Богиня на цепи

Лекари быстро обработали раны девушки. После этого две служанки помыли ее тело. Потом ее еще раз полечили. Еще раз. И еще.

«Неудачник. Меня уже ничего не спасет!» – пропела на ухо, вошедшему владыке невидимая богиня и сложила руки на груди, ожидая приговора...

– Ее уже ничего не спасет, – подтвердили лекари в один голос.

А Рибелиус поморщился от омывших его волн страха. Взрослые умные мужчины и две служанки, сжавшиеся стайкой в углу темницы, очень боялись. Островок спокойствия– Гидеон, что осматривал девушку, с досадой проговорил:

– Ее тело отторгает вашу магию. Кровь не останавливается. Она обречена.

Рибелиус провел рукой по спине чужестранки. Светлая лечебная мазь перемешалась с кровью и превратила девушку в кровавое месиво. Края ран под ярко-алым слоем жижи бугрились не запёкшейся кровью. Ужас в мозгах окружающих заметался сильнее, и склизкие щупальца страха поползли к темному магу. Он плотнее закрыл разум, блокируя чужие эмоции.

– Чем это так воняет?! – скривился повелитель.

Это замечание мигом отвлекло людей. Они бросились нюхать стены, пол и друг друга. Отрицательно качали головой и сглатывали, надеясь, что повелитель гневается не на их потные подмышки.

– Пахнет яблоками в сахаре, – с сомнением проговорил первый помощник, и все удивленно застыли, перестав копошиться.

– Ненавижу яблоки, – прошипел Рибелиус.

«И чем тебе мой запах не угодил?!» – возмутилась богиня. Будучи в бестелесной оболочке, часть ее божественной сущности активировалась: помимо запаха пряных яблок, она распространяла флюиды любви, которым противиться было трудно.

И в мозгу лекарей отступил ужас, стали преобладать интригующие пошловатые мыслишки. Мужчины принялись переглядываться со служанками и охраной. Гидеон смущенно поправил очки.

Рибелиус с отвращением вытер пальцы об одного из врачей и приказал:

– Отмойте ее и перенесите в мои покои. Я сам ей займусь.

И девушке стало страшно, от тона, которым он это произнес.

***

Чужестранку уложили на кровать темного повелителя. Огромное лежбище с деревянными ножками, резной спинкой, застеленное черным бельем и размером с приличную комнату, на котором Дита так и не испробовала властелина младшего (иуже как-то и не хочет испробовать), прогнулось под ее весом. Девушка утонула в мягкости простыней.

Всемогущий снял камзол, безрукавку, оставшись в белой рубашке с рукавами – воланами и черных облегающих штанах. Присел на край своего ложа, убрал спутанные мокрые волосы со спины девушки и принялся ее… лизать?

Дита подлетела поближе, окутывая мага ненавистным запахом яблок и присматриваясь. Ее, действительно, лизали.

Феос Рибелиус отпивал из огромного кубка, затем наклонялся, вылизывал пару порезов на ее спине и снова делал глоток, судя по алым слюням, вина.

Богиня закатила глаза.

«Он окончательно спятил», – пожаловалась она паучку, безмятежно плетущему паутину в углу комнаты.

Паучок кивнул, не прекращая работы.

Длинные тонкие пальцы повелителя ощупывали ее запястья, лодыжки. Затем их касался язык. И раны чудесным образом затягивались. С меткой было сложнее: порезы заживали неохотно, но кровь останавливалась, свернувшись неровными комками. Тьма, словно приклеенная к языку мага, вытягивалась сизым дымом из тела девушки. Прикрыв глаза, Феос с гримасой отвращения глотал струящиеся сгустки, иногда с тихим шипением ускользающие через нос.

Его грубые черты лица, словно высеченные из камня, при этом смазывались, являя почти человеческие чувства. Усталость, досаду, злость. Большие, вытянутые к вискам глаза, были прозрачней обычного. Казалось, в них должны были быть черные простыни и израненная кожа. Но в них была только белесая дымка задумчивости.

Афродита наблюдала за этим процессом с насмешкой и удивлением.

Так продолжалась несколько часов. Потом Феос Рибелиус ушел, даже не накрыв девушку простыней.

