Страница 12 из 13
После концерта даже старая Людоедка начала пользоваться уважением среди соседей, хотя ее по-прежнему считали сумасшедшей – ну кому в здравом уме придет в голову возиться с чужими детьми, да еще и бесплатно? А к Ленечке с тех пор во дворе намертво приклеилась кличка «Артист». Он не возражал. Он и правда был артистом.
Моисей Иосич
Ветхая хибарка в районе трущоб, где ютились Мария Иосифовна, Елена Константиновна и Ленечка, давно уже пришла в негодное для жизни состояние. Слепленная наскоро, из глины, известняка, навоза и черт знает чего еще, она покосилась, вросла в землю и покрылась мхом. Даже пол, давно уже затоптанный, ушел под землю. Жильцы часто ловили себя на мысли, что живут они не в доме, а в подвале. Да и в стране происходили тектонические сдвиги. Был принят сталинский план преобразования природы, росли великие стройки коммунизма, было создано ядерное оружие и снижена детская смертность. Потом культ Сталина был развенчан и по радио транслировались шокирующие разоблачения с Двадцатого съезда партии. Эти события слабым эхом доносились до них и почти не отражались на размеренной, неторопливой жизни семьи.
До разрушительного землетрясения, потрясшего всю страну, было еще далеко, но и в жарком сонном городе происходили некоторые изменения. Были построены новые микрорайоны, куда торжественно переехали Мусечка с Леночкой и Ленечкой. Им выделили целую однокомнатную квартиру на первом, правда, этаже. Зато комната была большая – почти двадцать метров! Это ли не счастье?
Население микрорайона было пестрым, шумным и в целом добродушным. Здесь царил настоящий интернационал, а не тот, о котором взахлеб рассказывала учительница на уроках советского права, цитируя труды классиков марксизма-ленинизма. Здесь русский алкаш Федька бил смертным боем свою жену, татарку Фариду, а сосед, одноглазый Зураб, тайно (хотя об этом знали многие во дворе!) мастерил дамские туфельки и мужские сандалии из тонкой телячьей кожи, которой его снабжала подпольная миллионерша Роза. Здесь беззубая старуха Марта, из ссыльных немок, гнала отличную хреновуху, которая пользовалась одинаковым успехом у дальневосточных корейцев, русских и евреев. Правда, дружбой народов, о которой слагали легенды, здесь и не пахло. Всем давали клички и слагали частушки, иногда очень обидные. Русских обзывали «русский-жопоузкий», про евреев распевали неприличные песенки:
Но труднее всех приходилось немцам. Они стояли в самом низу национально-иерархической лестницы. Их дразнили изощренно, называя фашистами и сочиняя куплеты:
Так и жили, переругиваясь и пересмеиваясь, правда, никогда не доводя ситуацию до настоящего большого скандала. Здесь вместе пили и вместе били, вместе пели и вместе поминали. Двор жил своей насыщенной жизнью, наполненной драмами и трагедиями, анекдотами и чрезвычайными событиями.
Выделенную комнату поделили надвое, поставив широкую ширму: в одной части обитали дамы, в другой, совершенно автономно и независимо, юный Ленечка. Нехитрые Мусечкины пожитки умещались в сундук, который по ночам служил спальным местом. Специально для удобства подставляли табуретку – чтобы ноги не свисали во время сна. Леночка ютилась на раскладушке, которую каждое утро собирала и прятала за штору. Таким образом получалось, что у нее было личное пространство, вмещавшее в себя стул и журнальный столик с настольной лампой, который, правда, приходилось выносить каждый вечер в коридор, потому что стол с раскладушкой вместе не помещались никак.
У Ленечки же было столько места, что, будь у него велосипед, он бы непременно на нем рассекал по своей личной комнате. Но велосипеда не было, поэтому приходилось ходить пешком. Пока Ленечка был маленький, его комнату использовали в качестве семейного общественного пространства, и именовалась она залой. В зале стоял единственный в доме шкаф, комод на резных ножках, на нем – фотографии. Тут же помещался небольшой диван, на котором Ленечка спал, а потом, много позже, когда появился телевизор, этот же диван использовался для вечерних просмотров программы «Время».
А вообще же все трое были счастливы. Мусечка – оттого что у нее появился прекрасный обзор на двор из окна кухни, где она проводила долгие часы, созерцая реальность и слушая радиоприемник. Теперь ее утро начиналось с бодрого:
– Приготовьтесь к выполнению гимнастических упражнений!
Она кромсала салаты, перемалывала фарш и лепила пироги под захватывающие радиоспектакли и утирала слезы, в очередной раз прослушивая песню про город у Черного моря. Леночка – потому, что впервые в ее жизни наконец были теплый сортир, в котором не воняло, собственный закуток и какая-никакая, но упорядоченная жизнь. А Ленечка – потому, что был юн и обожаем.
Он быстро разобрался в полной бестолковости мамы и бабушки. Как воспитательницы они были абсолютно профнепригодными. Пороть не умели, лупить тоже, даже в угол и то поставили лишь один раз в жизни, когда Ленечка злобно пнул бабушку ногой за какую-то мелкую ее провинность, а затем еще громко крикнул:
– Брысь отсюдова!
И то стоял недолго – минут десять максимум, пока сердце материнское не дрогнуло, и он, с громким воем выбежав из места своей временной ссылки, уткнулся в ее колени и горько-горько зарыдал. Этого единственного случая было достаточно, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос о санкциях.
То же касалось и всякого рода поощрений. Родительницы отличались тупой непробиваемой бестолковостью в вопросе о подарках. В то время, как весь двор мечтал о велосипеде, ну, или хотя бы футбольном мяче, они дарили совершенно никому не нужные тетрадки, карандаши (ровно две штуки, синий и красный), полезные в хозяйстве носки, трусы и вязаные шарфы. Все это богатство Ленечка принимал с унылым вздохом.
Но переезд стал для Ленечки спасением, потому что здесь возможности бабушки и мамы контролировать его воспитание и развитие стали несколько ограниченными. Главным воспитателем, просветителем и учителем стал двор. В десять лет Ленечка попробовал сигареты, в двенадцать впервые выпил портвейн, а в тринадцать увидел голую женщину – пьяную соседку. Ни первое, ни второе большого восторга не вызвало, зато грязное, опухшее женское тело всколыхнуло еще не осознанный, но уже явно ощущаемый мужской интерес и повергло юношу в длительное томительное беспокойство.
– Здравствуйте ребята! Слушайте «Пионерскую зорьку»! – Так начиналось Ленечкино утро. Вообще-то, радиопередача про жизнь пионерии предназначалась для учеников средних и старших классов, но умненький Ленечка слушал ее уже лет с пяти. Он вообще развивался явно с опережением графика.
Под бабушкиным руководством мальчик научился читать уже в четыре года и стал заядлым книгочеем. Вскоре после переезда он освоил дорогу в местную библиотеку, которая не отличалась богатым книжным фондом, но вмещала все что нужно, чтобы удовлетворить мальчишеское любопытство: полное собрание сочинений Дюма, Жюля Верна, Льюиса Стивенсона и Фенимора Купера. Ленечка читал запоем, как и полагается интеллигентному мальчику. Однажды бабушка принесла из библиотеки фантастическую повесть «Земля Санникова», и Ленечка немедленно погрузился в чтение. Его так потрясла история о затерянной земле, что он тут же уселся за контурные карты – вычислять ее местонахождение. После нескольких дней напряженной работы расположение загадочной «земли» было обнаружено.
– Я нашел, – совершенно серьезно сообщил он бабушке и матери вечером за ужином.