Страница 18 из 28
– Так ведь каждый унитаз возомнит, что имеет право критиковать творческие принципы Ниагарского водопада! – подкреплял он свои доносы невесть откуда сдёрнутым и не к месту вставленным афоризмом.
Но особо ярился Владимир Натаныч сознанием того, что местные вольнодумцы своим стилем работы ни много, ни мало, а прямо-таки развращают редакционный коллектив «Вечернего обозрения:
– Развёл, понимаешь, наш Сокольский неслыханное панибратство! Читает материалы не в распечатках, как всюду заведено, а шпарит прямо с экрана. Молодёжь уже забыла, что такое красная редакторская ручка! Посадит рядом с собою автора и ну показывать, как должно выглядеть каждое предложение…
Дальше, как правило, следовали, – Витас уже предвидел эту боль зубовную – отсылы к их совместному прошлому:
– Помнишь, как в нашей с тобой молодости бывало? Все как осиновые листы тряслись, получая выправленные главредом листы! И никто нам не подсказывал, как и что следует писать. На своих собственных ошибках набирались опыта. Тогда разговор был короткий: пришёл в газету – значит, сам с усам, соответствуй статусу без наставлений. Не могёшь – иди гайки точи, или осваивай школу жизни где-нибудь в других местах! Зря, что ли, мы, редакции ведомственных многотиражек, как и парткомы с завкомами, относились к номенклатуре?!.
А сейчас? Вместо требовательной начальственной правки Романыч по словечку разбирает с подчинёнными сдаваемые опусы, зачем-то учит литсотрудников, как надо писать, хотя это никак не входит в его прямые обязанности. К чему может привести этакая демократия? Только к расхлябанности среди корреспондентов и подрыву авторитета остального руководства! Люди начинают носиться со своим сраным мнением, как с писаной торбой. Триш порой прямо и не знает, как удержать в узде свой коллектив. – Гласность гласностью, но и края нужно видеть,– стенал Владимир Натаныч, давая понять старому собутыльнику, что неплохо бы окоротить Андрея Романовича сверху.
Курилов, хотя и имел весьма относительное представление о важности редактуры в газетном производстве, всё же был согласен со своим соглядатаем: коллектив, особенно творческий, требует железной узды. Наверное, и впрямь надо бы помочь Тришу покрепче натянуть поводья…
По донесениям Ниткина также выходило, что главным гнилым плодом Андрюхиного либерализма является Лариса Лебедева:
– А эта и вовсе почувствовала вольную волю, совсем страх и почтение к вышестоящим потеряла. Мнит себя звездой незакатной! Невесть каким макаром (хотя нам-то с тобой, взрослым мужикам, не надо объяснять – каким!) свела знакомства с прокурорскими и милицией, постоянно таскает от них разные жареные штучки. Всякая шушера – есть же ещё верящие в силу печатного слова дурачки, блин! – тащится к ней со своими бедами. Уже целая очередь на прием стоит. А Лорку хлебом не корми, дай только в чьём-нибудь дерьме покопаться! Гнёт и гнёт свою линию, пишет не что прикажут, а что её светлости пожелается. Я вместе с Тришем и рады бы эту самодеятельность к ногтю прикрутить, да как её против шерстки-то погладишь, ежели сам чёрт ей не брат! Нашего влияния на эту заразу уже не хватает…
…Скромный Ниткин уже ставил себя на одну доску с главным редактором…
Обычно о вольностях набирающей обороты хваткой журналистки Курилов слушал невнимательно, особого беспокойства не выражал. Чаще всего после очередных нападок на Лебедеву он скабрёзно ухмылялся, не без подкола интересуясь, когда уже у Натаныча перестанут саднить щёки после Лориных ласк (однажды за полупьяным трёпом Ниткин посвятил Витаса в свои прежние отношения со «звездочкой»).
Однако Ниткин упорно продолжал своё зудение о том, что, мол, Лебедева взяла очень неправильный и даже опасный тон и с руководством, и с коллективом газеты.
– А на неё глядючи, и другие скребутся петь такую же песенку. Про спонсоров детдома писать не хочу, а хочу порыться, почему в новом доме вдруг угол обвалился! Будто некому больше в этих углах рыться! Всякая сошка то и дело норовит вытащить на свет божий что-нибудь из проколов районов или города. Мне едва удаётся отбивать от публикации темы, которые бы вам, господин Курилов, очень не понравились. Тришу Лариска давно поперёк горла; он всё думает, куда бы такое сокровище сплавить. Да терпит, против её прокурорских-то дружков у него руки коротки. Вот если бы мэрия…
Вода камень точит. Постоянные капли доносов о том, что корреспонденты «Обоза» взяли моду лезть в дела городских структур, стали настораживать Виталия Семёновича. В самом деле, не поговорить ли с этой выскочкой Лебедевой по душам – так, как он, Курилов, умеет?
Это желание окрепло, когда Ниткин прискакал в кабинет к Курилову, разнюхав о замышляемой Лебедевой бомбе против семейства Валерия Кротова. На этот раз дело, похоже, принимало оборот крайне нежелательный. После совещания у Триша Володька немедленно доложил, что, мол, так и так, девушка имеет какой-то особо пасквильный материал об уважаемом лице, приближённом к самому депутату Мурину. Уж как он, Ниткин, силой своей личности ни противодействовал проискам «Обоза», руководство газеты во главе Тришем, который вдруг напрочь политически ослеп, его доводам не вняло.
Мурин в тот период являлся негласным папой города, по его указке жила вся городская верхушка. Поэтому достаточно было назвать эти две фамилии – Мурина и Кротова, – чтобы Витас встал в стойку. Он велел Ниткину покуда волну не гнать, но хорошенько следить за освещением озвученной темы. Обо всех телодвижениях «Обоза» срочным порядком ему докладывать.
А сам тут же побежал к мэру для консультации.
Уф-ф! Курилов и предполагать не мог, какое действие возымела принесённая на его хвосте новость. Мэр взбеленился и потребовал, чтобы Виталий абсолютно минимизировал упоминание о Кроте на городской территории:
– Репутацию этого человека не марать! Он мне нужен. Не твоего ума дело, зачем. Ты одно должен уяснить: трогать не моги. Своим креслом ответишь, а то и ещё чем-нибудь поважнее, если допустишь, чтобы его полоскали в СМИ, – примерно так, если опустить ненормативный слэнг, выразился градоначальник, стукнув кулачищем по объёмистому столу, оставшемуся от председателя горисполкома.
Это был жёсткий приказ.
Но выполнить его Витас не успел: город взорвала новость о том, что «автором» найденных бочек с трупами как раз является тот самый Валерий Кротов. Как ни был Виталий Семёнович всесторонне осведомлён, ньюсмейкером каких завтрашних, а то и послезавтрашних новостей ни являлся, а утаить в мешке столь острое шило даже он был не в силах. Да и вообще кто в городе смог бы оградить двойного убийцу от нарастающего кома народной молвы?
Над головой главного по СМИ нависли тучи начальственного гнева.
Чтобы как-то спасти своё седалище, он придумал хитрый контр-ход. Если уж в неожиданно создавшихся обстоятельствах невозможно заставить газеты и ТВ совсем замолчать на тему Крота, то, по крайней мере, следует сделать так, чтобы они лаяли под его, Витаса, контролем.
С этой идеей Курилов и подкатился к руководству. Хотя со скрипом, но задумку признали дельной. Был испрошен карт-бланш на жёсткие меры к тем медийным нахалам, которые позволят себе отступить от спускаемого Витасом указания. Такой карт-бланш означал, что новый отряд профессиональных репортёров и корреспондентов пополнит ряды безработных.
Мэр велел делать со СМИ всё, что Курилов найдёт нужным, лишь бы нейтрализовать вой, который обязательно вот-вот поднимется.
Первое, что пришло на ум Курилову, – запретить всяческие публикации, связанные с личностью Крота. При Советах и КПСС идеологами партии так и делалось: из новостного поля начисто вымарывалась любая нежелательная информация. Замалчивались даже заметнейшие события в жизни страны, а уж на уровне города или района вообще не возникало проблем с сокрытием фактов. Просто отдавались команды редакторам или директорам СМИ, и о том или ином случае информация попросту не возникала. События будто и не бывало. Ну а изустная передача? Так мало ли какая тёмная баба другой такой же темноте чего наболтала! Самой правдивой на свете официальной прессе о разных россказнях ничего не известно. Напраслина, глупый вымысел. Раз в газетах не написали, значит, ничего и не произошло.