Страница 5 из 27
Тихий щелчок. Горохов взвёл курок, с холодной отстранённостью прицелился капитану в грудь. Тридцать метров, возвышенность, цель не движется – тут не промахнёшься. Честно говоря, он не хотел стрелять. Но деваться ему было некуда.
Выстрел! Жупан сразу мешком валится на палубу, а лысый, которого уже втолкнули на палубу, падет рядом, бьётся своею лысой головой о металл. Горохов спокойно взводит курок, не торопясь целится. Больше никаких сожалений. Чернявый как раз поворачивается к инженеру лицом. Он не сразу увидел, что Жупан мёртв. Лица его за маской не видно, чернявый озирается, глаза, кажется, у него удивлённые: что это? Какого…? Кто стреляет?
Выстрел. Он тоже получает пулю в сердце. Почти плашмя падает тут же на песок. Горохов снова взводит курок. А лысый уже всё понял, брюхо разорвано, но жить-то ему хочется, придерживая рану на животе, он пытается на боку ползти по палубе.
Выстрел. На этот раз инженер торопится и стреляет плохо. Пуля бьёт лысого под правую ключицу. Теперь он даже и ползти не может. Горохов выругал себя, это не дело, нельзя в идеальных для стрельбы условиях так мазать, и снова взвёл курок. Выстрел. Теперь исправился. Эта пуля добивает несчастного. Четыре патрона – дело сделано. Он вытряхивает стреляные гильзы, но не выбрасывает их, прячет в карман, а на их место вставляет новые патроны. Ещё раз осматривается, чтобы убедиться, что вокруг никого. Тишина, река, песок, камни и небо с белым солнцем и без единого облачка. Он один тут живой. Только после этого инженер берёт обрез, встаёт и начинает спускаться к реке.
Дело нужно доделать. И сначала он снимает пыльник. Пыльник выцветший, почти белый, на нём не должно остаться никаких пятен. Перчатки он тоже снимает. Подходит к телу чернявого. Не без труда взваливает его себе на плечо и, утопая во влажном песке, закидывает его на палубу, к уже лежащим там двум телам. Затем он подбирает старенькую винтовку, маску, две шляпы, всё, всё летит на палубу. Тут ничего не должно остаться. Инженер осматривается, кроме его вещей и лопаты, ничего на берегу больше нет. Тогда он подходит к лодке и, упираясь в борт, пытается столкнуть её, оттолкнуть от берега. Это дело безнадёжное. Придётся лезть в рубку. Когда плыли вверх по течению, он, от нечего делать, запоминал все действия Жупана. В общем, имел некоторое представление об управлении плавсредством. Тут, в закрытом помещении, ещё сохранилась прохлада. Горохов жмёт чёрную кнопку с подписью «Мотор». Сразу по палубе прошла дрожь. Рык, выхлоп чёрного дыма на корме. Ровное урчание. Отлично, мотор – есть. Он берётся за рычаг. За тот, что справа от штурвала. Тянет его до отметки «М.З.» – малый задний. И сразу лодка едва заметно дёрнулась. Горохов сразу выскакивает из рубки. И вовремя.
Лодка медленно сползает с берега, он успевает спрыгнуть.
Жупан и два его товарища поплыли, лёжа на палубе, вниз по течению. Инженер на них не смотрит, пусть плывут. Теперь ему нужно разобраться со схроном. Он, чуть подумав, решает ничего не выкапывать. Снова накидывает песка. Разравнивает его. Присыпает лопату. Большой веткой колючки заметает следы. Осматривается. Да, всё нормально. Вечерний заряд поднимет песок с пылью, и уже никто не разглядит и намёка на то, что здесь что-то происходило. Он собирает свои вещи и поднимается наверх, к скале, похожей на клык. Оттуда бросает взгляд на реку, на уплывающую по течению кормой вперёд лодку. Если её и найдут, то всем будет ясно, что мужичков, что плыли на ней, расстреляли с берега дарги. Обычное дело. Такое здесь случалось уже не раз.
Он вернулся к мотоциклу, выпил воды, ввернул свечу зажигания. Настроение было дрянь, но нужно было делать дело. Он вытащил из потайного кармана в левом рукаве пыльника карту на тонкой прозрачной бумаге, снова достал секстан и компас. Уселся в тени камня и минут десять сидел, прикидывая, куда ему ехать. Когда разобрался с картой – понял, что ехать ему недалеко. Нужное место было отсюда в получасе-часе езды. Солнце быстро ползло всё выше и выше так, что тянуть было нельзя.
