивого нрава, нисколько не страдал от доминирования жены в моральном плане. Видимо, закалённый горьким опытом проживания со мной…

Да и, если честно, мысль, что в одной со мной квартире будет почти чужой человек и ребёнок, пусть и любимый племянник, вызывала панику и отторжение. Особенно в свете появившейся любви к одиночеству.

Уже на четвёртый день мне позвонил риелтор с «радостной» новостью, что покупатель найден и готов заплатить сразу всю сумму. И я дала "добро", чтобы уже на следующий день мне сообщили, что я более не являюсь хозяйкой квартиры, а на мой банковский счёт поступила крупная сумма.

В тот момент я стояла посреди очередной съёмной квартиры, слушая тарахтения хозяйки. На меня напала какая-то апатия, и стало просто на всё плевать. В том числе и на квартиру, в которой я находилась и возненавидела с первого взгляда. Потому, перебив пожилую женщину, которая перечисляла уже сто первый пункт «нельзя», я сказала, что согласна на условия, заплатила предоплату за два месяца, подписала договор с ушлой дамочкой и получила жиденькую связку ключей на шнурке. Почему-то этот шнурок меня добил окончательно и, оставшись одна, я истерично засмеялась. И хохотала до тех пор, пока не обнаружила себя на пыльном полу, смеющуюся и глотающую крупные, горькие слёзы.

На следующий день я перевезла часть своих вещей с прошлой квартиры, откуда в моё отсутствие успел уже съехать Ваня, забрав все свои вещи и те, которые считал своими, но я не вглядывалась. Затем оплатила курс лечения брата, о чём и оповестила последнего в том, что его ждут уже на следующей неделе. Вовку это, разумеется, не порадовало, но мне было плевать. На всё плевать. Вдруг я поняла, что все чувства во мне словно перегорели, и вообще всё казалось дурным сном. Всё, кроме одного. В душе появлялись злость и ненависть. Такие жгучие, которые не давали усомниться, что всё происходит на самом деле. Но я была рада даже им, так как это было единственным подтверждением того, что я ещё не сломалась и не выгорела до конца, чего боялась… И на что в тайне надеялась, желая, чтобы вместе со всеми эмоциями ушла и застарелая глубокая боль, что не отпускала меня уже несколько лет и не давала нормально жить. Но родители бы не одобрили этих мыслей, потому я продолжаю бороться. Знать бы ещё, за что…

На следующий день я приехала к брату. Нет, у меня не было недоверия к Вовке, но в плане проверки я больше рассчитывала на Катю. Потому, пока сидела с Егоркой, семейная чета отправилась возвращать долг и забирать расписки брата.

Я думала, что всё должно произойти достаточно быстро. В моём воображении, во всяком случае, это происходило следующим образом: мои родственники зашли в кабинет, передали деньги, взяли расписки, проверили. А после, я очень надеялась, что Катя плюнет в рожу Рязанову, хоть и понимала, что это только мои мечты. Собственно, это и была причина, почему с братом не отправилась я, хотя он предлагал. Я боялась, что сорвусь…

Ни Вовке, ни Кате я не рассказала ни о ссоре с Ваней, ни о том, что переехала во второсортную квартиру… просто не хотела, чтобы меня жалели. Да и усугублять чувство вины брата не хотелось.