***

Спал темный властелин на этой же кровати. Рядом с неподвижным телом, сердцебиение которого едва угадывалось. Засыпать рядом с предположительным трупом было неприятно. Но Феос Рибелиус привык доводить дела до конца. Не убил – зато оживит. Даже если сахарная ведьма попробует попрощаться с жизнью ночью.

Слюна демона обладала лечебными свойствами, аналогов которым не было в мире. Более того, живое прикосновение мага вытягивало тьму из кожи чужестранки. Позволяя немного восполнить резерв и очистить раны. Из ее тела даже магия была отвратительно сладкой. Не выветриваемый запах яблок раздражал, заставляя держать окна открытыми. Ветер, усиленный магически, только разгонял его по комнате.

Не решившись вливать в нее магию, вместо еды и воды, маг приказал кормить ее бульоном из болотных пупыророгов, славящихся наибольшей энергоемкостью из всех известных продуктов.

Упускать ведьму не хотелось. Он преподал ей закономерный урок послушания. Переусердствовал немного. Но в следующий раз, он будет осторожней и своего добьется.

Через пару дней лечение девушки, состоящие из утреннего облизывания, как-то неожиданно превратилось в покусывание и поцелуи. Особенно привлекали властелина упругие бедра, нуждающиеся в лечении меньше всего. Но язык повелителя касался их все чаще и нежнее. Как будто, в невинных поцелуях слюна была действеннее. Непонятная нежность и тоска сменили злость и досаду.

Воздействие богини любви постепенно просачивалось в темного властелина. Афродита, парящая над широкой спиной Феоса, уже почти жалела, что не может почувствовать этих невесомых осторожных поцелуев и пальцев, скользящих по ее коже.

Передернувшись, Рибелиус отстранился от тела. Это уже пахло некрофилией. Его не привлекают мертвые девушки. Необходимо привести ее в чувство, как можно быстрее.

Сам он поднялся в башню и отдался работе. Эксперименты вытеснили нежную кожу и разметавшиеся волосы из мыслей Всесильного.

Но к вечеру, стоило вернуться, он сразу же потянулся к каштановым прядям. Пальцы застряли в спутанных волосах. Спина её была почти чиста от тьмы. Но властелин не отказал себе в удовольствие пройтись языком по шрамам еще разок. И только потом позвал служанку с водой для умывания.

В спальню просочился Гидеон и с тревогой спросил:

– Великий Феос, может мне, стоит ей заняться?

В ответ он был пронзён тяжелым взглядом и выдворен готовиться к очередному совету по усмирению несогласных с властью.

***

Феос Рибелиус опять погрузился в эксперименты. Лаборатория дымилась от порошков и смесей. Первый помощник не успевал смешивать, поджигать и тушить реактивы.

Оба мужчины были одеты в длинные кожаные фартуки, зачарованные магически. Рукава рубашек у обоих – закаты до локтей. Перчатки Гидеон спрятал в задний карман брюк. Рибелиус собрал непослушные волосы в высокий кокон на голове, отдаленно напоминающий гнездо аиста.

На всякий случай Гидеон отправил слуг по домам на несколько дней. Три года назад, когда повелителя накрыла такая же жажда исследований, башню, где находилась лаборатория, разнесло до основания. Сам замок почти не пострадал: Рибелиус успел создать защитный купол, выгнутой поверхностью вверх. Вся сила взрыва ушла в небо, подкинув камни башни к облакам. В тот вечер жители Тэроса наблюдали метеоритный дождь. Восхищались и радовались, пока каждого второго мужчину не отправили на строительство новой башни с лабораторией.

– Гидеон! – рука повелителя отвесила мощную оплеуху первому помощнику. Задумавшись, он опять не успел погасить пламя, и пробирка в его руке дымилась сгоревшей смесью.

Валерия Фиди вошла без стука, прошла по лаборатории томной походкой. Слегка присела в поклоне, демонстрируя упругую грудь, подчеркнутую глубоким вырезом и платьем без рукавов.

– Великий Феос, позвольте уведомить: подготовлена смежная с вашей спальней комната. Девушку можно перенести туда.