Нападающий вратарь. Книга четвёртая. Миссия.

Глава 35

"Я вернулся из СССР полностью убежденным, что образование становится основным театром противостояния в Холодной войне. Советские классные комнаты, библиотеки, лаборатории, методы обучения должны тревожить нас гораздо больше, чем водородные бомбы или самонаводящиеся ракеты доставки."

Уильям Бентон, американский сенатор.

25 февраля 1951 года. Горький.

В этот воскресный день утром Амосов с Васечкой отсыпались после карнавала, а я затеял готовить завтрак. И только я поставил сковороду на керогаз, как в дверь постучали. Оказывается, это пионеры пришли за макулатурой. Видел в сарае пару газетных куч. Отдал. Пообещали через месяц за металлоломом прийти.

А вот и мои соседи проснулись. Они явились домой заполночь возбуждённые, как подростки после первых танцев. Васечка то ладно — человек эмоций, смотрящий на всё вокруг удивлённым взглядом. Но, Амосов, этот непробиваемый циник и опытный дамский угодник, оказывается читал Крапивиной стихи и робко держал за руку, боясь напугать девушку напором. За завтраком выяснилось, что эти двое пригласили на мой прощальный воскресный вечер девушек: Зайцеву, Крапивину и Яну Наговски (заметьте, без меня меня женили).

Ну, что ж делать нечего — затеяли генеральную уборку. Васечка, протирая полы, поведал свежую историю:

— Видел в мужском туалете в райотделе милиции плакат "Не курить!"… Это Крапивина повесила. Будет бороться, чтобы туалет на втором этаже сделали женским. Их там всего трое… До неё девушки в мужской ходили и не вякали. А эта за равноправие… У неё получится… (мне) А твоя Яна тоже мечтательница… Зайцева была перед карнавалом в её комнате и видела открытые "Алые паруса". А ещё эта твоя Яна — плакса. Таня спрашивала у неё, чего орёшь? Обидел кто? А та, отвечала " не обидел, от счастья". Радоваться надо, а не плакать… Ты же хороший парень…

Я нарезал газету для туалета и, устав от неприкрытого сватовства, взрываюсь:

— Вася, закрой хлеборезку, птичка залетит.

Колобок посмотрел на закрытую деревянную хлебницу, поводил глазами по сторонам, ища притаившуюся птицу, хмыкнул, когда дошло, и, замурчав "Утомлённое солнце", продолжил мытьё полов дальше…

Девушки вечером явились раньше назначенного времени. Я вышел в сени за скамейкой и услышал, как Яна, говорит про меня, дымящей на крыльце Зайцевой:

— Он смотрит на меня порой, как на малолетнюю дуру, хотя, я его старше почти на два года.

— Ну, это нормально. Женщина и должна иногда быть дурой, чтобы порадовать своего мужчину.

Ну, Таня. Прямо философ в юбке. Только вот на Амосова злится не по-детски, что выбрал не её…

Сели за стол. После пары тостов начались разговоры за жизнь. Захмелевшая с непривычки Крапивина задвинула историю:

— Скоро мы построим коммунизм, но для этого нужно победить преступность. А у нас один старлей в отделении комсомольские взносы не платит… Но, я этого так не оставлю. Раз меня комсоргом выбрали, поставлю его вопрос на собрании. Не смотрите, что я девушка… У нас в Управлении майор Покровская работает. Рассказывала мне, как её в войну два пьяных опера чуть не изнасиловали. Стреляла из пистолета…

— Убила? — интересуется Васечка.

— Не… В потолок…

Яна за столом осмелела и отпускала всякие театральные штучки. То повернётся ко мне с улыбкой, закатит глаза и тяжело вздохнёт, типа ждёт от меня чего-то важного. То, как бы нечаянно ладонь мне на руку положит, а потом уберёт, картинно извиняясь. В один из таких моментов, я резко повернул голову и строго глянул на неё… Она аж картошку в тарелку уронила. Народ за столом замер, а потом, все, как по команде, начали ржать… Молодёжь. Покажи им пальчик — час будут ухахатываться.

Это ещё что за романтическая линия спросит меня внимательный читатель. Она же не настоящая Принцесса.

Да, ненастоящая, но есть в ней что-то, что роднит её с Настей, с Маргарет Виндзор, с Марией Луизой Болгарской, с Машей Колывановой… Она, так же как и они, имеет невообразимый шарм и обволакивающую харизму переданную в дар по наследству. А её ненастоящность вскоре была поставлена под вопрос. Это выяснилось в ходе разговора про заграницу. Яна, отложив вилку, сказала:

— Папа рассказывал, что моя бабушка, его мама, имела дворянский титул в Праге и часто бывала в Вене при дворе. А про дедушку мои родители говорили и вовсе невероятное… Как будто он — сын австро-венгерского императора. Внебрачный, конечно. Франц Наговски. Мне из Москвы бывшие соседи письмо переслали недавно. Там какая-то Аделаида фон Остеррайх приглашает потомков Наговски в Вену. Типа, австрийский императорский дом приглашает в гости… Только на что я поеду… Да и кто меня выпустит…

А в том, что она ей родня не сомневается. Эй, вы там наверху! Может и Зайцева принцесса? И Артмане? Охренели, блин, совсем!

26 февраля 1951 года. Горький.

Утром зашёл к Яне попрощаться. Она собирала сына в школу. Проводил их и собирался уйти, но что-то меня остановило за углом школы. Выглядываю и вижу, как проводившая сына Яна, ударилась в детство. Увидев "классики" на сухом асфальте, она посмотрела по сторонам, потом попрыгала на одной ноге по квадратам и, заметив меня смутилась, разведя руки в стороны, типа " ну, вот такая я".

После лёгкой тренировки сходил днём к горьковским боксёрам. Узнал, что по чём. В мае отбор на спартакиаду проведут в авральном режиме. Из-за малого количества рингов до уровня четвертьфиналов проходящие сито отбора спортсмены будут проводить по два боя в день. Вообще-то, это нарушение правил, но, на это смотрят сквозь пальцы, получив подписи боксёров и тренеров под графиком соревнований. Мол вас же предупреждали. Мне же до финала нужно выиграть два боя и харэ. С этой мыслью я и пошёл до хаты, собираться на вечерний московский поезд.

На вокзале читаю в "Известиях:

В Киеве на Крещатике начал работу новый телецентр.

9 февраля заключён договор США-Пакистан об американской помощи.

Начали обкладывать по периметру.