Страница 10 из 76
Я моргаю. Это так близко к тому, о чем я думала, что это почти жутко.
— Ты самый странный человек, которого я когда-либо встречала.
Теперь его очередь настороженно взглянуть на меня.
— Что?
— Вот именно. Что? Что это за угроза такая? Ты беспокоишься о своих этажах?
— Это хорошие полы.
Он что, шутит? Я могла бы поверить в это кому-нибудь другому, но Аид выглядит таким же серьезным, как и тогда, как я увидела его стоящим на улице, как какой-то мрачный жнец. Я хмуро смотрю на него.
— Я тебя не понимаю.
— Тебе и не нужно меня понимать.
Просто оставайся здесь до утра и постарайся подавить желание сделать что-нибудь, чтобы еще больше навредить себе. — Он кивает на дверь, спрятанную в углу. — Ванная комната там. Старайся ходить поменьше, насколько это возможно. — А затем он ушел, открывая дверь и тихо закрывая ее за собой.
Я медленно считаю до десяти, а затем делаю это еще три раза. Когда никто не врывается, чтобы проверить меня, я медленно пододвигаюсь к телефону, невинно стоящему на тумбочке. Слишком невинно? Конечно, нет никакого способа позвонить так, чтобы меня не подслушали. С этими секретными туннелями Аид, похоже, не из тех, кто оставляет здесь лазейки для нарушение безопасности. Вероятно, это ловушка, что-то, предназначенное для того, чтобы я выдала секреты или что-то в этом роде.
Это не имеет значения.
Я боюсь Зевса. Злюсь на мать. Но я больше не могу оставлять своих сестер в неистовстве из-за моего местонахождения. Психея уже наверняка позвонила Каллисто, и если в моей семье и есть кто-то, кто будет бесноваться на Олимпе, наступать на пятки и угрожать, пока меня не найдут, то это моя старшая сестра. Мое исчезновение уже подожжет осиное гнездо. Я не могу позволить своим сестрам сделать что-либо, чтобы усугубить ситуацию, которая и без того является полным беспорядком.
Сделав глубокий вдох, который нисколько не укрепляет меня, я беру трубку и набираю номер Эвридики. Она единственная из моих сестер, кто ответит на незнакомый номер с первой попытки. И действительно, через три гудка на другом конце линии раздается ее запыхавшийся голос.
— Алло?
— Это я.
— О, слава богам. — Ее голос становится немного отстраненным. — Это Персефона. Да, да, я
включу громкую связь. — Секунду спустя линия становится немного нечеткой, когда она делает именно то, что сказала. — У меня здесь Каллисто и Психея. Где ты?
Я оглядываю комнату.
— Вы бы мне не поверили, если бы я вам сказала.
— Попробуй. — Это от Каллисто, категоричное заявление, в котором говорится, что она в
полсекунде от того, чтобы попытаться понять, как проползти по телефонной линии, чтобы задушить меня.
— Если бы я поняла, что ты собираешься уйти в ту же секунду, как я пошла за твоей сумочкой, я
бы не оставил тебя одну. — Голос Психеи дрожит, как будто она на грани слез.
— Мать разрывает верхний город в поисках тебя, и Зевс…
Каллисто обрывает ее.
— К черту Зевса. И мать твою тоже к черту.
Эвридика ахает.
— Ты не можешь говорить такие вещи.
— Я только что сказала.
Вопреки всякой причине, их ссоры успокаивают меня.
— Я в порядке. — Я бросаю взгляд на свои забинтованные ноги. — В основном в порядке.
— Где ты?
У меня нет плана, но я знаю, что не могу вернуться домой. Вернуться в дом моей
матери — все равно что признать свое поражение и согласиться выйти замуж за Зевса. Я не могу этого сделать. Не буду.
— Это не имеет значения. Я не вернусь домой.
— Персефона, — медленно произносит Психея. — Я знаю, что тебе это не нравится, но мы должны
найти лучший выход, чем бежать в ночь. Ты женщина с планом, а сейчас у тебя его нет.
Нет, у меня нет плана. Я свободно падаю так, что чувствую себя в опасности, и ужас пробегает по моему позвоночнику.
— Планы будут адаптированы.
Все трое молчат, достаточно редкое явление, которое я хотела бы оценить по достоинству. Наконец Эвридика спрашивает: — Почему ты звонишь сейчас?
