Верхом на удаче

За второй волной последовала третья, четвертая, на десятой я сбился со счета и просто отмечал появление нового вожака. Лапы ныли все сильней и сильней. Хорошо хоть Ди, отсиживавшаяся в начале боя за моей спиной, начала куда-то убирать нагромождения завалов, изредка постреливая из своего громадного арбалета в особо наглые камни, норовившие пробраться именно к ней. Стрелы при этом она явно использовала не простые, потому что они при соударении с прочным корпусом твари взрывались, нанося кобольду необратимые повреждения.

Тем временем в нескончаемой доселе реке каменюк наконец-то стали появляться разрывы. Вернее, просто в один прекрасный (воистину!) момент из-за поворота не появилось никого. Позволив себе чуть-чуть расслабиться, я, продолжая крутить вихрь синей стали (Свет, я начал любить этот клинок – рассечь столько гранита, и ни единой выбоинки!), позволил себе сделать осторожный вывод, что атака все-таки была нескоординированной – максимум ущерба, который я понес, заключался в совершенно разбитом вследствие монотонного боя теле. Буквально тут же тактика нападения была изменена.

И все-таки походило на то, что столь нетипичный способ был применен не по непосредственной команде, просто использовались вложенные альтернативы действия. Хвала Тьме, что только один кобольд оказался достаточно безумен, чтобы провести такой трюк. Впрочем, на меня и одного чуть не хватило.

Против меня стояло уже не больше тридцати булыжников, что при имеющемся темпе потребовало бы от меня семь секунд. Но тут один валун из третьего (по-моему) ряда сделал то, чего я от него никак не ожидал. Он просто взял и прыгнул на меня. Это была явно самоубийственная затея. Плохо было только то, что он и меня с собой чуть не прихватил.

Безусловно, Заран учил меня соизмерять силу удара с целью, и если я успевал подумать перед тем, как бить, то все получалось нормально. Но этот бросок застал меня врасплох, и я со всей силы, не особо осознавая, что делаю, отмахнулся протазаном. Если бы я чуть сдержал удар, то прыжок твари окончился бы на клинке. Но я бил не раздумывая, и синее лезвие прошло насквозь через летящий камень. Да, булыжник немедленно перестал быть кобольдом, но он не перестал быть камнем. Гранитной глыбой, весившей вдесятеро больше меня.

Единственное, что я успел сделать, – по возможности отпрыгнуть и развернуться, чтобы валун задел меня хотя бы по касательной. И это мне почти удалось. Камень, начавший распадаться на две аккуратные половинки, чирканул меня по боку, вроде как не причинив особого вреда, но я как подкошенный свалился на пол пещеры. Хорошим в сложившейся ситуации было только то, что при приземлении глыба снесла еще одного кобольда, уже замахнувшегося было на меня дубиной. Разумеется, он не издох, но на некоторое время со счетов мог быть снят. Но вот все остальные?

Больше всего я в тот момент боялся того, что у Ди сдадут нервы и она просто положит устремившихся вперед тварей чем-нибудь особо мощным, отправив в небытие вместе с ними и меня. Но все обошлось. Хотя это еще как сказать. В свойственной ей манере она подставила под атаку меня.

В который раз мне не дали потерять сознание. На этот раз Ди просто из воздуха сотворила небольшой водопадик, который, по ее мнению, должен был меня освежить. Результат чуть было не оказался обратным. Она явно снебрежничала и вместо обращения вещества просто телепортировала ко мне содержимое ближайшей водяной жилы. Вот только в глубине гор вода имеет обыкновение быть угольной. При соприкосновении этой жидкости с раной у меня перед глазами все побелело, позволив одновременно оценить собственное состояние. Но отлежаться мне снова не дали. Одно заклятие вздернуло меня на лапы, другое легло сверху, останавливая кровь и добавляя сил, и оставшиеся кобольды разделили участь своих нашинкованных собратьев. Только когда последний валун потерял магию и рухнул на пол (через ничтожную долю мгновения я к нему присоединился), мне в голову пришла слабая мыслишка: почему же никто не повторил чуть не удавшийся один раз маневр? Но этот вопрос был лишь риторическим. Второй атаки я бы просто не выдержал.

