Страница 11 из 13
Опустилась на заднее сидение и, стараясь не поднимать головы, оправила складки пиджака.
– Привет, – Максим мягко улыбался мне, оглянувшись назад.
– Привет, – вежливо кивнула, но в груди тут же знакомо заныло.
Я скучала по этой улыбке, по глазам, по ямочке на подбородке. Господи, да по всему, чем владел этот мужчина. Руки слегка задрожали, и, чтобы скрыть компрометирующие меня факт, сцепила их в замок, с целью хоть немного унять.
– Как ты? Давно не видел тебя.
– А я тебя, – сухо ответила, вытянув шею в аристократическую длину и подняв чуть выше голову. Он не должен понять, что думала о нём, не должен знать о сумбуре в душе. – У меня всё хорошо. Тебе как работается в доме?
– Неплохо. Я сейчас усиленно готовлюсь к важному бою. Ушёл аж с головой. С работы сразу на тренировку. Времени, можно сказать, совсем не остаётся.
Зачем ты смотришь так виновато? Так, словно предал или бросил. Так, будто обязан мне чем-то и не выполнил свой долг. А эти слова? Словно хочет оправдаться. Это лишнее.
– Хорошо. Ты молодец. Уверена, что у тебя всё получится, – безынициативно уронила в ответ, выдавив дежурную улыбку.
Но его не обманешь. Смотрит недоверчиво и… С жалостью?!
Кухарка плюхнулась рядом со мной, вынув от горьких выводов. В чёрном одеяние и платке, на носу стильные тёмные очки, на руках кружевные митенки. Женщина протянула мне такой же чёрный шифоновый шарфик и упаковку бумажных салфеток. Да, милая Варвара подготовилась на славу.
Павел сел на водительское, сразив всех шлейфом от сигаретного дыма, который опрометчиво зажевал мятной жвачкой.
– Павлуша, в церковь надо ещё за свечками заехать, – спохватилась Варвара Петровна.
– Там на кладбище есть часовня. Заскочим по дороге, – ввернула я.
– Вот и хорошо, – Варвара ласково похлопала меня по руке, увы, видя моё каменное лицо, она приняла это на свой лад. – Ну не злись на Алёшу. Он завтра обещался заехать к Валентину. Ты же понимаешь, что твой муж занятой человек.
Боже, Варечка, заклинаю не говори мне ничего о нём! Но, выдавив лучшую из своих фальшивых улыбок, приобняла сердобольную повариху..
– Я всё понимаю, Варвара Петровна.
Кухарка вздохнула с чувством выполненного долга, задумчиво глянула на дорогу и вновь переполошилась:
– Максимка, а корзину-то забыли на кухне! Я ж собрала съестного, чтобы помянуть. Ой, голова дырявая! Вернуться надо…
– Спокойно, тёть Варь, – Макс не удержался от улыбки. – Корзина давно в багажнике вместе с лопатой и бутылью воды.
– Ох, спасибо, дорогой. Аж сердечко зашалило, – и Варвара Петровна принялась обмахиваться платком.
Актёрские данные у нашей любимой стряпухи всегда были на высоте, поэтому я и Макс обменялись понимающими и чуть смеющимися взглядами.
Очередной крючок запретного счастья дёрнул за жилу. Мне нравится в нём буквально всё – озорной прищур, открытая улыбка, прокол на ухе от ношения серьги в прошлом, манера потирать костяшки пальцев. Этот парень смог воплотить в себе всё, о чём я мечтала когда-то в свои пятнадцать. Всё чего меня лишил супруг, придя в мой дом и отобрав то, что было так дорого и мечту в придачу.
На кладбище, как и положено, тихо, спокойно и умиротворённо. Дневное солнце в зените и весело проникает своими лучами сквозь вату пушистых облаков. Всё шептало о прекрасном дне, но три фигуры медленно идущие меж мемориалов и оград не замечали этих радостных мелочей. Правильно ли? Мы в спальне, где спят вечным и безжизненным сном дорогие сердцу люди. Только их лица с мраморных памятников и фотографий смотрели на нас и на этот прекрасный, но жестокий мир. Все такие разные, красивые и так спокойны – их беды, страдания, ошибки закончились, как и радость, и счастье, и любовь. Всё прошло, как и она сами.
Глянула на Максима, который шёл за нами следом между оградок. Он вглядывался в памятники и тоже о чём-то думал. Губы его иногда сильно сцеплялись, если он проходил мимо могил с молодыми людьми или вовсе мимо детских захоронений.
Валентин Дмитриевич Филатов – слева от моего отца. Правее Илона Сергеевна Филатова. Мамочка! Проглотила огромный ком, веки защипало от горячих слёз. Наступит ли когда-нибудь тот день, когда, придя сюда, я не буду плакать? Когда буду говорить им, что у меня всё хорошо? Когда на душе станет мирно и спокойно?
Втроём принялись прибирать мемориал. Тётя Варя протирала мраморные плиты и оградку тряпочкой, я же пропалывала клумбу с многолетними цветами. Репей и крапиву глубоко проросшую в почву, Максим подкапывал и убирал в кучу, которую после свалил за деревом, где не было захоронений. Закончив облагораживать территорию, возложила букет роз на постаменте родителей, а на памятник брата поставила оловянного солдатика.
– Валюша коллекционировал их, – слышу, как Варвара шепчет мужчине. – Антикварные. Не помню, как называется…
– Канониры, – пояснила я. – Начало двадцатого века. Германия. Немцы расписывали каждую игрушку в ручную. Этого солдатика не хватало в коллекции, потому что его глупая старшая сестра стащила игрушку, чтобы поиграть и забыла вовремя вернуть.
Мысль увела в прошлое, когда мне одиннадцать, а брату восемь. Родители ищут его солдатика, а я, испугавшись наказания за то, что взяла без спроса, солгала. Спрятала своё преступление там, где никто никогда не найдёт. Так и случилось. Теперь сама нашла в старых вещах за подкладкой девчачьего кошелька, в котором хранила коллекционные монеты.
– Он так и не узнал правду, – горько уронила я, глядя на солдатика.
– Думаю, он знал, – вдруг произнёс Максим и, взяв игрушку в руку, протянул мне обратно. – Он просто подарил тебе его, чтобы этот солдатик приглядывал за старшей сестрёнкой.
Сдерживать слёзы стало невмоготу. Дрогнувшей рукой приняла солдатика и, сжав в ладони, тоскливо приложила к груди, словно обнимая брата. Кухарка погладила мою понурую спину и перекрестилась.
– Надо помянуть, – и принялась раскладывать конфеты, печенья и хлеб. Максиму всучила свечи, веля поджечь фитили, я же не сводила глаз с фотографий на памятниках.
Боль с каждым приходом сюда была невыносима, но сегодня мне больней ещё на одну жизнь. Простите меня, мои любимые. Простите за то, что не с вами. За то, что отдала свою душу не вам, а вашему убийце. Я слабая… Но я смогу. Рано или поздно, но справедливость будет за нашу погубленную семью.
– Лерочка, может хочешь побыть с ними наедине? – Варвара, как всегда сентиментальна, но да, я хочу говорить с ними вслух, без посторонних ушей и глаз – только я и моя семья.
– Если возможно? – робко глянула на Максима, который отчего-то нахмурился.
– Конечно, дорогая, – Варвара Петровна тут же поспешила прочь, потянув за собой уперевшегося мужчину. – Отойдём, Максимушка. Там пока постоим…
– Не очень хорошая мысль, – он заметно занервничал.
– Будет тебе! – скороговоркой запричитала повариха. – Тут мёртвые кругом. Кого бояться? Просто чуть дальше уйдём и всё. Это недолго.
Женщина настойчиво повела его подальше от места захоронения семьи Филатовых.
Голоса стихли, и всё окружающее наполнили звуки леса и гул в моих висках. Присела возле мамы, погладив фото.
– Мам, – смотрела на мягкие черты лица. Впервые захотелось не жаловаться ей, а рассказать о чём-то хорошем, чудесном. – Я, кажется, влюбилась.
Краска стыдливой девчонки тут же наполнила щёки, словно признаюсь ей вживую.
– Это и правда прекрасно. Всё, как ты рассказывала. Ты так же любила папу, да? – но мне никто не ответит. – Мамочка, как же мне нужен твой совет… поддержка. Мне очень плохо без тебя, – закусила губу и прошлась кончиками пальцев по материнской улыбке.
Во время откровения оглохла и ослепла, не замечая, как ситуация вокруг меня накалилась.Тёмная пронырливая тень мелькнула средь оградок, подобно чёрной фурии или ветру. Услышала лишь издалека громкий отчаянный вопль Максима: