Страница 6 из 13
– Раз так, – равнодушно усмехнулась мать. – Можешь валить из этого дома. Вся пошла в своего предателя папашу, такая же злобная и мерзкая.
– С радостью бы ушла, но мне некуда идти. Как закончу девятый класс, покину этот дом, не задумываясь. Потерпи, немного осталось. А сейчас ты дашь мне деньги на форму, если ещё не все их пропила.
Мать, шатаясь, добрела до дивана, вытащила из сумки несколько купюр и бросила их дочери.
– На подавись.
На эти деньги в обычном магазине она не смогла бы приобрести даже кофточку, а вот во «Вторых руках» тогда ей повезло отыскать всё необходимое.
Сегодня она тоже направлялась в хорошо знакомый уже магазин. Зайдя в него, Дарина поприветствовала продавца Нину Сергеевну.
– Проходи, Дариночка. Как у тебя дела? Как учёба.
– Всё нормально. Только по пению никак не исправлю четвёрку.
– А что так? Плохо поёшь или в ноты не попадаешь?
– Ноты знаю, тексты и теорию тоже, но вот петь при всех просто не могу. Учительница злится, но ставит мне четвёрки, а не тройки, и за это ей большое спасибо.
– У тебя нет слуха или голоса?
– Отец считал, что у меня хороший голос и отличный слух. Знаете, он ведь у меня был музыкантом, на фортепиано, баяне и скрипке играл, как Бог. Говорил, я пошла в него. – Дарина, просматривая плечики с блузками, улыбнулась собеседнице.
Нина Сергеевна удивилась.
– Тогда почему не поёшь на уроке? Стесняешься?
– Не могу и всё. Горло перехватывает, будто кто-то его узлом завязывает.
– Я говорила тебе, сходи к нашему психологу. Она отличный специалист и хороший человек. Многим уже помогла. У тебя явно психологическая проблема.
– Сама справлюсь.
– Все так считают, но редко у кого получается.
– Подумаешь, петь не буду, невелика беда потеря.
Дарина отыскала пару симпатичных блузок, тёплую куртку, ветровку и мягкий, словно невесомый, пуловер приглушённого синего цвета. Кроссовок, как она и предполагала, найти не удалось: обуви здесь всегда было намного меньше, чем носильных вещей. Попрощавшись с добродушной Ниной Сергеевной, она отправилась в обувной магазин. После покупки кроссовок у неё осталось совсем немного денег на продукты.
Дарина бросила взгляд на часы – время обеда. Недаром желудок всё время урчал, требуя подкрепиться. Купив булочку и пакет молока, она устроилась в сквере и принялась за еду.
Откусывая по кусочку от булки и запивая её молоком, она просматривала сообщения в группе Радимовой.
«Вампирша после купания не явилась в школу. Наверно, не смогла отмыться от грязи».
«Егорка постирала бельишко, и теперь ей не в чем прийти в школу».
«Дашка наглоталась грязи и превратилась в лягушку, но не в принцессу, а стала обычной жабой».
«Вампирша после грязевых ванн, видимо, отлёживается дома».
Дарина, прочитав высказывания одноклассников, усмехнулась: воображение у некоторых слабовато, могли бы придумать что-то поинтереснее.
Оторвавшись от телефона, она посмотрела на улицу, запруженную машинами, на спешащих по тротуару людей. Среди толпы, стоящей перед винным магазином, она вдруг заметила своих одноклассников Яна и Алеся. Они о чём-то беседовали с высоким мужчиной кавказской национальности. Ян что-то передал ему, а он вручил ребятам плотный пакет. Ян отдал пакет Алесю, тот сунул его в рюкзак.
«Оказывается, я не одна сегодня прогуливаю», – подумала Дарина. Она хотела окликнуть ребят, но что-то её остановило.
***
Дарина проснулась с мокрым от слёз лицом и с неистово колотящимся сердцем. Ей опять приснился страшный сон, он повторялся время от времени с небольшими изменениями, иногда добавлялись новые детали, словно забытые воспоминания всплывали из глубины памяти. Каждый раз после этого сна она долго ходила расстроенная и с тяжёлым сердцем. Сон возвращал её в жуткие минуты, которые Дарина безуспешно пыталась забыть, вычеркнув их навсегда. Она снова оказывалась в машине с отцом и матерью. Они опять поссорились. Мать голосом, ставшим визгливым и неприятным, кричала, чтобы отец развернул машину домой, она не поедет на пикник, раз туда приглашены и Петровы.