Ди оказалась рядом на удивление быстро и, что-то неразборчиво шипя сквозь зубы, начала рвать завязки своего мешка, откуда горохом посыпались разные эликсиры. Скосив глаза, я наконец узрел дырку в собственном боку. Зрелище впечатляло, но утешением могло служить слабым. Бок был прорезан довольно глубоко, кожаный доспех сметен напрочь, а ребро оставалось при мне только чудом – оно попало между половинками летевшего булыжника. Мне было его очень неплохо видно, так что в территориальной принадлежности косточки сомнений не возникло. Последним, что я видел, были янтарные капли, льющиеся на рану. Даже сознание потерять сам я не успел – меня вырубила боль, резко ожегшая всю правую половину тела.

Очнулся я с мерзким привкусом во рту, но хотя бы в этом мире. Потом немного подумал и сказал новоиспеченной лекарке, притулившейся неподалеку и смотревшей в стену (не ожидала, видать, моего пробуждения), «спасибо». Относительно невнятно – громче не позволила вопившая об обиде гордость. Но Ди, вопреки всем ожиданиям, только усмехнулась в ответ.

На мне уже красовалась повязка, намотанная (хвала Тьме!) поверх доспеха, так что не было причин не продолжить путь. Все спускаясь и спускаясь, я размышлял о том, почему в пещере нас ждало не меньше полного выводка кобольдов,[38] но к определенному выводу, кроме банального «значит, есть что скрывать», так и не пришел. А затем Ди сказала, что впереди гигантская пещера.

Я приостановился и втянул рылом воздух. Странный запах, при входе в пещеру присутствовавший скорее в виде смутного ощущения, здесь достигал, похоже, своего апогея. Из-за очередного поворота лилось слабое зеленоватое свечение. Вопрос «кто пойдет?», разумеется, повис в воздухе. Все было ясно и так.

Впрочем, когда я выглянул из-за выступа пещерной стены, увиденное настолько меня поразило, что я даже не успел обрадоваться тому, что увидел это первым. Да, передо мной, несомненно, лежало прежде никем не виденное гнездо кобольдов, но не это было главным. Только внимательно осмотрев прилегающую к устью пещеры местность, я позволил прорваться восхищенному вздоху: «Свет, как красиво!»

Не раз и не два я слышал от подыхавших врагов нечто вроде «варвары!», каковыми они честили нас, совершенно не раздумывая. При этом самодовольным людишкам и тем более (агррх!) ушастым казалось, что только у них есть великая культура, достойная занесения в анналы истории. Не надо опрометчиво считать, что все поголовно Темные – невежественные и грубые скоты. Насчет орков действительно не скажешь, что они умеют вести себя в приличном обществе (хотя большинство людей совсем недалеко от них ушли, да и ушли ли?), но про Лу сказать подобное – по меньшей мере означает прямолинейный вызов. Именно поэтому я вполне мог оценить всю непередаваемую красоту того места, где очутился.

Даже сама по себе пещера в две сотни саженей диаметром, имеющая почти идеально круглую форму, была достойна восхищения (ведь было сразу понятно, что подобное не могло образоваться само), но истинно поразило меня то, для чего, похоже, эта пещера и была создана. В центре ее, вися на хаотично тянувшихся из стен мощных каменных подпорках, казалось, парил огромный каменный шар. Между ним и стенами полости оставалось не менее полусотни саженей. Но сама по себе эта гигантская глыба не смогла бы приковать мое внимание, будь она простой, разумеется, хотя, кто бы стал просто так подвешивать исполинский камень в центре пещеры? Нет, она переливалась всеми оттенками зеленого, одновременно распространяя по пещере совершенно особый запах. Запах могучей и древней магии.

На переливы зеленого огня, пляшущего на шаре, можно было смотреть часами. Казалось, не было той формы и цвета, которые не принимало бы это странное пламя. На мой взгляд, наиболее эффектно выглядели темно-изумрудные «копья», время от времени возникавшие на поверхности камня, и облака зеленых искр, в которые эти «копья» через несколько мгновений превращались. Облака эти вылетали в воздух и там медленно оседали, по-прежнему переливаясь, но потухая. Вернее, можно было бы любоваться бесконечно, если бы взгляд то и дело не натыкался на небольшие холмики, часто усеивавшие поверхность каменной глыбы. Не нужно было быть еретиком-любомудром (потому что все они еретики, даже те, кого пока не выловили), чтобы понять, куда именно мне случилось забрести и на что я смотрел.

38

 Считается, что гнезда кобольдов образуются по принципу ульев или выводков, с четким разделением труда. Выводок – примерно две сотни кобольдов, что-то около двадцати стай по десять в каждой.