Кракен пробуждается. Паутина

Мало проку и от глубинных микрофонов: то абсолютная тишина, то невообразимое нагромождение звуков, подобное тому, что мы слышали из телебата. Помня о том, что случилось с исследовательским судном, они попытались использовать трос из токонепроводящего материала, но и он сгорел на глубине тысяча саженей. Телекамера, работающая в инфракрасном свете, расплавилась на глубине восьмисот саженей и замкнула половину их приборов, хорошо, что они догадались изолировать ее от судна.

С атомными бомбами покончено, во всяком случае – на некоторое время. Капитан сказал, что их разрешено использовать только в определенных местах – «у черта на рогах». Но все равно радиоактивность уничтожает несметное число промысловой рыбы. Рыбинспекция по обе стороны Атлантики подняла дикий гвалт и утверждает, что своими испытаниями ВМС нарушили естественный процесс миграции рыб, а заодно и всю экологическую систему. Правда, кое-кто из специалистов считает, что данных для подобных утверждений маловато, что все это может происходить и по другой причине. Бесспорно – это отразится на обеспечении продовольствием. В общем, общественность без понятия, чего еще ждать от бомб, кроме гибели рыбы и повышения цен, поэтому популярность их резко упала.

– Ну, все это мы знали и раньше, – заметил я.

– Тогда кое-что новенькое для тебя: из сброшенных бомб две не взорвались.

– И что?

– Не знаю. Но адмиралы явно перетрусили. Видишь ли, эти бомбы сконструированы так, что взрываются на заданной глубине от давления. Надежно и весьма просто.

– Значит, они не достигли области нужного давления и застряли где-то по пути.

– Все это было бы так, но дело в том, что в бомбы вмонтировано специальное устройство, срабатывающее в подобных случаях как часовой механизм. И только на этот раз произошла осечка. Вот это и беспокоит адмиралов.

– Все элементарно, мой дорогой Ватсон, – улыбнулся я, – вода попала в часовой механизм, чего-то там заклинило и…

– Во-первых, ничего там не заклинило, – холодно обрубила Филлис, – во-вторых, Ватсон – это ты, а в-третьих, видел бы ты при этом лицо Винтерса…

– Еще бы! Посеять парочку атомных бомб – не шутка, я бы на их месте тоже не прыгал от радости, – откровенно признался я. – Что еще?

– Еще три судна пропали без вести.

– Когда?

– Одно – полгода назад, второе – с месяц, третье – на прошлой неделе.

– Возможно, здесь нет никакой связи.

– Все может быть… Но капитан уверен в обратном.

– Сколько осталось в живых?

– Никого.

Мы помолчали.

– Что-нибудь еще? – спросил я.

– Подожди, дай вспомнить. Ах, да… Они разработали какой-то специальный снаряд убийственной силы, но не атомный. Правда, испытать не успели.

Я с восхищением посмотрел на свою жену.

– Вот это работка, дорогая. И ты еще говоришь, что капитан держал язык за зубами! Да у тебя мертвая хватка! Может быть, тебе удалось раздобыть и какие-нибудь чертежи или рисунки?

– Глупая твоя голова. В газетах нет публикаций только потому, что никто не хочет лишний раз волновать народ. Ни одна редакция не пойдет на это. Прошлый шум-гам настолько сократил число тиражей, что теперь рекламодатели ни за что не станут рисковать. Никто ведь не собирается звонить, например, во впадину Минданао и интересоваться – не хочет ли там кто-нибудь приобрести любопытную информацию.

– Пожалуй, ты права, – согласился я.

– Иногда и вояки проявляют здравый смысл, – задумчиво констатировала Филлис и добавила: – Хотя, возможно, он и умолчал о чем-нибудь.

– Наверняка, – поддакнул я.

– А! Самое главное, – спохватилась Филлис, – капитан обещал познакомить меня с доктором Матетом.

Я сел.

– Но, милая, после нашей последней передачи Океанографическое общество пригрозило отлучением всякому, кто посмеет связываться с нами. Это же часть их антибокеровской кампании.

– Да, но доктор Матет – друг капитана, он в курсе всех дел. И мы с тобой все-таки не отъявленные бокерианцы, не так ли?

