Книга утраченных имен

Дверь в церковь распахнулась. Ева ожидала, что сейчас появится отец Клеман и, прихрамывая, пойдет по проходу между рядами скамей. Но вместо этого в храм вошла молодая пара примерно ее возраста. Мужчина надвинул шляпу на глаза, а у женщины, чья голова была покрыта тонким платком, был весьма настороженный вид. Она водила глазами по сторонам и, заметив Еву, перекрестилась. Молодой человек дернул ее за руку и повел в глубь церкви к двери, на которой висела маленькая табличка с надписью «Исповедальня». Они оба исчезли за ней.

Ева обернулась и посмотрела на крест, что-то ее встревожило. Разве католики исповедуются не поодиночке? По книгам у нее сложилось именно такое впечатление. Но дело не только в этом. Она могла поклясться, что молодая женщина перекрестилась неправильно. Ева видела, как крестился Жан Габен в фильме, – в каком точно, она не помнила, – возможно, в «Великой иллюзии», или «Человеке-звере», или «Набережной туманов». Но ей врезалось в память, что сначала он дотронулся до головы, потом – до груди, затем – до левого плеча и после – до правого. Эта же взволнованная женщина прикоснулась ко лбу, к правому плечу, к груди и в конце – к левому плечу. Получившаяся фигура по форме больше напоминала алмаз, а не крест.

Ева притворилась, будто молится, и стала ждать, когда пара вернется после исповеди. Если они оба были католиками, то что еще им там делать? Время шло, Ева снова подняла глаза к статуе Иисуса, выполненной в мельчайших подробностях. Он выглядел как живой человек, его лицо было полно страдания и боли, и Ева задумалась о том, каким гонениям он подвергся при жизни. Жизнь Иисуса никогда ее особенно не интересовала. Она не верила, что он был Мессией, однако считала его хорошим человеком, с которым жизнь обошлась несправедливо. Похоже, это была старая как мир история: людей, которые чем-то отличались от большинства, уничтожали.

Вдруг тишину нарушил скрип дверных петель. Ева незаметно обернулась и увидела, что пара уходит. Мужчина нес стопку бумаг, которые он засунул себе под рубашку перед тем, как открыть входную дверь. Солнечный свет проник в церковь и так же быстро исчез вместе с парой. Ева нахмурилась и опять обернулась к Иисусу.

– Ты, наверное, знаешь, что тут творится? – тихо проговорила она ему. – Ты ведь все видишь, не так ли?

– Он видит. Или по крайней мере мне хотелось бы в это верить.

Ева вскрикнула и обернулась влево, где примерно в двух метрах от нее на скамье спокойно сидел отец Клеман.

– Откуда вы появились? – Сердце Евы бешено забилось.

– О, я подсел к вам, пока вы наблюдали за тем, как уходят мои гости. Никогда не забывайте оглядываться по сторонам. Пусть это будет для вас одним из первых уроков.

– Уроков?

– Но, думаю, вы тоже можете нас кое-чему научить, – продолжал он. – И, отвечая на ваш вопрос, скажу, что мне нравится верить, будто Господь следит за всеми нами. Это позволяет мне чувствовать себя чуть более защищенным среди хаоса и неопределенности. Надеюсь, вы также сможете найти в этом немного утешения. – Он встал и пошел прочь. Ева смотрела ему вслед. Он уходит? Что это означало? Но он оглянулся и улыбнулся ей. – Ну что, моя дорогая? Вы идете?

– Куда?

– Сейчас увидите. – Он не стал дожидаться ее ответа и, прихрамывая, пошел дальше. Ева колебалась всего секунду, а затем последовала за пастором. Он отпер дверь справа от алтаря и вошел внутрь, даже не оглянувшись. Еще раз посмотрев с волнением на статую Иисуса, она шагнула за ним.

– Добро пожаловать в нашу библиотеку, – сказал отец Клеман, закрывая за ней дверь, пока Ева с изумлением рассматривала помещение.

Ей показалось, будто она попала в сказку: комната была заполнена книгами, вдоль дальней стены, над книжными полками, располагались окна примерно в метр высотой, каждое – с витражными стеклами. Сквозь них проникали разноцветные лучи, падавшие на бесчисленные фолианты в кожаных переплетах, которые стояли плотно друг к дружке и занимали практически все поверхности в помещении. Посреди комнаты находился деревянный стол, а по его краям – два деревянных стула.

