Страница 18 из 75
— Вот, климат замечательный, — махнул рукой Семеныч, — одной рубахой обойтись можно. И растет все, воткни палку — урожай будет. Давеча огород пололи, так за бурьяном нашли пару десятков картофельных кустов. Вот ведь, никто не сажал, сами выросли.
Слова Семеныча подтверждала высоченная трава на лугу. Ее не косили, ждали установления ровной погоды, чтобы случайные дожди не попортили сено. Еще дальше, на краю выгона пастушок, мальчик-грузин, прутиком сбивал верхушки травы. Так себе лошадей и откровенно тощие коровенки, общим числом десятка два, выглядели по сравнению с роскошной травой совсем непрезентабельно.
— Вот, местная порода такая, — как бы оправдываясь объяснил мой гид.
— А чего же породистых не заведете?
— Денег пока нету. Зато вот, луг у нас рукотворный. Раньше топкий был, не пройдешь, разве что мяты набрать. Ручьи с гор бежали, разливались по лугу и заболачивали. Вот мы первым делом и навели ирригацию.
От склона в сторону реки через луг была прорыта широкая прямая канава, в которой играл мутный поток.
— Вот, осушили, с каждым годом травы все лучше и лучше.
— А культурных трав подсеять?
— Так денег нету.
Так вдоль ручья мы и спустились к бурной речке. С берега было хорошо видно, как в омутах играют спинки крупной рыбы.
— Вот, форель, тут ее пропасть, — пояснил Семеныч. — В Тифлисе до пятидесяти рублей за сотню дают.
— Продаете?
— Не-ет, мы вегетарианцы. Вот, убеждения не позволяют
И денег на скот и травы нету. Удивление у меня на лице было так заметно, что проводник поспешил объяснить:
— Все будет, мы же только-только достроили дома и сады разбили. Потом все будет, вот у немцев скот получше купим.
Вечером, после работ и обеда, все собрались в садовой беседке под сенью виноградной лозы.
— Надо бы нам вести общинное хозяйство, а то мы вроде бы все вместе, а ведем дело врозь! — выступала интеллигентного вида дама. — Община поднимет нас нравственно, да и материально будет лучше. Не каждый по своим углам, а одна сплоченная христианская семья.
— Одних дров сколько впустую тратим! — поддержал Лионидзе. — Возишь и возишь, возишь и возишь… При общине можно готовить сразу на всех и в одной кухне, дров уйдет вдесятеро меньше! И женщин меньше отвлекать на готовку. При общине на кухне может быть всего одна, много две женщины, а сейчас все бабы на кухнях.
Опять я не сдержал удивления — как это, у них что, каждый сам за себя? И подробно рассказал, как устроена наша община в Питере — старший по дому, старшая над женщинами и так далее, про общинную мастерскую, столовую и все такое прочее. Судя по всему, наш метод произвел на них впечатление. А вообще, надо подумать, как раскрутить экономику колонии — она должна быть образцом для все в округе. И должна не только себя кормить, но приносить прибыль, а то случись чего и все разъедутся, и нет колонии. Хреново, что они рыбу не ловят, на одних садках можно ведь такой бизнес замутить!
В Тифлисе меня встретил Дрюня и от вокзала повел в дкофейню, куда вскоре подошел Распопов.
— Илья остался, за обсерваторией смотрит, — доложил Николай. — Потолкались мы вокруг, ничего подозрительного. Разве что как ты уехал, вечером два кинто, разносчика местных, притащили большой матрас.
Вот оно!
— И куда дели?
— Это Илья знает, он вчера туда на дурачка зашел, про работу спрашивал, дворником. До самого директора дошел.
Мимо кофейни резво пробежали под уклон пятеро городовых, следом быстрым шагом прошли несколько чиновного вида людей. Из дома на углу послышались крики и причитания.
— Опять обыск. Все дни так, полиция как наскипидаренная, все тех смутьянов ищут.
— Зря они так егозят. Понятное дело, что на дно легли.
— А может, нет? Опять же, через три дня открытие нефтепровода, молебен, торжество. Говорят, кто-то из великих князей приехать должен.
Да, тогда понятно. Иметь в городе группу террористов в момент визита великого князя совсем нехорошо.
Закусив, Распопов пошел сменить Аронова и вскоре тот докладывал внутреннюю обстановку.
— Ученые там, ходят, циферки в бумажках черкают, не от мира сего. Сторож один, да и тот ночью дрыхнет.
— Матрас куда положили?
— Директору занесли, там диван большой, на него постелили.
Порешили так — совсем под вечер засесть в еще одном духане неподалеку, а как закроется, разойтись в разные стороны и встретится потом в саду обсерватории. А пока отправили Дрюню в аптеку прикупить хлороформа — если сторож действительно спит, то мы ему немножко поможем. А если нет, то придется оглушить.
Самое тонкое место во всем плане — принести эти чертовы бомбы. И чего я их из Питера потащил, без них, что ли, обойтись невозможно? А тут — вечер, в городе шухер, неровен час, спросит городовой — а что у вас, ребята, в рюкзаках? Ну, то есть в саквояжах. И привет. Может, ну его совсем? А потом их куда девать? нет уж, решили так решили.
На удивление, бомбы мы вынесли и доставили до места без происшествий. На всякий случай, пользуясь сумерками, спрятали их в саду обсерватории, прямо над берегом Куры, изобразив прогуливающуюся компания, и отправились дальше, в духан.
Лишние пять рублей — и нас со всем почтением, хоть и на ломаном русском, препроводили в отдельную комнатку — “Пагаварыть? Прашу, батоно! Никто не беспакоит!”
Весь в мыслях о предстоящей акции, я попросил накрыть нам ужин на вкус хозяина заведения. Что это ошибка, я понял, когда на стол конвейером посыпались блюда под комментарии духанщика:
— Лобиани! Свежи! Пхали! Вкусни! Бариджани! Остри! Калмахи джонджоли! Час назад паймали! Кушайте, батоно!
А потом еще мцнили, чоги, аджапсандали, чанахи… из всего великолепия я знал только сулугуни и сразу вспомнил, как мой однокурсник-грузин говорил “У нас все на “и”. Даже Джемси Бонди нули-нули-шмиди”.
Два часа за столом превратились в пытку — вкусно умопомрачительно, а наедаться нельзя. Вина сколько хочешь, а тоже нельзя. Аронов и Распопов прямо изнывали, да и я тоже с удовольствием бы выпил кипианевского. Один Дрюня посмеивался над нами и наворачивал, как не в себя. Вот куда в него столько помещается?
Во мраке южной, да еще и горной ночи ориентироваться было непросто, хорошо хоть мы заранее вызнали место. Рядом, через улицу спало военное училище, но у двух ворот мерно расхаживали часовые. Оставили часового и мы — Дрюню, чтобы в случае чего подать сигнал свистом, и прошли в сад, за крестообразное здание обсерватории.
— Директорская вон в том доме, я туда, ждите, — Аронов показал вглубь и скрылся в темноте.