Горохов поехал на северо-восток, почти навстречу ползущему вверх солнцу. Петляя между барханов, отъехал километров на пять от реки и там остановился, заглушил мотор и с огромным удовольствием стянул с лица маску. Фу, наконец-то можно было вздохнуть без усилия. Он пару раз ударил влажной маской об перчатку. На перчатке остался влажный след, конденсат от выдоха. Он был уверен, что в маске немало страшных спор красного грибка. Но тут, вдали от реки, в местном зное и сухости, споры долго не выживают. Инженер бросил маску на горячий бак мотоцикла, чтобы сохла, и достал сигарету. Пошёл размять ноги и, покуривая, стал приглядываться к окружающим его пескам. Сразу бросились в глаза две цепочки следов. Дрофы. Не очень хороший знак. Нет, ничего против этих больших и вкусных птиц он не имел, наличие дроф – подтверждение того, что тут в достатке саранчи и гекконов, и верный знак того, что тут меньше пауков, чем везде. Птица ими не брезгует, их страшный яд её не берёт, но вместе с дрофами тут должны быть и вечные её преследователи – сколопендры. Значит, нужно быть настороже. Он взобрался на бархан и пару минут смотрел во все стороны. Ничего необычного, кроме… Он поглядел на термометр – обалдеть: сорок два, а ведь ещё и десяти нет. Жарко. Надо было выпить воды, и он вернулся к мотоциклу.
Следы дроф тут были повсюду. А ещё он нашёл окурок, он был несвежий, почти занесённый песком. Осмотрев окурок, он его выбросил и завёл мотор. Следы мотоциклов или квадроциклов на песке живут обычно до вечера, не более. Как только на землю спускаются сумерки, поднимается резкий порывистый ветер, его называют зарядом, длится заряд недолго, минуту, две, три, иногда пять минут, но за это время песок и пыль затирают в степи все следы. Но вот окурок песком на замело. Где-то тут должны были быть люди. Далеко от реки они никогда не уходят. Им нужна вода и масло из рыб для моторов. А кто таскается по степи, не имея постоянного места? Степняки, кочевники, бродяги – казаки. А с этими людьми нужно было быть осторожным, любой молодой воин из этих кочевых сообществ может убить, выстрелив из-за любого бархана просто потому, что ему нужен мотоцикл.
Поэтому инженер не гнал, ехал аккуратно, останавливался, приглядывался, прислушивался. И уже через час заметил то, что искал. В полукилометре от него на длинном бархане была растянута сеть. Он поехал к ней. Пока ехал, увидал ещё одну. И нашёл место, где собранную саранчу перерабатывали. Теперь там пировал десяток гекконов, жадно пожирая выброшенные людьми головы и жесткие крылья и лапы насекомых. Люди здесь были утром, ещё недавно. Следы колёс на песке, ещё один окурок. И дальше, на восток и на юг, на самых высоких и длинных барханах стояли сети. Он нашёл тех, кого искал. Инженер сначала достал карту и отметил это место. Затем, разорвав упаковку с бинтом, оторвал полметра. Светлая тряпка на колу значила – мне нужно с вами поговорить. Любая другая – убери сети с моей земли. Горохов собирался поговорить. Он влез на бархан и привязал к одному из кольев, на которых крепилась сеть, этот кусок бинта. Завтра на рассвете инженер снова будет тут, он наделся, что теперь хозяева сетей в него сразу стрелять не будут.
Глава 4
Дальше снова дорога с бесконечными петлями вокруг бесконечных барханов. Но на сей раз Горохов ехал на место, указанное в его карте. Где-то как раз между казачьими кочевьями и Полазной он нашёл нужную ему местность. Здесь все барханы были испещрены свежими следами дроф, он даже в тени, под камнем, в относительной прохладе, нашёл гнездо с кладкой в десяток крупных яиц. О, редкий деликатес. Но инженер даже не подумал забрать яйца. Может потому, что… Он сегодня уже убивал. Горохов посидел рядом, поглядел на яйца и пошёл по своим делам. Инженер опять достал секстан, карту и компас, залез на камень, осмотрелся, потом спустился, сел в тени и высчитал своё местоположение. Да, он был там, где нужно. Прямо в центре большой низины, которая была отмечена на его карте. Теперь карта ему была больше не нужна. Он достал сигарету, прикурил её, а после поджёг тонкую бумагу. Посмотрел, как она сгорает. Пепел перемешал с песком. Докурил, закопал окурок, сел на мотоцикл, завёл мотор.