Норвежские каникулы

– Думаю, я теперь не смогу есть мясо ягненка, – призналась Татьяна. – В детстве я случайно увидела, как сдирают шкуру с кролика. После этого ни разу в жизни не притронулась к крольчатине.

– На тебя это произвело такое впечатление? – удивилась Марте. – Ты должна попробовать убить сама. Это неповторимое ощущение, когда ты знаешь, что можешь легко одним движением прервать жизнь, которую держишь в руках.

– Не представляю, как можно получать удовольствие от убийства беззащитного существа, – с трудом сдерживая раздражение, ответила Татьяна.

– Мне понравилось, – сказала Марте, накладывая полную тарелку мяса. Она чувствовала себя героиней дня. – Я теперь поняла, что хочу делать в жизни. Я буду заниматься фермерством вместе с папой.

– Значит, твой экзистенциальный кризис закончился? – поинтересовалась Татьяна.

– Что закончился? – Марте оторвалась от тарелки и непонимающе уставилась на Татьяну. Ойстен и Муна тоже смотрели на нее с любопытством. Бьёрн добродушно усмехнулся и добавил в тарелку соус.

– Это хорошее решение, Марте, – похвалил гордый за дочь Бьёрн. – У тебя способности к фермерству. Я буду счастлив, если моя девочка станет настоящей норвежской фермершей.

– А чем занимаются женщины в сельской местности в России? – спросила Марте.

– Я всю жизнь прожила в Москве. Но в детстве гостила у родственников в деревне. Деревенские женщины готовят, ухаживают за домом, детьми, растениями и животными. Но режут скот только мужчины. У нас считается, что женщина должна давать жизнь, а не отнимать ее. По крайней мере, в мирное время.

– Хочешь, я принесу соленую рыбу, – предложила Муна. Татьяна знала, что Муна согласна с ней, но молчит, чтобы никого не обидеть.

– Спасибо, я не голодна, – искренне поблагодарила соседку Татьяна.

– Я боюсь всех животных кроме Квини, – добавила Муна. – К нашим четырем овцам я даже не подхожу. Ими занимается Ойстен.

– Ойстен и Муна – не фермеры. А ты жена фермера, – заметила Марте. – Когда папа уйдет на пенсию, то станет со мной заниматься только фермой. Что будешь делать ты?

– Я найду, что делать. Твой папа знал, на ком женился. Если бы ему была нужна женщина для убийства животных и стрижки альпак, он бы выбрал фермершу, – оборвала ее Татьяна.

– Я ни чем не стану заниматься, когда выйду на пенсию. – Бьёрн не обратил внимания на слова жены. – Фермой станешь заниматься ты, Марте.

За столом повисла молчаливая пауза. Бьёрн и Марте с удовольствием поглощали мясо. Татьяна подавленно ковыряла вилкой овощи. Муна и Ойстен украдкой бросали на соседей понимающие взгляды.

– Больше никто не заглядывал в ваши окна? – спросил Ойстен, чтобы нарушить молчание.

– Нет. Кроме Татьяны никто не видел ужасного человека, который бродит вокруг дома и следит за ней. – Бьёрн дурашливо грозно сдвинул брови.

– Ты считаешь меня сумасшедшей? – Татьяна нахмурилась. – Почему мне никто не верит?

– Я не считаю тебя сумасшедшей, просто ты слишком впечатлительна и эмоциональна. Никто не видел на острове посторонних. Тем более, такого урода, которого ты описываешь.

– Он появлялся, когда тебя не было дома. Я видела в окне его лицо, слышала, как он ходит по первому этажу, и утром нашла у дома следы его ног. Ойстен тоже видел следы. Правда? – Татьяна посмотрела на соседа.

– Да, чьи-то следы там были, – со смущенной улыбкой подтвердил Ойстен.

– Не может быть! – с иронией в голосе воскликнул Бьёрн. – Ведь Хеллёй – необитаемый остров. Послушай, дорогая, на острове двести домов. Кто угодно мог прийти. Ты не открыла дверь. Человек потоптался и ушел. Дом старый, от ветра могут скрипеть доски. Ты же сама все знаешь.

– Знаю, но я в состоянии отличить скрип досок от звука шагов. Мне могло померещиться один раз, но это происходило в течение двух недель во время твоего последнего отъезда. Завтра ты опять уедешь, и я останусь одна. Я боюсь.