Вот в чем вопрос, не так ли? Я не знаю.
— Я просто хотела, чтобы вы знали, что я в порядке.
— Мы поверим, что с тобой все в порядке, когда узнаем, где ты. — Каллисто все еще звучит так,
будто готова сразить любого, кто встанет между ней и мной, и я выдавливаю улыбку.
— Персефона, ты просто исчезла. Все отчаянно ищут тебя.
Я перевариваю это утверждение, разбирая его на части. Все отчаянно ищут меня? Они уже упоминали маму раньше, но до сих пор я не мог связать все воедино. Не имеет никакого смысла, что она уже не знает моего местоположения, потому что…
— Зевс знает, где я.
— Что?
— Его люди следовали за мной всю дорогу до Кипарисового моста. — При мысли об этом меня
бросает в дрожь. Я не сомневаюсь, что у них были инструкции отвезти меня обратно, но они могли легко схватить меня в нескольких кварталах от башни Додона. Они решили преследовать меня, чтобы усилить мое отчаяние и страх. Ни один подчиненный Зевса не осмелился бы сделать что-то подобное со своей предполагаемой невестой… если только им не приказал сам Зевс.
— Он ведет себя так, будто не знает, где я?
— Да. — Гнев еще не совсем исчез из голоса Каллисто, но он поутих. — Он говорит об организации
поисковых отрядов, а мама трепещет у его локтя, как будто она еще не приказала сделать то же самое со своими людьми. Он также мобилизовал свои частные силы безопасности.
— Но зачем ему это делать, если он уже знает, где я нахожусь?
Психея прочищает горло.
— Ты переходил по Кипарисовому мосту?
Черт. Я не хотела, чтобы это ускользнуло. Я закрываю глаза.
— Я в нижнем городе.
Каллисто фыркает.
— Это не должно иметь значения для Зевса.
Она никогда не обращала особого внимания на слухи о том, что пересечь реку почти так же невозможно, как покинуть Олимп. Честно говоря, я тоже не совсем в это верила, пока не почувствовала это ужасное давление, когда сделала это.
— Если только… — Эвридика овладела своими эмоциями, и я практически вижу, как у нее
кружится голова. Она играет легкомысленную девицу, когда ей это удобно, но она, наверное, самая умная из нас четверых.
— Раньше город был разделен на три части. Зевс, Посейдон, Аид.
— Это было давно, — бормочет Психея. — Зевс и Посейдон теперь работают вместе. А Аид — это
миф. Мы с Персефоной как раз говорили об этом сегодня вечером.
— Если бы он не был мифом, Аидабыло бы достаточно, чтобы заставить Зевса задуматься.
Каллисто фыркает.
— За исключением того, что даже если бы он существовал, он ни за что не был бы таким же
плохим, как Зевс.
— Он не такой. — Слова вырываются наружу, несмотря на все мои усилия удержать их внутри.
Черт возьми, я хотела держать их подальше от этого, но, очевидно, это не сработает. Я должна была догадаться об этом в тот момент, когда набрал номер Эвридики. За пенни, за фунт. Я прочищаю горло.
— Неважно, кто он, он не так плох, как Зевс.
Голоса моих сестер сливаются, когда они выражают свое потрясение.
— Что?
— Ты ударился головой, когда убегал от этих придурков?
— Персефона, твоя одержимость выходит из-под контроля.
Я вздыхаю.
— У меня нет галлюцинаций, и я не ударился головой. — Лучше не говорить
им о моих ногах или о том факте, что я все еще немного дрожу, даже после того, как меня укутали. — Он настоящий, и он был здесь все это время.
Мои сестры снова молчат, переваривая это. Каллисто ругается.
— Люди бы знали.
Это должно было быть так. Тот факт, что мы все это время считали его мифом, говорит о большем влиянии, которое хотели стереть об Аида с лица Олимпа. Это говорит о вмешательстве Зевса, потому что у кого еще есть сила провернуть что-то подобное? Может быть, Посейдон, но если это не касается моря и доков, то его, похоже, это не волнует. Ни один из остальных Тринадцати не обладает такой властью, как унаследованные роли. Никто из них не посмел бы присвоить себе титул Аида, по крайней мере, в одиночку.