Страница 2 из 7
– Да ты не бойся, – поспешил успокоить его Лесь, – я не нечисть какая. Я артист из балагана Петрико. Меня сестра твоя послала тебе в помощь. Ты скажи, что за беда с тобой приключилась?
– Беда не вода, не утечет, свое русло не изменит, – затараторил мужичонка.
– Это так, – согласился молодой человек, – но главное из чащи выбраться, а там в любой деревне травницы найдутся. Да хоть Петрико – наш балаганщик! Очень умелый человек. Любого больного на ноги поставит.
– Меня ставь, не ставь, а все одна нога короче, – усмехнулся старикашка.
– Вот оно что, – призадумался Лесь, – и давно ты так маешься?
– Почитай, сызмальства. Так что, ни знахарки, ни сказочник твой меня не исцелят, – грустно заключил Силыч.
– Исцелить не исцелят, а вот помочь горю твоему можно.
В глазах юноши заиграла лукавая искорка.
– И кто же мне поможет? Уж не ты ли? – захихикал мужичонка, будто веткой о ветку заскрипел.
– А хоть и я!
– Ой, хвастун, болтун, пустомелище! – скривился Силыч.
– Да ты погоди ругаться-то, – остановил его молодой человек, – Ты вот что скажи – лыко у тебя есть?
– Лыко? – захихикал старичок, – Да ентого добра здесь видимо – невидимо.
– Ну, так давай!
Силыч проворно зашнырял по кустам (даром что хромой). А через несколько минут перед Лесем была целая гора лыка, и ни какого-нибудь, а самого что ни на есть первосортного.
– Ну, а теперь сказывай, насколько у тебя нога короче будет? – спросил парень, перебирая пахучие полоски.
– Почитай, вершка на полтора, – ответил мужичок, по-птичьи склонив голову на бок, – Да ты что задумал-то, хлопец?
Олесь хитро улыбнулся:
– А вот сплету тебе сейчас лапоточки: на одну ногу – обычный, а на другую – с двойной подошвою. А меж подошвами набью его корою липовой, толщиной в аккурат в два дюйма. Вот и будешь, ты, дяденька, бегать, как лучший гонец, а про изъян свой и помнить забудешь.
– Эка невидаль – лапоточки! Кто сказал, что Силычу обувка нужна? Я и босый и хромый, а быстрей самого быстрого бегуна куда надо доберусь! – ворчит мужичонка, а сам парню за плечо заглядывает, не передумал ли тот ему лапти плести.
– Вишь, как ладно у тебя работа спорится, – сменил, наконец, Силыч гнев на милость.
– А ты не стой в стороне, а иди лапоток померяй, чтоб по размеру обувка вышла, – говорит ему Лесь.
– Ишь, че захотел – померяй! – осерчал вдруг мужичонка, да ступню в листву сухую поглубже зарыл, – вот такой у меня размер, в аккурат с енту щепку будет, – и Лесю кусок коры подает.
Тот только плечами пожал.
– Странный ты. Ну, мерить не хочешь – не меряй, но потом не обижайся, если обувка либо жать будет, либо с пятки сваливаться.
– А ты в аккурат по щепе делай – не промахнешься, – заверил старикашка.
Закончил Лесь работу, лапти перед хозяином поставил и говорит:
– Ну, пора нам отсюда и выбираться – сестра твоя о тебе беспокоится, извелась уже, наверное.
– Марфа, что ли? – с ехидцей спросил Силыч.
– Может и Марфа, имени не спрашивал. Я ее у озера встретил, она там гребень обронила.
– У, кикимора! – в сердцах воскликнул старичонка.
– Что это ты, дяденька, на сестру ругаешься? – удивилсяюноша, – Она за тебя волнуется, меня на помощь прислала…
– Кикимора и есть. Волнуется! Лишь бы свою заботу на другого спихнуть! – сморщился мужичок и заморгал часто – часто, будто ему соринка в глаз попала.
– Да разве можно женщине одной в этакую чащу ходить! Меня тут деревом вот этим чуть не пришибло, чудом увернулся, а ну как она не успела бы? – заступился за тетеньку Лесь.
А Силыч тем временем в лапоточки впрыгнул и вдоль деревьев расхаживает, да по сторонам поглядывает, всем своим видом будто сказать хочет: «Ну как я вам? Я ли не молодец?! Вот вам и убогий, вот вам и хромый».