– Ты же говорила, что к тебе приедет подруга, – возразил Бьёрн.

– Она не будет сидеть со мной две недели. И потом ты думаешь, что вдвоем мы в состоянии справиться с любым насильником?

– Здесь нет насильников. Но если боитесь, заприте двери, – посоветовал Бьёрн.

– Может быть, лучше снять гостиницу в городе? – Голос Татьяны дрогнул. Она боялась не сдержаться и расплакаться или нахамить Бьёрну. Татьяна не могла понять, почему наедине муж казался ей любящим и внимательным, но в присутствии посторонних людей Татьяну всегда переполняла обида за то, что он позволял себе иронию и пренебрежительное отношение к ней. Неловкие ситуации разрешались легко, без ссор и обид, когда они были вдвоем, но воспринимались ей слишком болезненно, если кто-то из близких или друзей Бьёрна был рядом. В такие моменты она чувствовала себя чужой и одинокой среди этих людей.

– Гостиницу на две недели? Дорогая, а ты уверена, что столько стоишь? – спросил Бьёрн, открывая банку с пивом.

– Что? – Татьяна опешила. Это было сверх ее терпения. – Повтори.

– Я неудачно выразился. Имелось в виду, что каждый месяц снимать гостиницу на две недели – слишком дорого для нас.

– Ты не хочешь извиниться?

– Я же сказал, что неудачно выразился. Ты можешь на время переехать в город, но мы не в состоянии позволить себе снимать гостиницу каждый раз.

– Ты это называешь извинением? – Татьяна понимала, что в гостях не стоило продолжать этот разговор, но уже не могла остановиться. Ею руководила злость и жалость к себе.

– Сколько можно? Легче тебя отправить домой, чем ежедневно выслушивать капризы, – вспылил Бьёрн.

– Не напрягайся. Я сама уеду. – Татьяна резко встала и быстро пошла в сторону фермы.

– Ты идиот, Бьёрн, – сказал Ойстен.

– Черт! Вырвалось. – Бьёрн поморщился. – Ничего, пусть выпустит пар. За три недели, которые я дома, она только и говорит, что о своих страхах. Мне ее видения уже стали сниться.

– Иди за ней и проси прощения, – строго сказала Муна.

Бьёрн вздохнул, допил пиво и последовал за женой.

4

Впервые за последний месяц Алина находилась в приподнятом настроении. Интуиция, которая никогда не подводила ее, подсказывала, что предстоящая поездка принесет яркие эмоции и избавит от депрессии. Макс говорил, что она испытывает не депрессию, а обычную вызванную недостатком витамина Д осеннюю хандру, от которой избавит поездка в жаркую страну к теплому океану. Но Алинуся знала, что промозглая московская погода ни при чем, и никакой отдых ей не поможет. Ей просто стало скучно.

Алина, журналист-международник по образованию, писала в разделе светской хроники Дашиного журнала «Гламурная правда», вела свой бьюти-блог, а в свободное время пропадала на светских тусовках. Она никогда не думала, что такое времяпровождение ей станет казаться однообразным и бессмысленным.

Неделю назад впервые после окончания МГИМО с Алиной связалась бывшая однокурсница Татьяна, которая училась на юридическом факультете, и с которой они провели значительную часть бурной студенческой жизни.

– Привет, Робинзон, – сказала Алина, когда услышала в трубке мобильника Татьянин голос. – Как тебе на острове?

– Скорее, Пятница. – На другом конце линии послышался смех. – Вечность тебя не слышала.

– Не преувеличивай, всего три года.

– Как дела? Замуж за Макса не вышла?

– Не вышла и не собираюсь. Этот кретин мне и без брака мозг выел. Я повешусь, если он каждый день начнет мелькать перед глазами.

– Тогда приезжай ко мне. Отвлечешься от своего кретина.

– В Норвегию?

– Ну да. В Москве дожди, у нас тепло и солнечно.

– В Норвегии?

– В Норвегии тоже есть солнце, – сообщила Татьяна.

– Неужели? Ну, может быть, когда-нибудь доберусь и до Норвегии. – Алинуся подумала, что вряд ли это случится в ближайшем будущем. – Чем ты там занимаешься?

– Рисую, фотографирую. У меня даже появились клиенты. Снимаю портреты, семейные фотографии, естественно, природу. Ты бы видела, какая здесь красотень. Когда дома Бьёрн, это мой муж, путешествуем, ездим на рыбалку.