Страница 4 из 20
– Брат, смотри, – Деян указал на дом Вышемира, мимо которого они проезжали, и невольно остановил коня.
Крыша дома горела. Арабы попрятались, и из-за укрытий изредка в горящий дом пускали несколько стрел, тогда из пылающей хаты тоже вылетали стрелы. Около горящего дома, прижимая к себе троих детей, беззвучно что-то шепча губами и белая как мел, стояла жена Вышемира Невея. Наконец крыша дома рухнула, похоронив её мужа, и вверх взвилось множество искр. Невея громко вскрикнула и, зарыдав, упала на колени.
– Деян, приведи Невею с детьми, – распорядился Людота.
Деян подошёл к Невее, с трудом поднял её и повёл к телеге. Ухватив мать за подол, за ней пошли двое самых младших, а старший Станята продолжал стоять и смотреть на горящие развалины.
– Станята, иди сюда, – крикнул Людота.
Мальчик медленно отвернулся от догорающего дома и также медленно пошёл. И только когда забрался в переполненную телегу, уткнулся носом в руку Людоте и тихо заплакал.
Подскакал крикливый араб, что-то громко начал кричать, поднимая вверх свою плётку и грозя ей. Все молчали и смотрели на кричащего араба. Под конец он поднял плеть, ударил ею Людоту и ускакал. Удар пришелся по колодке и Людоту не задел. Деян взялся за узду и потянул коня с телегой за собой.
Обоз вышел из разрушенного и разграбленного селения в чистое поле. Людота огляделся и прикинул, что всего выживших осталось человек шестьдесят, включая детей. Взрослых мужчин осталось мало. Одни, как и Людота были в колодках, другие – раненые, лежали в телегах, третьи шли рядом с телегами, но таких было совсем единицы. Обоз охраняли пять конных арабов. Один из них ехал впереди, показывая дорогу, другой – в середине обоза, а остальные, во главе с крикливым арабом, сзади подгоняли отстававших, иногда стегая их плетью.
От впереди идущих телег отстал Богуш и подошёл к полулежащему в телеге Людоте.
– Ну что, Людота, горько?
– Горько, Богуш. Тебя как захватили?
– В поле работал. Коня отобрали, теперь вот пешком.
Богушу уже было далеко за тридцать, и поэтому Людота, как к старшему, обратился к нему за советом:
– Что делать-то будем? Их пятеро, может все набросимся и того?..
– С голыми руками и в колодках? Без колодок раненые и молодые, как Деян, или старики. Побьют нас, да и подмога им скоро придёт, вон вокруг как шныряют. Детей много, спасать их надо. Я смотрю: инструмент свой сохранил, вот и сделаешь нам оружие, – и, помолчав, добавил: – Потом.
К середине дня догнали большую группу таких же пленных, движущихся на юг вдоль реки. Пленников передали другим охранникам, и крикливый араб со своими воинами ускакал.
Спереди, сзади, слева, справа – везде шли люди, скрипели не смазанные колеса телег, брёл скот, мычали коровы. Пыль стояла в воздухе, и дышать было тяжело. Каждый стремился выйти из середины скопления людей и идти сбоку, где пыли было меньше, и поэтому в движении телег и людей было что-то хаотичное, и когда колонна с пленниками становилась слишком широкой, немногочисленные охранники сгоняли слишком отошедших обратно. В этой пыли не замечали, когда к колонне пленных присоединялись новые. В очередной раз, когда Деян вывел телегу из пыльного облака, Людота не увидел ни начала, ни конца колонны.
Понемногу Деян приноровился и, каким-то образом маневрируя, стал чаще вести лошадь с телегой сбоку от колонны, где пыли было всё-таки меньше.
Сбоку колонны недалеко от ведущего коня Деяна ехал пожилой араб. Казалось, что ему вообще нет дела до пленных. Он сидел на своей лошади и всю дорогу заунывно то ли стонал, то ли напевал. И только когда кто-то очень далеко отходил от колонны, он неторопливо подъезжал к нарушителю и теснил своей лошадью его до тех пор, пока он не возвращался к пленникам. А такие нарушители все время появлялись, так как для того, чтобы справить свою нужду, они отъезжали в сторону, и люди старались поскорей сделать свое дело, спрятавшись за телегой. Это араба не смущало, и он, не взирая ни на что, сгонял людей опять в кучу, а затем опять начинал петь. Через некоторое время путь колонны изменился, и пленники покинули берег реки и направились в степь.