Ева, как зачарованная, потянулась к книжной полке и достала первую попавшуюся книгу. У нее был коричневый кожаный переплет, потрепанный на уголках, и на корешке золотом вытиснены полустершиеся золотые цветы и завитки, а также название: «Послания и Евангелия». Она с благоговением провела пальцами по обложке. Книге было, наверное, лет двести.

– Я думаю, ее напечатали в 1732 году, – сказал отец Клеман, словно по-прежнему читая ее мысли. Она подняла глаза, не выпуская книгу из рук, а он улыбнулся ей и обвел взглядом комнату. – Большинство собранных тут книг изданы еще до Французской революции. Эта церковь стоит здесь с давних времен, и наша библиотека – одна из главных сокровищниц города. Честно говоря, это мое самое любимое место на свете, я прихожу сюда, когда мне требуется уединение. Я подумал, что вам здесь тоже может понравиться.

– Какое великолепие, – пробормотала Ева, на мгновение потеряв бдительность. Книги, в каком бы уголке света они ни находились, всегда ассоциировались у нее с домом. – Вы можете приходить сюда в любое время, когда только захотите? – спросила она. Ева с неохотой положила книгу на стол, но ей не терпелось рассмотреть и те, что стояли на полках.

Отец Клеман усмехнулся:

– Да, думаю, что в любое.

Ева посмотрела на него, и он улыбнулся. Лицо у него было открытым, расслабленным, и ей показалось, что он так же очарован этим местом, как и она.

– Зачем вы меня позвали?

– Думал, что мы могли бы помочь друг другу.

Ева снова насторожилась:

– Помочь друг другу?

Улыбка исчезла с его лица, и, хотя глаза по-прежнему оставались добрыми, в них сквозила неуверенность. Создавалось впечатление, что он старательно обдумывал каждое слово.

– Документы при вас? Я могу взглянуть на них?

– Зачем? – Ева попятилась к закрытой двери. Не могла ли эта чудесная библиотека оказаться всего лишь ловушкой? Позволившей ей ненадолго прикоснуться к совершенству, перед тем как капкан захлопнется навсегда?

– Перестаньте, мадемуазель, я уже сказал, что не желаю вам зла. – Он потер шею – казалось, что подбирает подходящие слова: – Ну хорошо, я не стану ходить вокруг да около. Нам нужен человек, обладающий, скажем так, художественными навыками.

– Художественными навыками?

– Да, определенными приемами, которые позволят ввести в заблуждение даже самого бдительного служителя закона. А людям, не сделавшим ничего дурного, вырваться на свободу.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

Он выглядел слегка растерянным:

– Ну, видите ли, нам с друзьями удалось раздобыть кое-какие материалы. Но потребность в них растет слишком быстро, и мы не успеваем оказывать свои услуги в должной мере. Мадам Барбье поддерживает меня, и она считает, что нам могли бы пригодиться ваши способности.

Ева глубоко вздохнула. У нее было такое чувство, словно она сейчас должна спрыгнуть со скалы и назад дороги у нее уже не будет.

– Вы говорите о подделке документов?

Он замер, встретившись с ней взглядом.

– Да. Да, мадемуазель. Именно об этом. Еще раз прошу, нельзя ли мне взглянуть на ваши документы?

Она немного помедлила, а затем достала их из кармана и молча передала ему. Священник, морща лоб, принялся изучать их. В ее душу закралось сомнение, не совершает ли она ошибку, доверившись ему.

Наконец он поднял глаза:

– Очень хорошо. Мадемуазель Фонтен, не так ли?

– Да, разумеется. Ведь так написано в моем удостоверении личности.

– Конечно, написано. – Он улыбнулся ей. – Что ж, мадемуазель Фонтен, вы произвели на меня впечатление. И теперь, если честно, я с еще большим рвением попрошу вас об одолжении.

Что будет, если она поможет еще кому-нибудь спастись, – точно так же, как спаслись они с матерью? Но она не смела и думать об этом, пока жизнь ее отца все еще оставалась в опасности. Ева откашлялась: – Знаете, я бы охотно вам помогла, но есть одна проблема. Мой отец арестован. Это недоразумение. – Она посмотрела ему в глаза: – В Париже несколько дней назад была большая облава. В тот день забрали много евреев.