Страница 4 из 15
– Это будет непросто сделать. Ночью я выведу вас из крепости через подземный ход. Дам в провожатые двух воинов. Они доведут вас до побережья. Постарайся там найти ладью. Это всё, что в моих силах. Я не могу сейчас оставить князя.
Умила кивнула:
– Для меня, в моём положении, это уже много. Спаси тебя боги за твою доброту. Вот возьми, – Умила сняла с себя тяжёлые золотые серьги. – Пусть это будет для тебя память обо мне и моём муже. В трудную минуту для тебя двери нашего дома всегда будут открыты. Я накажу это своему сыну, чтобы он не забывал об этом.
Траскон подозвал воинов:
– Честимысл, Мезислав! Собирайтесь в путь – проводите Умилу с сыном до моря. Из крепости пробирайтесь на княжью пасеку, там есть кони. Пусть наш бог Радегаст поможет вам в пути.
Глава 2
(808 г. от Р. Х.)
Милогост торжествующе поглядел на крепость и радостно сказал подъехавшему к нему Радиму во главе сотни воинов:
– Теперь без князя они долго не продержатся.
Радим мрачно произнёс:
– Неправедно вы с Готфридом поступаете. Зачем пленных мучаете и убиваете? Вятко так никогда не поступал.
– Что ты мне тычешь своим Вятко: Вятко так делал, Вятко – этак… Мне он не указ. Да и где он этот Вятко-то? Я сам знаю, что мне делать. И вы будете делать то, что скажу я.
– Ошибаешься, князь. Мы будем делать то, что способствует спокойствию и процветанию народа.
– Ты, Радим, перечишь своему князю? Да я тебя…
– Не грози, князь. Святовит видит всё. И он покарает того, кто поступает вопреки воле наших богов.
– Теперь ты мне грозишь? – вскричал Милогост с изменившимся от злобы лицом.
– Не кричи, князь. Я никого не боюсь. Мне ли бояться? – Радим усмехнулся. – Я видел в своей жизни многое: был рабом у ромеев, с Вятко был во многих сражениях – и кого мы только не били! Ты забыл, когда мы сражались с франками, ты со своими воинами в крепости отсиживался? А ведь Вятко всех пленных не казнил, а отпустил. И только потому, что от них враги узнали нашу силу, более пяти лет они не нападали на нас. И если бы франки не пронюхали, что вятичи и резане нас покинули, король Карл не посмел бы потом напасть. А ты поступаешь не как воин, а как тать последний – убивать пленных не пристало.
– Ну и убирайся к своему Вятко.
Не от таких ли необдуманных слов и поступков правителей приходят в упадок, погибают и исчезают целые народы? Не от таких ли спонтанных порывов и несдержанности власть имущих возникают войны и рушатся уклады жизни? Но в любом случае это отражается на судьбах простых людей. Можно не сомневаться, что в большинстве случаев в прошлом именно несправедливость бытия заставляла отдельных людей, их семьи и даже народы бросать родные края и переселяться в другие места.
– Ты подал мне сейчас дельную мысль, Милогост.
Князь заметил, что Радим первый раз назвал его не князем, а просто по имени.
– Я для тебя – князь Милогост, – процедил он сквозь зубы. – Я с тобой обо всём поговорю дома, когда закончится эта война.
– Не князь ты нам больше. Мы свободные люди, и я со своими воинами покидаю тебя.
– Ты, ты… – в бешенстве Милогост не находил слов. – Схватите его!
Но ни один из воинов князя не осмелился это сделать.
– Не позорь себя, князь черезпенян, – усмехнулся Радим. – Или ты уже готов проливать и кровь народа своего племени?
Радим привстал на стременах и зычно крикнул:
– Черезпеняне! Вы все видели меня в битвах. Кто из вас считает, что нет доблести в убийстве пленников и безоружных людей – присоединяйтесь к нам. Это уже не наша война. Мы уходим.
Радим неторопливо тронул коня, и вся сотня воинов медленно проехала мимо князя, а за ними пошли внявшие его словам и присоединившиеся к нему почти две сотни пешцев. Едва крепость Велиграда скрылась из виду, к Радиму подъехал его младший брат Позвизд:
– Милогост нам не простит этого унижения и будет мстить. Ты понимаешь, что сейчас объявил ему войну? Кого думаешь брать в союзники? Или думаешь, что ратаре и их князь Драговит заступится? Хоть Драговит и великий князь всех велетов, но сейчас он слаб и не в его интересах затевать междоусобицу. И ни одно из племён велетов: ни ратаре, ни хижане, ни доленчане не пойдёт против Милогоста.
