Русалочья заводь

Дед посмотрел на меня с сомнением, но, со скамьи поднялся, что-то бурча себе под нос по поводу, что «вот, наградил Бог внучкой». Я только улыбнулась, глядя на старого ворчуна.

Вечер уже плавно перетекал в ночь. Звезды сияли ярко и холодно. Из-за острова, разделяющего основное русло с Русалочьей Заводью, слышался шум реки. От воды тянуло сыростью и прохладой, напоминающей, что осень уже не за горами. Я зябко передернула плечами, про себя пожалев, что не потрудилась накинуть кофту. Дед шел рядом со мной и глядел на реку, как будто пытаясь что-то там разглядеть. Молчание стало угнетать. Чтобы нарушить его, я задала деду вопрос.

– Скажи, а почему эта заводь называется Русалочьей?

Он посмотрел на меня с усмешкой.

– Я же тебе в детстве рассказывал. Забыла, что ль?

– Нет, не забыла. Только, ведь это все сказки. Русалок не бывает.

Дед, все еще задумчиво смотрящий на реку, удивленно вскинул брови.

– А ты откуда знаешь?

Я было раскрыла рот, чтобы ответить. Но, он не дал мне, продолжив говорить.

– Мы живем в этом мире, и думаем, что все про него знаем. И еще, что хуже, мы думаем, что мы сами по себе, а мир сам по себе. А это все не так. Мы часть этого мира, как и он часть нас самих. Думать по- другому – глупо и вредно. А про заводь, все обычно на самом деле. Давным-давно, жили в этих краях парень с девушкой. Любили друг друга. А девушку купец заезжий приметил. Задумал он взять ее в жены. Парня велел своим подручным убить, а девицу похитить. Тогда, девушка прибежала к Реке, упала на колени и стала у нее защиты просить. Поднялась Мать-Река и затопила всю округу. И сгинул купец в этой разгневанной стихии. А девушка стала русалкой. И летними ночами выходила она на берег и искала своего возлюбленного среди парней. Вот и прозвали эту заводь Русалочьей.

Рассказ его отвлек от тяжелых дум, и я была этому несказанно рада. Потому что, не понятно почему, но чувствовала себя в чем-то виноватой. Наконец, он заметил, что я обхватила себя руками, пытаясь согреться.

– Пойдем ка, внуча, домой. Я гляжу, ты вон замерзла совсем. – Он скинул с себя пиджак и, несмотря на мои протесты, накинул его мне на плечи.

Мы вернулись домой. Но, я не пошла сразу в свою комнату. Все равно, сна не было ни в одном глазу. Взяла шаль и вышла на крыльцо. Ночь уже царствовала вовсю, разговаривая и перешептываясь с тополями и со старой яблоней голосами цикад и ночных птиц. Делясь с деревьями своими тайнами. А тополя, чуть слышно шелестели удивленно листвой, внимая Великой Сказочнице. Я сидела, наслаждаясь ночью, слушала реку, и думала об отце, которого почти не помнила. Душу заполняла какая-то щемящая тоска. То ли по ушедшему детству, то ли в предчувствии чего-то неведомого и, потому, пугающего.

Глава 10

На следующее утро я проснулась только с одной мыслью. Надо найти эту самую бабу Фешу-Федосию. И расспросить ее как следует про эту бусину и про слова, что она мне сказала. Не давали они мне покоя.

Через час я уже шагала к магазину с решительностью кавалерийской атаки. Надежда наверняка знает, где живет знахарка. По раннему времени в магазине никого не было. Надька сидела за прилавком и рассматривала с интересом какой-то довольно потрепанный журнал. Завидев меня, она радостно встрепенулась. И стала мне под нос совать глянцевые страницы.

– Вот, полюбуйся! Мода у них такая! Да, разве ж такое платье на меня налезет. Это ж добрая половина тела неприкрытой останется! – В голосе слышалось неподдельное возмущение современной модой.

Я, было, хотела отмахнуться от помятых разноцветных страничек. Но, Надежда, с упорством, достойным лучшего применения, продолжала мне тыкать в нос затрепанные листы журнала. Волей-неволей, мне пришлось посмотреть на то, что так возмутило подругу. На картинке была изображена длинноногая худющая девица, замотанная в кусок блестящей ткани. Я была вынуждена согласиться с Надькой, что большая половина того, что у приличной женщины должно было быть прикрыто, у девицы выставлялось на всеобщее обозрение. Я мысленно представила Надьку в этаком наряде, и чуть не расхохоталась в голос. Да, картина рисовалась весьма забавная. Данного количества ткани Надьке не хватило бы, чтобы обернуть даже одну ногу.