Солнце давно уже перевалило за полдень, но продолжало всё также нещадно палить своими лучами. Устало вытирая пот с осунувшегося посеревшего от пыли лица, Деян уныло вёл за собой коня среди таких же пленников. Знакомые односельчане уже давно затерялись в этом сумбурном столпотворении людей, телег и скота. Млава и Невея, чтобы облегчить работу коню, уже давно слезли с телеги и шли рядом. Станята сидел на облучке и держал вожжи. В телеге, прижавшись к Людоте и устав от равномерного покачивания, спали Русава и двое несмышлёнышей Невеи. Они даже не просыпались от непрерывного мычания привязанной коровы.
– Деян, корова мучается – подоить бы, – попросила Млава.
Деян огляделся. Пожилого охранника рядом не было. Он немного отъехал в сторону, где почти не было пыли, и остановился. Млава протёрла вымя коровы, и струи живительной влаги ударили по дну ведра. По примеру Млавы некоторые тоже начали останавливаться.
Подъехал пожилой араб и начал что-то говорить, показывая в направлении движения. Деян усмехнулся и с улыбкой обратился к нему:
– Ты что, коровья лепёшка, не понимаешь, что скотина мучается? Ты, кобель блошастый, пойми, ей помочь надо, надо подоить.
– Деян, не дразни его, – попросил Людота.
– Да он всё равно ничего не понимает, – так же с улыбкой продолжил Деян. – Молочка подоим, попьём, нам легче будет, быстрее пойдём. Понял, вошь безногая?
Араб смотрел на улыбающееся лицо Деяна, на корову, которую доила Млава, и, как будто понимая его слова, тоже улыбнулся и закивал головой. Араб сидел на коне и, улыбаясь, смотрел, как дети пьют молоко, на хлопочущих женщин вокруг них.
Из облака пыли появились два арабских конника и, подскакав к пожилому арабу, что-то прокричали. Один из них ударил его плёткой по спине. От удара араб только съёжился и продолжал молча смотреть на кричавшего.
Людота покачал головой:
– Смотри, Деян, такой же раб, как и мы.
– Похоже на то.
Ещё что-то прокричав, эти двое начали разгонять остановившихся. Русава крынкой зачерпнула молоко из ведра, подбежала к пожилому арабу и протянула крынку ему. Араб удивлённо посмотрел на неё, слез с коня и, медленно смакуя, всё выпил. Прижав руку к груди, он вернул крынку и что-то сказал по-арабски. Русава засмущалась и убежала. И опять все тронулись в путь.
Араб, сгорбившись, ехал недалеко, изредка поглядывая на Деяна, ведущего коня, на Людоту в колодке, на сидевших в телеге детей, на идущих рядом. Он уже не пел свою песню. Спустя некоторое время Деян его уже не заметил: то ли отстал, то ли уехал вперед.
Солнце стало клониться к закату, когда подъехали к маленькой, сильно заросшей кустами речке. Деян распряг коня, отвязал от телеги корову. Скотина, почуяв близость воды, упрямо тянулась к ней.
– Сразу пить не давай, а то загубишь, – напомнил Людота.
Деян в ответ кивнул головой:
– Если так будем идти от ночи до ночи, точно загубим скотину.
Вода в реке от множества зашедших на водопой животных была мутная, и Млава, расспросив соседей, принесла откуда-то родниковую воду, и вскоре уже на костре варилась пшённая каша.
Давно уже стемнело. Вдоль речки по обоим берегам светилось множество костров. Людота и не мог себе представить, что неведомые арабы, разбив войско до сих пор непобедимых хазар, дойдут до земли северян и захватят столько полона.
– Людота, смотри! – Деян показал рукой.
Среди костров пожилой араб вёл на поводу своего коня и внимательно всматривался в лица.
– Эй, паук блохастый, кого ищешь?
– Ну, зачем ты так, Деян? – упрекнула Млава.
Араб услышал крик Деяна и, улыбаясь, подошёл к ним. Рассмотрев в бликах костра Русаву, он присел и протянул ей свисток, сделанный из ветки дерева. Араб дунул в свисток и опять протянул Русаве. Русава взяла свисток и дунула, – раздался свист. Русава засмеялась, араб тоже заулыбался и погладил Русаву по голове, затем повернулся к Станяте и тоже протянул ему свисток.