Радим спокойно ответил:
– Я не собираюсь ни с кем воевать. Народ устал от войн. Вятко рассказывал, что там далеко, где просыпается наше солнце, а затем согревает нас своим теплом, находятся малонаселённые земли, которые богаты и рыбой, и зверьём. Он увёл туда своих людей. Я собираюсь последовать за ним и хочу, чтобы мои внуки не видели этих ужасов войны и росли в мире, и думаю, что многие люди наших племен захотят последовать за мной.
Позвизд ничего не ответил Радиму, а только соглашающе покачал головой.
Кто знает? А может быть и таким образом племя радимичей появилось на обширных просторах восточной Европы.
* * *
У Оскола уже второй день от голода ныло в животе. Последние два дня его пищей была только сваренная на костре похлёбка, состоящая из воды и горстки муки. Но теперь кончилась и мука. Как назло, поблизости исчезла вся дичь, а далеко он уходить не решался, ожидая появления отца. Несколько дней назад он подстрелил сову, но как не экономил, птицы хватило всего на два дня. Да и мяса-то на ней было мало, к тому же довольно жёсткого. И Оскол решил вернуться в град, который встретил его запустением и разрухой. Все строения вокруг крепости были сожжены. В одном месте деревянная стена прогорела, и из нее высыпалась земля. Было тихо, даже вездесущие воробьи и голуби, во множестве обитавшие в граде, и те пропали.
Оскол шёл по былым улицам, испуганно озираясь и затыкая нос от невыносимого смрада от неубранных и разлагающихся трупов. У некоторых тел были вырваны куски мяса и отъедены конечности, видимо пировавшими здесь собаками или волками. В одном месте Оскол увидел неимоверно раздутый труп лошади, на котором сидела ворона. Он потянулся за стрелой, но птица, подпрыгнув два раза, взмахнула крыльями и улетела.
Оскол скорее угадал, чем узнал место своего сгоревшего дома. Вместо него осталась куча золы и пепла. Он упал на колени, и непроизвольные слёзы полились у него из глаз. Наплакавшись, Оскол, испачкав щёки, вытер оставшиеся слезинки с лица грязными от золы руками, поднялся и пошёл в крепость, уже почти не надеясь найти что-нибудь съестное. Подавленный всем увиденным, Оскол осторожно вошёл в открытые ворота. Большой дом, в котором жил воевода, и остальные строения были целы, но казались совершенно безжизненными. Внутри крепости было пустынно и не было видно погибших. Его взгляд привлёк рассыпанный в пыли овёс, на его счастье до сих пор не склёванный птицами. Оскол горстями хватал зёрна овса вместе с пылью и бросал их в подол своей рубашки.
– Ты цево делаешь, а? – раздался сзади него детский голос.
Оскол обернулся. Перед ним стоял маленький, чисто одетый мальчик в сафьяновых сапожках.
– А цево ты такой глязный? – шепелявя и не выговаривая букву «р», мальчишка присел перед Осколом на корточки.
– Овёс, вот… – растерялся Оскол.
– Мама, мама! – закричал малыш. – Здесь мальцик глязный.
Из безжизненного дома выбежала красивая боярыня и два суровых воина. Не заметив опасности, она успокоилась:
– Юрик, иди ко мне!
Но Юрий продолжал сидеть и смотреть на незнакомого мальчика. Оскол, прижав посильнее подол рубашки, чтобы не просыпать грязные зёрна осторожно встал с земли.
Воины подошли ближе, и один из них спросил:
– Ты один, или ещё взрослые здесь есть?
– Один. Овёс вот… – не зная зачем, опять повторил Оскол.
– А что же ты здесь бродишь? Живешь где?
– Жил там, – кивнул головой в сторону бывшего дома Оскол. – Да дом вороги сожгли. Теперь отца жду – отец должен скоро вернуться. Его воевода Земидар к князю послал с вестью о данах.
– Не Раковором его, случайно, звали?
Оскол молча кивнул головой.
– Не дождёшься ты его, брат, – воин крепко взялся руками за плечи Оскола. – Убили его даны. Как зовут-то тебя?