Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 10



– Не запала, он не в моем вкусе.

– А кто в твоем вкусе?

– Ты думаешь, я буду с тобой мальчиков обсуждать?

– Не отходи от темы.

– Ну, Джейк Каспер, например.

– Капитан футбольной команды. А ты где его видела? Он же из Стоунхиллской академии.

– О, Бет, – устало, будто обреченно, посмеялась Венди, – мой брат с ним играет. Даже я с ним играла, пока не стала им неинтересна.

– Как родная сестра может быть неинтересной?

– Спроси у Вероники Лавгуд.

Бетти рассмеялась.

– Ладно. А Алекс Уолтер?

– Скорее Рэй Томпелгейр.

– Друг Блексмита.

– Да. И знаешь, я была бы готова променять отношения с Уиллом на наблюдения их идиллии. В женскую дружбу я не верю, в отличие от мужской.

– Дитя, чего сказать! – пожала плечами Бет, засовывая в рот последний ролл и выкидывая пластиковую упаковку.

Уилл Блексмит был невозможно рыжим, это было не единственным из его отличительных оригинальных качеств, но внимание, все же, привлекало. Бетти иногда удивлялась, как можно верить в то, что девочек в нем привлекает игра и лучшая черта Уизли, как можно быть таким наивным?!

– Вот, одно из главнейших различий мальчиков и девочек одного возраста: девочки в 17 перепробовали весь алкоголь, успели повстречаться с большей частью старшеклассников за три года в старшем звене и мастерски продолжают лгать Уиллу о том, что обожают баскетбол только благодаря ему, в то время как мальчики-десятиклассники скидываются на пиццу и машинки радиоуправления, которые разобьют в тот же час, на вечере видеоигр…

– Вау, такой философии ни в одной книге не прочтешь.

– Правильно, потому что всех сейчас волнует экономика и бизнес, а старых нормальных людей ты читать не хочешь.

– Я их не понимаю.

– Я не виню тебя, в четырнадцать лет я сама мало чего понимала и любила корейцев.

– Корейцев? Никогда о тебе такого не слышала!

– Ты еще многое обо мне узнаешь, – захлопывая шкафчик, обклеенный сверху донизу плакатами популярных актеров, групп, наклейками, выцветшими фотографиями Чона Чонгука и других исполнителей, записками и вчерашнего проваленного теста по геометрии, ответила Бетти.

– Сколько времени?

– 11:11. Загадывай желание.

– Вот это я называю любовью к жизни… – со вздохом, полным спокойствия и умиротворенности, сказала Венди.

– Еще немного и ты тоже войдешь в ряды юных философов!

Урок обществознания. Учитель задает классический вопрос «Что же такое социум?». Ответ с точной формулировкой дает отличница с блестящей дорожкой из золотого кирпича в Оксфорд. Скука. Бетти пролистывает потрепанную тетрадку, вслушиваясь в тихий шелест, встречавшихся и с влагой, и с ветром, и с трехлетней пылью листов. Старая детская философия заставляла ее вставать и улыбаться, вспоминая и притворяясь, что ей все те же тринадцать, на ее двери все тот же Пак Чимин, с кухни доносится все тот же радостный смех родителей. На какой только самообман не идут иногда дети, чтобы замотать свои раны и просыпаться без мыслей «ну вот, опять». Перечитывая свой дневник, Бетти убеждалась в том, что забот ее в жизни не было ни тогда, ни сейчас, что тогдашние проблемы, кажущиеся реальными, были всего тревогой, решившейся вопросом времени, но не только. Она ни разу не влюбилась. Нормально жить до шестнадцати лет, ни разу не думая об объекте обожания по ночам, не убеждать себя в том, что это нормально, а на утро противиться собственным мыслям?

Бет обратила внимание на весь день ломящиеся от боли запястья, сегодня вены более явные, чем вчера.

И об этом рассуждала Гомес в своих дневниках, пока вопросы своего тела и состояния здоровья не стали неприятной темой. Кстати, Бет сама не отрицает, что была готова умереть в любую секунду. Ей не было стыдно за прожитые годы и историю в браузере (последнее из наглости).

Замечтавшись, Бетти не заметила подкравшегося к ней учителя, резко вырвавшего из рук тетрадь.

– Учишься, Гомес! – злорадно процедил тощий мистер Кук. Вообще-то он был профессором и вел до этого в трех университетах, пока родители студентов не заставили его бежать. Кук мельком пробежал глазами по корявому почерку. – А ты умнее не стала, – швыряя на парту помятый дневник, фыркнул он. Бетти не ответила, по своей порядочности. Ей нельзя было перекипать, иначе это может плохо кончиться для Кука.

