Страница 3 из 4
С этими словами Шимон поцеловал ошеломленного юношу в лоб, вложил в его руку несколько монет, встал, прикрыл правой рукой глаза и, раскачиваясь, словно в танце пропел:
– Шма Исраэль Адонай Элоэйну Адонай эхад…
И перейдя на шепот, добавил:
– Барух шем квод малхуто лэолам ваэд…
Поклонился и ушел в ночь, сказав на прощание:
– Ищи себя! Ищи себя, сынок!
Потолкавшись немного по оживленным, зимним дорожкам дворцового сада, Соломон и Европа пришли в театр, где полным ходом шла подготовка к показу оперы «Орфей». Премьера оперы состоялась в феврале 1607 года при Мантуанском дворе во время традиционного ежегодного карнавала. Именно тогда, по приказу герцога был построен новый театр на 1000 мест. И вот сегодня, спустя пять лет, главный капельмейстер, организатор всей музыкальной жизни при герцогском дворе, композитор Клаудио Монтеверди вновь решил порадовать герцога и его гостей своим шедевром. Музыканты оркестра настраивали инструменты и пребывали в ожидании маэстро. В последние годы Клаудио все больше и больше изъявлял желание переехать в Венецию и большая часть работы, связанная с оркестром была поручена Соломону. Сегодня же Соломону предстоит сыграть несколько сольных партий, а дирижировать оркестром будет сам Монтеверди. Особая честь выпадала Европе, по сути это был ее звездный час, так как ей было предложено исполнить несколько вокальных партий. Главную же партию исполняла известная итальянская певица Элеонора Барони. Европа очень волновалась, и на то были веские причины. В премьерном показе оперы, партии, которые ей предстояло сегодня исполнить, пела супруга Клаудио Монтеверди – Клауди Каттанео. Жизнь, которой трагически оборвалась вскоре после этого грандиозного события.
В указанное время гости заняли свои места и погрузились в удивительный мир музыки.
Европа пела восхитительно, ее голос завораживал гостей и даже сам герцог искренне аплодировал молодой певице.
По окончании выступления герцог с гостями отправились во дворец на праздничный ужин, а Соломон и Европа направились к дому. На одной из дорожек сада к Соломону подошел пожилой придворный и сказал, что один состоятельный господин желает поговорить с Соломоном с глаза на глаз о судьбе его сестры. Встреча назначена на завтра. Придворный назвал Соломону адрес, по которому тот должен был явиться на прием.
Оставшись одни и продолжив путь, Европа спросила:
– Соломон, как ты думаешь, что он тебе скажет? Может быть мне предложат стать главной солисткой какого-нибудь хора, а может, пригласят в Венецию? Ах, Венеция! Как я хочу попасть туда. Соломон, что ты молчишь?
Но Соломон не испытывал никакой радости от данного предложения. Так как догадывался о его истинном смысле.
– Да… Европа уже стала взрослой. И конечно ей пора обзаводиться семьей. Да… Видимо пора… – так думал Соломон, слушая щебетание любимой сестры.
Соломон был Европе, как отец, у них была большая разница в возрасте, но это никак не мешало им оставаться добрыми друзьями.
Так они и дошли до дома. Европа в предвкушении блистательной карьеры, а Соломон в раздумьях о предстоящем разговоре со знатным вельможей.
Ночью Европе снились яркие, радостные сны, в которых она пела, танцевала. Она слышала музыку, парила, летала, видела новые наряды. А еще она видела глаза, очень красивые мужские глаза, такие добрые, такие ясные и такие волнительные. Эти глаза Европа видела в своих снах уже не первый раз, но чей это взгляд она не знала. Вот и сейчас, во сне она подумала, что где-то уже встречала этот взгляд и вот-вот она бы вспомнила где, но наступило утро, и нужно было приступать к домашним делам.
Утро встретило Авнера солнечным светом, который в последние дни был редкостью. На дворе стоял февраль месяц, было достаточно холодно и над рекой Минчо, окружавшей город с трех сторон, поднимался белый пар. Но в доме было тепло, пахло свежеиспеченным хлебом. Было слышно, как кто-то гремит посудой, и дом начинает жить своей повседневной жизнью.
В дверь постучали, и в комнату вошел Соломон.