– Думаешь, я совсем дура и не понимаю, почему ты позвал Петровых!? Захотел пообщаться с Зинкой в приятной обстановке. Конечно, она моложе меня на целых десять лет, а я старуха и уже так тебе надоела, что потянуло на свеженькое.
Дарина закрыла лицо ладонями, сильно пожалев, что забыла дома наушники. Хотя скандалы и разборки родителей давно стали привычными, настроение всё равно испортилось. Сколько она себя помнила, мать всегда дико ревновала отца и по поводу, и без. Родители бурно выясняли отношения и также бурно мирились. Даже она их дочь считала, что они неподходящая друг другу пара. Мать русоволосая, белокожая, с выразительными серыми глазами, немного сутулая, излишне худая с нервными, дергаными движениями выглядела так, словно её сжигало беспокойство, сомнение и вечная тревога. Что впрочем, так и было.
Анна не доверяла мужу и постоянно его ревновала. Эта неуверенность в себе, в чувствах горячо любимого человека, в собственном будущем убивала её, и постепенно превращала в неврастеничку и скандалистку. Периоды спокойствия быстро сменялись периодами бурь, раскачивающими и без того утлую семейную лодку. Работая учителем младших классов, Анна стала срываться и на детях. На неё посыпались жалобы родителей – директор школы не раз делал ей замечание и даже пригрозил увольнением. Нелады на работе и с мужем привели к тому, что Анна почувствовала себя выброшенной из жизни. Она была уже неспособна адекватно оценивать своё поведение, ревность стала приносить ей почти физическую боль и невыразимое душевное страдание. С самого начала её семейной жизни с Михаилом она поняла, что не может приручить этого вольного словно ветер человека, но всё равно попыталась. Однако все попытки оказались неудачными. А ведь он впору их романа предупредил, что никогда не женится, для него брак – оковы, а он хочет быть свободным, как птица. Она поставила его перед фактом, заявив, что беременна, и если он не женится на ней, то сделает аборт. Михаил, скрипя сердце, согласился. При всей его вольнолюбивости он обожал детей и не мог позволить своему ребёнку умереть. Когда родилась Дарина, он почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Девочка, даже будучи совсем крохой, походила на него всеми чертами лица. У неё оказались такие же как у него, чёрные жгучие глаза, будто нарисованные карандашом брови, прямой нос, алые губы и лишь цвет кожи она переняла от матери. В роду у Михаила имелись цыгане, и он сам напоминал представителя этой национальности не только внешне, а и необыкновенной артистичностью, умением петь, танцевать, играть на разных музыкальных инструментах. Окончив институт Культуры, он стал работать в поселковом клубе, ведя сразу несколько кружков: танцевальный, хоровой и музыкальный. Под обаяние красивого и очень привлекательного Михаила попадали буквально все. Там где он появлялся, всё начинало искриться музыкой и весельем. Дарина обожала отца: когда он бывал дома, то наступал праздник, всё становилось возможным и преодолимым. Став старше, она не раз просила мать, оставить отца в покое и не придираться к нему по пустякам. На что та отвечала:
– Вырастишь, поймёшь, каково это слышать, что твой муж снова завёл роман на стороне. Как это мучительно ощущать себя бессильной что-то изменить или хотя бы повлиять на происходящее.
– Почему ты всегда веришь слухам, но никогда не веришь папе, – удивлялась Дарина. Не мог её любящий, искренний папа так поступать, просто не мог.
– Не верю потому что знаю: он не способен долго любить одного человека. Вернее способен: свою дочь. Но это уже иная любовь.
Тот последний страшный день, начался как обычно: во время завтрака отец шутил, расспрашивал о школе, рассказал о подготовке к концерту. Потом предложил поехать на прогулку в лес, а заодно устроить пикник на берегу реки. Они собрали продукты в сумки, уложили их в багажник «Нивы».