– Кто знает, совпадет ли твое мнение о нас с мнением доктора Матета? Ну, да ладно… Когда же мы встречаемся с ним?

– Полагаю, я увижу его через пару дней, милый.

– Не понял. Не хочешь ли ты сказать, любимая…

– Так мило с твоей стороны доверять мне.

– Но…

– Все, дорогой. Пора спать, – отчеканила Филлис.

Как потом рассказывала Филлис, Матет встретил ее обычными словами.

– Ай-би-си? – недоуменно воскликнул он. – Мне помнится, капитан Винтерс говорил про Би-би-си.

Это был довольно крупный худощавый человек с огромной шарообразной головой. Полированный загорелый лоб заканчивался, казалось, на самой макушке, и весь величественный купол его головы был обрамлен волнистыми седыми волосами. Слегка портили впечатление пучки волос, торчащие из ушей. Два горящих карих глаза, выдающийся римский нос, большой выразительный рот, тяжелый, чуть-чуть раздвоенный подбородок… – Филлис настолько образно описала мне этого человека, что я ясно представил, как он сутулится под тяжестью своей невообразимой ноши.

На его вопрос Филлис вздохнула и в очередной раз пустилась в рутинные объяснения о различии двух радиовещательных компаний, уверяя, что спонсорство отнюдь не означает продажность и бессодержательность. Матет нашел, что это новая и любопытная точка зрения. Тогда Филлис процитировала лучшие фрагменты из наших самых популярных передач, перечислила имена всех знаменитостей, которые когда-либо давали нам интервью, и постепенно, шаг за шагом, ей удалось убедить доктора, что мы – достаточно милые и даже мужественные люди, сражающиеся во славу передовых идей науки. А когда Филлис заверила, что имя доктора Матета не будет упомянуто ни при каких обстоятельствах, он понемногу разговорился.

Все его объяснения, выдержанные в строго академическом стиле, изобиловали несчетными силлогизмами и всевозможными специальными терминами. Филлис пришлось изрядно поломать голову над этой «тарабарщиной». Я изложу лишь суть разговора, не вдаваясь в подробности.

С год назад появились сообщения об изменении цвета некоторых океанических течений. Так, в течении Куро-Сио, на севере Тихого океана, впервые обнаружена необычная муть, уносимая на северо-восток и постепенно исчезающая в безбрежных просторах.

– Само собой, мы взяли пробы воды и подвергли их тщательному анализу, – сказал Матет. – И чем бы, вы думали, вызвано изменение цвета?

Филлис выжидающе молчала, и он сам ответил на вопрос.

– В основном – илом из ракушек радиолярий с заметным вкраплением диатомового ила.

– Как интересно, – удачно нашлась Филлис. – И в чем же причина?

– О! – воскликнул доктор. – Вот в чем вопрос! Изменение весьма значительно, чтобы приписать его к явлениям обычным. Даже в образцах, взятых на другом конце океана – у берегов Калифорнии, мы обнаружили большой процент диатомового ила.

– Поразительно! И что же в результате?

– В результате? Очевидны лишь следствия, например изменение миграций рыб. Совершенно естественно, что в воде, богатой диатомовыми водорослями…

Он еще долго продолжал в том же духе, а Филлис пыталась хоть что-нибудь уразуметь.

– …все это имеет огромное значение, но нас интересует первопричина. Я смотрю в корень. Что произошло в действительности? Как случилось, что иловые отложения поднялись с огромнейших глубин на поверхность в таких удивительных количествах?

Филлис почувствовала, что пора и ей вставить словцо.

– Может быть, это как-то связано с атомными бомбами? Мы там…

Доктор Матет так свирепо посмотрел на нее, что Филлис осеклась.

– Бомбы сбросили гораздо позже! И сомнительно, чтобы результат взрывов обнаружился в Куро-Сио, а не у Мариан.

– А-а-а…

– Естественней предположить, что мы наблюдаем вулканическую деятельность на дне океана. Как известно, это область повышенной сейсмической активности. Однако сейсмографы не зарегистрировали ни одного толчка…

Матет пустился в долгие пространные рассуждения о вулканах и о том, что причина кроется, безусловно, не в них.