Страница 14 из 75
Графа я почти не обманул. Тут же поехал в Царское село. Увы, Николая на месте не было — он плавал в шхерах на своей яхте Штандарт. Я метнулся к Аликс. Та была занята детьми, но вошла в мое положение, дала приказ дворцовому коменданту. Тот позвонил в Петергоф, где стоял паровой катер.
Красоты дворца посмотреть не удалось — меня с поклонами сразу провели на пирс. К счастью капитан знал, где плавает царь и сразу туда направился на всех парах. Я стоял на носу, вдыхал свежий морской воздух. Темнело. Солнце закатывалось в море.
Балтика была спокойна, волн почти не было. Не штиль, но около того.
— Ого, миноносец пригнали. Пернов, кажется — капитан приложил к глазам бинокль — Да, он. Знакомец мой там служит. Поди кого-то привезли к царю то…
Корабли обменялись сигналами ратьера, мы подплыли к Штандарту. Нам кинули конец, корабли сошлись борт в борт. Я перешел на яхту, велев капитану ждать меня и никуда не уплывать.
На палубе появился личный камер-лакей Николая латыш Трупп. Он невозмутимо проводил меня в капитанский салон яхты.
К моему удивлению я там застал Столыпина. Он о чем-то жарко спорил с Николаем. Точнее выговаривал.
— …упала крыша. Прямо на места левых. Те взвыли, подстроено мол!
Ни премьер, ни царь меня не заметили в дверях, склонились над ворохом газет.
Я понял о чем идет речь. О скандале в Думе.
Как водится в России, деньги выделенные на ремонт Таврического дворца — разворовали. И в здании рухнула часть крыши. И прямо на места левых фракций. Те, разумеется, посчитали, что все подстроено и правительство хочет избавиться от неугодных оппозиционеров таким диковинным способом.
— Кто-то пострадал?
— Нет, все случилось в перерыве
— Слава Богу! — Николай широко перекрестился
— Нет, не Слава Богу! — Столыпин ткнул пальцем в газеты — Во время исполнения гимна, левые отказались вставать. Это беспрецедентный демарш! Ваше величество! Дума должна быть распущена
О как! Дело то идет к концу.
Николай увидел меня, обрадованно подошел:
— Григорий, сам Бог послал мне тебя. Надо помолиться вместе
Столыпин нахмурился, отбросил газету.
— Зачем вы здесь, отче? Помолиться можно и потом
— Вот зачем! — я кинул на стол чек — Имел беседу с Витте. Похотел график подкупить меня, дабы я интриговал против тебя, Петр Аркадьевич.
Премьер увидел сумму в чеке, ахнул. Следом охнул Николай. Его тоже впечатлил размер взятки.
— Невообразимо!
— Очень даже вообразимо — Столыпин тихо выругался — Ваше величество! Витте надо удалить из пределов империи. Я не могу работать в таких условиях! Граф встречается с великими князьями, вашей матушкой… Вот добрался до Распутина
— Нет, нет — помазанник испугался — За графа просил кузен!
Я понял, что тут не обошлось без кайзера. “Немка гадит”. Премьер начал давить на Николая, тот отнекивался. Разговор пошел на повышенных тонах.
— Послом его — мне в голову пришло простое решение — Подалее отсюда. К узкоглазым. В Китай!
Николай и Столыпин посмотрели на меня, как на спасителя!
— Очень дельная мысль, Григорий. Так и поступим.
Резким движением я выхватил чек у Столыпина:
— А это пойдет деткам-сиротам. На трудовые колонии.
Премьер хотел что-то сказать, но царь уже согласно кивал.
На следующий день я первым делом отправился в банк и обналичил чек. Дрюня с боевиками сопроводил меня на Невский — там открылось первое отделение Центрально-Русского банка. Сокращенно ЦРБ или попросту “Центральный”. Встречать меня выбежал сам управляющий — пожилой немец с бакенбардами. Фон Брюлофф. Все прошло быстро, счет уже был открыт, чековая книжка — такая же именная как у Витте — меня уже ждала.
Вернувшись домой, я сел и прикинул смету на строительство и покупку заводов. Химический — тротил, бездымный порох. Двигатели! Будет завод двигателей — будут и автомобили, и самолеты. Фабрика по производству телефонных и телеграфных аппаратов. Обязательно завод оптического стекла и биноклей. Помнится Игнатьев цейсовские через Швейцарию покупал потом, в обмен на российский оптический шпат. И это все в условиях “срочно, давай, за любые деньги!”.
Сумма выходила заоблачная. Даже с учетом графских денег, поляковских, я был в глубоком минусе. Прикинул за сколько можно продать на сторону патенты на настолки… Да привилегии аппарата по вытяжению костей тоже можно было за дорого пристроить в европейские клиники. Но дефицит все-равно не исчезал. Нужны были срочно еще деньги. Где же их взять?
Как и в моей истории, третьего июня Дума была распущена. Слухи об этом ходили с середины мая, а первого июня было опубликовано официальное сообщение — полиция выследила боевиков, которые запросто ходили в квартиру депутата Озоля, в которой, в дополнение ко всему, происходили фракционные заседания членов социал-демократической партии. И не заморачиваясь всякой там депутатской неприкосновенностью, охранка провела обыск. При этом нашлись такие интересные документы, что правительство потребовало взять под стражу пятнадцать депутатов от РСДРП. И объявило, что пятьдесят пять депутатов “образовавших социал-демократическую фракцию Думы, составили преступное сообщество для насильственного ниспровержения посредством народного восстания установленного основным законом образа правления и для учреждения демократической республики”.
Общественное мнение даже не сомневалось, распустят или нет Думу, спорили разве что о сроках. Манифест от третьего июля был встречен без удивления, никаких волнений не наблюдалось, “порядок поддерживался обычным нарядом полиции”. Поскольку в манифесте, помимо роспуска одной думы были назначены и выборы следующей, я немедленно дал отмашку Перцову и всей партии в целом — начинаем избирательную кампанию! Голосуйте за Небесную Россию! Старец Григорий нам путь озарил!
Вот так вот буднично закончилась первая русская революция. Впрочем, так говорили мои преподаватели в университете, а вот у товарищей большевиков было на этот счет совсем другое мнение. И о нем я узнал вечером тринадцатого июня, когда заехал в градоначальство к Лауницу. Нужно было прирезать территории к зданию детской колонии.
Владимир Федорович, несмотря на то, что быстро принял меня и подписал все бумаги, был встревожен, озабочен и все время отвлекался. А когда я напрямую задал вопрос, в чем причина его беспокойства, дал мне почитать телеграмму из Тифлиса: