Страница 8 из 11
– Святая алкашня! – захохотала мать и с булькающим звуком приложилась к бутылке с пивом. – Из-за какого-то дурацкого недоразумения вы снова в двадцатке! Мне это чертовски нравится! Всем нынче насрать, умеешь ли ты петь или играть на гитаре. Всем интересно, сколько сантиметров у тебя член, с кем ты спишь, чем ширяешься и какие трусы носишь. Жизнь никогда еще не была такой простой, не так ли, сын?
Кай неопределенно пожал плечами, тоскливо глядя в темное окно в гостиной. В свете электрического зарева Хельсинки можно было различить пригорок, на котором он ее увидел. Еще позавчера она была там, а теперь наверняка наблюдает за финской ночью из запотевшего окна автобуса, мчащегося в Ивало. Подтянула колени к груди, худая и ломкая, греет замерзшие бледные руки в рукавах мешковатой куртки, волосы грязные, губы потрескавшиеся, под серыми глазами темные круги. Наверняка она голодная и хочет в туалет, но до остановки еще далеко. В соседнем кресле сидит толстый старик и время от времени пристает к ней с недвусмысленными разговорами. Хорошо, что она не знает финского. Сколько ей, интересно, лет? Нет, она наверняка достаточно взрослая, чтобы путешествовать по Европе в одиночку, хотя, слава Шенгену, кто ее знает? Отчаянная молодежь из бывших стран СССР частенько улепетывает на север в поисках работы, даже не дожидаясь аттестата зрелости.
– Кого хороним, сын? Твою спокойную жизнь и депрессивное лежбище тюленей в кровати? – игриво поинтересовалась мать, когда оставлять без внимания его понурое настроение было уже невмоготу.
– Да нет, я о той девчонке… – с тяжким вздохом признался Кай.
– Если опять скажешь, что влюбился, сучий ты потрох, я тебе яйца оторву!
– Мам, ну нет! Понимаешь… Такое странное чувство… Мне тяжело его объяснить… Короче, мне впервые в жизни хочется не трахнуть женщину, а защитить ее, что-то типа того… С тобой такое когда-нибудь случалось?
– Ну что ты такое несешь? Я вообще не интересуюсь женщинами! Нет, в студенчестве у меня, конечно, был опыт и я всерьез подумывала о крепкой лесбийской семье, но потом встретила твоего отца, залетела тобой, жизнь себе испортила…
Мать продолжала что-то булькать, все тише и тише, временами засыпая, временами посмеиваясь. А Кай продолжал смотреть сквозь окно гостиной на тот судьбоносный пригорок. Ночью он едва сомкнул глаз, все ломаясь догадками, как она там, а утром, серьезно обсудив все с матерью и заручившись ее одобрением, он нанял водителя и поехал в Ивало.
– Шеф, если мы не делаем остановок и едем на 20-30 километров в час быстрее, чем автобус, мы догоним его, скажем, в Ювяскюля? – будучи уже час в пути и следя за стрелкой навигатора в своем смартфоне, уточнил Кай у водителя.
Тот немного подумал и ответил:
– Скорее, в Куопио. По ночам автобусы остановок почти не делают и ходят очень швыдко. Хочешь пересесть на автобус, хэрра?
– Да… Или нет… Не знаю… – проблеял Кай несмело, набрал полную грудь воздуха и принялся объяснять: – Я еду за дочерью… У меня дочь… В старших классах учится… Мы вчера повздорили, она села в автобус до Ивало и уехала. Подростки, знаешь… Я пропсиховался и решил, что должен ее догнать. Я воспитывал ее один, знаешь, родное существо, так сказать… Не могу спокойно жить с мыслью, что она шляется по Финляндии совсем одна… Она у меня больна, к тому же… Знаешь, эта дурацкая мода среди девчонок… Они худеют и ни черта не едят, пока не сведут себя в могилу…
6
Утром, когда Кай снова рискнул поделиться с матерью своими переживаниями, она его выслушала и вынесла окончательный диагноз: в ее борове-сыночке проснулись отцовски чувства.
– Только на кой они тебе? – спросила она серьезно, сложив старческие руки на груди. Она еще в молодости так делала, когда собиралась обсудить с сыном что-то важное. Не наорать на него, не надавать по шее, а именно поговорить, как с разумным взрослым человеком. – Тоже, как я, хочешь своему ребенку жизнь испортить?
– Я не совсем понимаю…
– Семью иметь – это тебе не глотку на сцене рвать и не по ночным клубам шляться. Есть, конечно, на планете экземпляры, которые с одинаковым успехом и выводок воспитывают, и по гастролям катаются, но это не про тебя. Без обид, сынок, но одновременно ты умеешь делать только две вещи – сидеть на унитазе и ковырять в носу.
– Конечно, тебе же лучше знать, – закатил уставшие глаза Кай. И он вовсе не огрызался. Его мать когда-то была матерым режиссером, поэтому обладала редчайшим талантом не только различать в любом человеке сильные и слабые стороны, но и швырять их ему не в бровь, а в глаз.
– Хочешь потешить свою блажь – езжай за ней, нечего мне тут с кислой рожей сидеть, – вдруг на полном серьезе сказала она.
Кай дико уставился на нее в немом вопросе.
– Сопроводи ее до Ивало. Смотри, чтобы к ней не приставали всякие подозрительные личности. Покупай ей чипсы на остановках, дай мелочи, чтобы она могла скормить ее автомату со жвачкой. Запасись бургерами и газировкой, чтобы она не голодала в дороге. Купи ей теплые варежки, молодежный журнал и какой-нибудь милый брелок на телефон. Обсуди с ней проблемы современного поколения, попытайся втолковать, что нечего ей разъезжать по чужой стране в гордом одиночестве. Короче, дождись, когда она начнет психовать и огрызаться, и я тебя уверяю, желание стать папашей у тебя как рукой снимет!
– Да не хочу я папашей становиться! – представив всю эту картину, Кай раздраженно рыкнул. – Я бога благодарю уже за то, что он от славы рогатого муженька меня спас!
– Ну и вот. А проведешь время с девчонкой – лишний раз убедишься, что в семейной жизни тебе делать нечего. Только одно важное условие – ребенка своего не трахать!
– Мам! – закатил глаза Кай.
– Детей трахать плохо! Я понимаю, что наша славная страна – рассадник педофилии, но это не повод для гордости! Вот скажи мне, я когда-нибудь пыталась тебя трахнуть?
– Мам!
– А отец?
– Мам!!!
– Не мамкай, а ответь по-человечески! Этот сраный мудак когда-нибудь пытался тебя трахнуть?
– Конечно, нет!
– Кай, детка, ты уже большой, можешь рассказать маме правду! Он трогал твою попку?
– Нет!
– Странно… У тебя всегда была такая сладкая круглая попка, просто невозможно устоять…
– Мам!!!
И 47-летний двухметровый, стокилограммовый, бородатый, волосатый, косолапый Кай Хямяляйнен поскорее унес свою аппетитную попку в сторону Ивало, пока бурная фантазия и бескостный язык матери не заставили его провалиться сквозь землю от стыда.
7
– С девками одна беда, – вздохнул водитель солидарно. – Сначала они кружатся перед тобой в розовом платьишке, пищат: «Мой папочка самый лучший!», с разбегу бросаются тебе на шею, когда ты встречаешь их из школы, и верещат, когда колются о твою щетину. А потом у них вырастают молочные железы, они становятся невыносимыми, и самое ласковое, что ты можешь от них услышать, это: «Папочка, дай денег на новые джинсы». А потом ты включаешь свет в гостиной и видишь, как какой-то уголовник героиново-рокерского вида тискает твою принцессу на твоем же диване.
– Ой… – поежился Кай. Сколько раз в своей бурной молодости он оказывался тем самым уголовником героиново-рокерского вида, которого заставали врасплох разъяренные папаши его подружек! – Ну, мою я еще ни разу с парнями не ловил… – быстренько сочинил он для поддержания разговора.
– В любом случае, когда девчонки взрослеют, отцы уходят на десятый план, – снова вздохнул водитель. – Да и мальчишки тоже хороши. Я по детству сильно отца любил. То на рыбалку с ним ходил, то на санях мы с ним катались, то на гитаре он меня играть учил. А как вырос, про отца и думать забыл. Друзья появились, девушки, тусовки…
– А я без отца рос, – вдруг признался Кай, впервые почувствовав, как в его могучей волосатой груди екнуло сердце. Без отцовского общества он никогда не страдал. Видимо, душевный монолог водителя его просто растрогал. – Родители развелись, когда я был маленьким. Я гостил у него на каникулах и иногда в выходные. Он не особо со мной возился. У таких людей, как он, всегда на первом месте работа. Но в остальном не обижал. И бабла подкинет, и приютит, и из полицейского участка заберет. Я ж сорвиголова в юности был.