Авнер встал навстречу хозяину дома и застыл в почтительной позе.
– Доброе утро, молодой человек! – сказал Соломон. – Как самочувствие, как спалось?
– Доброе утро, адони Соломон, спасибо! Я так Вам благодарен. Я столько долгих дней и ночей скитался без нормального ночлега и горячей пищи, что уже полностью отчаялся.
Соломон немного смутился, что-то тихо проговорил и пригласил Авнера на завтрак.
За столом сидело много разных людей: были тут и дети, и взрослые, и пожилые и даже совсем старые люди. Все внимательно смотрели на Авнера, но никто не осмеливался задавать ему никаких вопросов. Соломон представил гостя и сказал, что Авнер немного поживет в его доме. А за свое проживание он будет оказывать помощь по хозяйству.
Соломон показал Авнеру место за столом, где тот может присесть, но Авнер не успел воспользоваться гостеприимством хозяина, так как в комнату влетела Европа, заполнив своим смехом все пространство. В какой-то момент взгляды Авнера и Европы пересеклись. Их сердца забились в неимоверно быстром ритме, все вокруг закружилось, исчезли голоса, люди, запахи. Время перестало для них существовать. И только неизвестная музыка все отчетливее и отчетливее звучала в головах Авнера и Европы, неведомым образом объединяя их.
«Это ведь те глаза, которые я вижу столько лет»,– подумал Авнер.
«Это ведь те глаза, которые я видела сегодня ночью»,– подумала Европа.
Они стояли и смотрели друг на друга. Им казалось что они знакомы целую вечность, и было так легко, так спокойно, так хорошо.
– Европа, хватит уже этих театральных штучек! Дай спокойно нам всем позавтракать. День будет сложным, всем предстоит много работать. Авнер, садись и ешь. – слова Соломона вывели молодых людей из оцепенения, они смущенно огляделись вокруг, как будто совершили что-то недозволенное, но никто ничего не заметил.
После еды Соломон попросил Авнера показать свое умение в игре на скрипке.
Такого мастерства Соломон никак не ожидал от этого молодого, измученного страданиями человека. Соломон был полностью поглощен игрой, звуком и энергией, которую излучал этот дуэт человека и скрипки. Чудесная музыка не оставила никого равнодушным, и когда Авнер закончил играть, все домочадцы разразились бурными аплодисментами.
– Удивительно, молодой человек! Это просто удивительно! – Соломон сидел потрясенный услышанным.
– Нет! Никаким помощником в дом я не возьму тебя! Я рекомендую тебя в одну знатную семью преподавателем музыки. Ты же знаешь ноты?
– Немного знаю. – ответил Авнер.
– Насколько немного?
– Ровно настолько, чтобы разобрать, что написано на нотном стане.
– Для начала этого будет достаточно, чтобы научить основам музицирования детей именитой фамилии.
– А скажи, ты сам не пытался писать музыку? – спросил Соломон.
– Нет, сам я не пишу музыку, но я ее слышу. Я каждую ночь слышу совершенно незнакомую музыку.
– И ты не пытался ее играть?
– Пытался, но она сильно отличается от той музыки, которую все играют и которая сегодня принята.
– Может, покажешь?
– Да, да, покажи! – взмолилась Европа.
Авнер поднял скрипку и заиграл.
Соломон в назначенное время пришел по указанному адресу. Его глазам предстал большой красивый дом, на эмблеме которого ясно угадывалось, что его владелец врач. Соломон постучал в дверь и ему навстречу вышел хирург семьи Гонзага, еврей по происхождению – Давиде деи Коэнни. Соломон много раз встречался с ним на различных концертах, но лично знакомы они не были. Давиде был старше Соломона, но выглядел очень хорошо.
– Шалом, Соломон! – поприветствовал гостя Давиде, подчеркивая свою принадлежность к еврейскому роду!
– Шалом, Давиде! – ответил Соломон, не скрывая радости от общения с соплеменником.
Давиде пригласил войти Соломона в дом. Они расположились в рабочем кабинете доктора, на мягком диване, перед резным столиком, на котором стояла ваза с фруктами, сладости, сыр и бутылка хорошего итальянского вина. Давиде разлил вино по бокалам, предложил Соломону угощения и не спеша начал разговор.