***

Домой Бетти шла вместе с Венди.

– Дэн сказал, что я похожа на свинью с таким цветом волос.

– Пф! Забей, ты не для них красишься, – давясь газировкой, ответила Бет.

Венди посмотрела на нее снизу вверх презрительным взглядом.



– Газировка увеличивает вероятность смерти даже у здоровых.

– Тем более, терять мне нечего.

– Ты просто глупая.

– Не волнуйся, ты тоже.

– Спорить с тобой бесполезно. Ты ведь недавно в больнице под капельницей умирала! Тебе мало было?

– Скажем так, это из-за стресса. Да и к тому же, это было намеренным.

– Но план сорвался, насколько я знаю.

– Да, папа не приехал. И больше я таких ошибок допускать не буду.

– Но колу пить продолжишь.

– Несомненно.

Вечером начался ливень.

– Иногда мне хочется убить половину моей школы, – собирая и раздирая детскую мозаику, сказала Бетти.

– Почему? – включая настольную лампу, спросила мама, хотя знала ответ.

– Не знаю, мне то хочется подружиться со всеми, гулять, устраивать ночевки, пока я не увижу их истинное лицо и не разочаруюсь.

– Ты разочаровываешься в своих ожиданиях, а не в людях. Когда такое происходит отталкивать от себя человека не лучший вариант, надо смывать грязь с лица, а не лицо.

– Почему я тебя так плохо знаю?

– Угу, зато я тебя знаю отлично.

– Нет, правда! Ты никогда не открывалась для меня со стороны философа!

– Ты не обращалась за помощью, – что-то зачеркивая и перечеркивая в мелких бланках, делящихся местом с мозаикой, ответила задумчиво, мама, – ты всегда разговаривала с отцом. И это не было ошибкой, пока он не начал вправлять тебе мозги не в ту сторону.

– В смысле… менять мое мнение?

– В смысле вычеркивать из тебя индивидуальность. Не скрываю, он делал из тебя компьютер, не имеющий возможности работать другим путем и тем более иметь личное мнение, но мне показалось это чересчур.

– Я не виню тебя…

– Твой отец пытался сделать тебя частью серой массы, но я на корню видела, что ты до конца будешь сопротивляться.

Внезапно Бет стало холодно. Она почувствовала себя одинокой настолько, что собственные органы показались ей чужими. Она не любила когда мама злилась, но в этот раз она не злилась. Бетти просто потеряла ценность.

«Это эфирное масло я приобрела еще в России, но боялась открывать, сейчас, думаю, лучшее для этого время» – Бет не вслушивалась в лепет японки с экрана ноутбука. Она даже не видела титров, но примерно понимала, о чем она говорит. Японцы такие беззаботные на камеру. Она даже забыла, зачем принимала ванну.

Внутренние голоса перекрикивали Ли Шоун. Она переставала говорить, устав перебивать. Голоса не останавливались. Место, откуда они кричали было где-то вдалеке, но орали словно в самые уши. Иногда, чтобы не слышать их, Бетти включала музыку на полную, и тогда они затихали. Ненадолго.

– Элизабет, тебя часто посещают суицидальные мысли? – спросил школьный психолог.

– Нет, – не задумываясь, ответила Бетти.

– Реже, чем желание жить?

– Да.

– А по какой причине они были в прошлый раз?

– Развод родителей.

– А когда это было?

– Вчера. Хотя, сегодня тоже.

***

Теперь мы можем сказать, что Дина и Бетти мало что связывает, кроме только появляющегося дара, нелюбви к себе и одиночества. Их истории не должны соприкасаться, даже не говоря о большом расстоянии между ними. Дирижёр у двух плаксивых скрипок то тих, то громок. Обычно такое случается, когда дирижер сам не знает, надо скрипкам играть то тихо, то громко. Он не умеет дирижировать и не определился, кто его зритель, кто стоит у него за спиной и за кулисами. В этом зале много зрителей, но поймать взгляд он пытается только одного. Он старается привлечь его внимание, чтобы как можно скорее среагировать и увидеть его лицо, но незнакомец кроток. Он не заинтересован в дирижере. Ему интересны скрипки. В оркестре нет первой скрипки, они обе играют разноладные мелодии, потому что глухи друг к другу. Они не замечают напарников. Знаете, о чем думает гость? Он вскакивает с места и будит скрипачей, быстро тряся за плечи. Музыканты смотрят друг на друга, оторопев от неожиданно взявшегося рядом напарника, не в силах отвести взгляд. «Играйте» – шепчет зритель. Черная вуаль мельком вздрагивает. Мальчик уступает девочке. Она начинает, она, узнав мелодию, продолжает.