Подруга ждала, что я разделю с ней ее негодование. Я не стала рушить ее надежд, и сокрушенно закачала головой, пряча улыбку. Но, от бдительного Надькиного взора моя радость не укрылась.

– Ну, и чего ты лыбишься?! Тьфу ты!! Ведь срам один!! И как такое только печатают, прости Господи?! – И она грозно посмотрела на меня. Как будто, я была редактором этого журнала.

– Так не смотри. Кто ж тебя заставляет? – Попыталась я стереть улыбку со своего лица. – Вон, «Работницу» читай, или журнал «Здоровье». Там о правильном питании много пишут. А тебе это полезно будет.

Вот это я зря сказала. Надька кинула журнал на прилавок и прищурив один глаз, пошла на меня в атаку.

– Ты что же хочешь сказать?! Что я неправильно питаюсь, что ли? Нет, ты говори, говори, коли уж начала!!

Я замахала на нее руками в притворном испуге.

– Что ты?! Что ты?! Я же этого не сказала! Правильно ты питаешься, правильно… Только, уж очень много!!! – Тут мы уже обе не выдержали и принялись смеяться.

Когда Надежда смеялась, на это стоило посмотреть. Все ее могучее тело принималось колыхаться, как волны в шторм, а голос напоминал дальние раскаты грома в начале весны. Но, ее это ничуть не смущало, как, впрочем, и меня тоже. Отсмеявшись, Надежда уставилась на меня.

– Ты чего в такую рань пришла то? За хлебцем, или еще чего надо? Так, хлеб еще из пекарни не привезли. Обождать придется.

Я помотала головой.

– Да, нет. Зашла спросить. Ты знаешь, где знахарка, баба Феша живет?

Надюха сразу как-то насторожилась, и принялась меня буравить своим взглядом. Вид я приняла совершенно невинный. Стояла и смотрела на нее абсолютно честным взглядом.

– А зачем тебе баба Феша? Она же того… Не в себе она.

Я, про себя попросив прощения у деда, принялась вдохновенно врать.

– Да дед, понимаешь, руку поранил в своей мастерской. Рана долго не заживает. Вот я и хотела у бабы Феши мазь какую взять, или примочку какую.

Подозрение все еще не уходило из глаз подруги.

– Так, может лучше в аптеку? Или вон, к фельдшерице нашей?

– Не-е-е… Ты же знаешь моего деда. Не любит он всякие больницы. Так знаешь или нет? Или мне у кого другого спросить? – Сурово глянула я на Надьку.

Это было прямым вызовом на грани оскорбления. Лучше бы я ей прямо в лицо плюнула, чем сказала, что она чего-то в деревне не знает. Посопев немного обиженно, она принялась мне растолковывать, как мне найти дом бабы Феши.

Чуть не кланяясь земно и рассыпаясь в благодарностях, а по пути еще, восхваляя ее знания местности, я наконец-то покинула магазин. И с облегчением выдохнув, направилась по указанному маршруту.

Домик знахарки стоял почти у самого леса. Я про себя хмыкнула, только курьих ножек ему не хватало для полного сходства со сказкой. Маленький, вросший в землю чуть не до самых окон, он был обшит тесом и покрашен голубой краской. Когда-то, хозяйка с любовью и не без мастерства, выводила на его голубых стенах цветочные узоры. Теперь они облупились и поблекли, давно не обновляемые умелой и любящей рукой, смотрелись как-то жалко, по-сиротски. Как, впрочем, и весь домишко. Старая черемуха, с торчащими старыми сухими ветками, все еще боролась за жизнь. И один ее бок, обращенный на улицу, все еще зеленел листвой и был усыпан черными мелкими ягодами. Что привлекало к себе множество мелких птичек. Они составляли разноголосый радостный хор, а старая черемуха снисходительно качала ветвями и поскрипывала старым стволом, внося в этот хор свои минорные ноты.

Калитка была распахнута, и я прошла по тропинке, вымощенной старыми досками, к дому. Постояла несколько секунд у двери, собираясь с духом, а потом громко постучала. Ответа не последовало, и я приоткрыла осторожно скрипучую дверь. В сенях было темно и прохладно. Сквозь маленькое окошечко пробивался зеленый свет. Солнце с трудом преодолевало преграду из плотной зеленой листвы старого древа. Я прошла и осторожно потянула на себя ручку другой двери, ведущую в дом. Дверь, сколоченная из тяжелых досок и оббитая старыми ватниками открылась, и я шагнула через высокий порог.