– Ну, я ведь тоже не лыком шит, – опять заскрипел Силыч, и, вдруг, свистнул неожиданно звонким посвистом, да крикнул зычным голосом:
– Фиска!
И, как по волшебству, кусты расступились, и предстала пред Лесевым взором девушка красоты невиданной.
– Анфиса, дочка моя, – представил Силыч и для нее добавил, – парень ентот мне обувку с ходулькой смастерил. Отблагодарить надо.
Улыбнулась Анфиса ласково, взяла Леся за руку и сказала голосом ангельским:
– Пойдем со мной, парубок, не пожалеешь!
Лесь глядит на нее во все глаза, очей отвести не может и все думает, как у такого неказистого мужичонки этакая принцесса народиться сумела. Велика сила природы-матушки!
– Чем же одарить мне тебя, зорька ясная? Ведь нет у меня ничего. Был гребень резной, красоты твоей достойный, да я его Марфе отдал, – только и сумел вымолвить.
А Анфиса смеется, да за собой парня тянет.
И, вдруг, стволы да ветки разом кончились, и оказались они на берегу того же озера, где их лагерь разбит, только с другой стороны.
«Что же это я, выходит, все время вокруг озера кружил. А ведь думал, версты за две от этого места в лесу заплутать довелось», – мелькнуло в голове Леся.
Но долго удивляться ему не пришлось.
– Подружки, – позвала Анфиса, – встречайте, это гость мой!
И, вдруг, кувшинки да лилии в воде зашевелились, и увидел юноша стайку девчат с цветами в волосах. Они засмеялись, забрызгались, телами белыми засверкали и, прямо так, неприкрытыми, в воде запрыгали:
– Иди к нам, Олесь, мы тут хороводы водим, в салочки играем. Нынче праздник – Иван-Купала. А в этот день все можно!
Закружился лес и озеро, радостно и трепетно сжалось сердце. А девчата поют, за ухом щекочут, взгляды томные из-под ресниц на него бросают. А ярче всех Анфисины очи горят!
– Ты, глупый, гребнем меня одарить хотел. Не надо мне никакого гребня. Ты мне себя подари! – шепчет она, как ветром знойным обжигает. И от шепота этого вся кровь так и закипает, так и бродит.
Вот и рубаха его уже на берег полетела, и штаны вдоль камышей плывут, и стоит он уже в одном исподнем по пояс в воде. Так и до греха недалеко. Да что там – совсем близко! Закрыл Лесь глаза руками:
– Девки, милые, что же вы делаете- то! Мне ведь что – я птица вольная. Сегодня здесь, завтра там. А ты, Анфиса, вдруг что получится, потом будешь век горе маять! И все из-за лаптей со стельками!
– Да люб ты мне! Иди сюда, не думай ни о чем!
Глаза туманом заволокло, в висках застучало.
– Не по-людски это. Что ж я – нехристь какой!
И Олесь сквозь Анфисино объятие руку под ворот просунул и крестик медный в кулаке сжал.
Открывает глаза – лежит он на поляне. Рядом Петрико спит, посапывает, Чалая траву щиплет. Он в одежде своей, при поясе. Только на руке правой от крестика медного кровавый след остался.
– Надо же, приснится ведь этакое!
Нежданная гостья
– Ну, наконец-то просыпаться начали. А я думала, до полудня храпака давать будете. Марья уже завтрак приготовила, а мы с Веснушкой в лесу смородины набрали, – сказала кудрявая черноглазая девчушка и побежала к озеру.
– Смотри, Янка, осторожно, там берег скользкий! – крикнул Лесь.
– Берег скользкий, да еще и жабы водятся, – ответила она и нагнулась за увесистым камнем, – сейчас я ей покажу, как мне воду мутить.
Янка размахнулась, прицеливаясь, но Лесь быстрым и твердым движением перехватил руку, потом осторожно разжал ее пальцы, и камень упал к их ногам.
– Ну, что ты все время хочешь кого-нибудь обидеть? Что сделала тебе эта Божья тварь? – сказал он с упреком.
– Если бы я на нее наступила, то упала бы и ушиблась. А если бы она на меня прыгнула, то у меня по коже пошли бы бородавки, – загибала пальцы Яна.
– Если бы, если бы! – передразнил ее Олесь, – А она вот сидит тихо и смотрит на тебя. И пока только ты хотела прибить ее камнем.