Страница 19 из 22
— Что, не знала, что мамаша папеньку сгубила? — спрашиваю младшую фурию — Ты бы сравнила себя, и этих трех мордоворотов. Вы похожи? Один отец? Мамаша загубила твоего отца, чтобы бегать к любовнику!
— Мама! — смотрит на мать, и та тушуется под взглядом дочери.
Пусть себе. Что, подло? А не подло мужа изводить, чтобы бегать к любовнику? Тварюга…и что с ней теперь делать?
— Повторяю вопрос — зачем извела мать Аны?
Черт! Черт! Не успел! И откуда в девчонке столько силы?! Впрочем — попробуй-ка, повозись целыми днями с тряпкой, ведрами, кастрюлями и тазами. Это тебе почище всякого фитнеса! То-то у нее фигурка такая спортивная. Но все равно — топор-то вон сколько весит…
Топор мелькнул в воздухе и череп мамаши раскололся пополам. Тело задергалось, по кухне разлетелись брызги крови, кусочки кости и мозга, а дочка дико, истошно завопила, пытаясь разорвать путы.
Ну, вот и все. Вот и каюк. Назад дороги нет. Теперь нет причины решать — сохранять им жизнь, или нет. Свидетели.
— Выйди из дома! — мрачно говорю Ане. Она рыдает, непонимающе смотрит на меня — истерика. Бью ее по щеке, девчонка захлебывается рыданиями, стихает. Смотрит на дело рук своих, и…ее начинает рвать. Прямо на связанную еще живую родственницу. Теперь рвет и «сестричку». Параллельно очнулся старший из братьев — поднимает голову, а глаза красные, как у крокодила в ночи, хрипит, ревет, руки к мне тянет. А вон и второй очнулся! Твою мать…ну какие же крепкие у них черепа!
— Выйди, говорю! — рявкаю я, хватаю Ану за плечи и выталкиваю в коридор. Та медленно бредет на негнущихся ногах, шатаясь, и оглашая окрестности звуками процесса исторжения содержимого желудка. Сходили в поход называется! Честно сказать — я на такое не рассчитывал. Но теперь другой дороги нет.
Беру топор, и под визг девицы подхожу к старшему из братьев. Удар! Еще удар! Готов. Голова покатилась по полу. Второй! Третий!
В душе погано так, что словами не передать. Одно дело замочить в бою, и другое — вот так, хладнокровно казнить. И неважно, что они бы меня растоптали бы на месте и потом радовались, рассказывая, как из меня полезли кишки. Я-то — не они!
Осталась девица. И это тяжелее всего. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, кричит, и глаза ее вылезают из орбит от страха. А что я могу поделать? Ты ведь можешь заявить в стражу, Ану прихватят, и ты останешься жить в ее доме со своим замечательным женихом. А девчонку казнят за убийство твоей матери. Ты будешь во всех отношениях в шоколаде, а нам придется идти на эшафот! Так вот нет, дорогуша, тут или ты, или мы с Аной. Что выберу, догадайся!
Замахиваюсь, девушка хрипит от натуги, дергаясь, пытаясь разорвать путы, и вдруг обмякает, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. Опускаю топор, нагибаюсь, щупаю пульс. Опа! Пульса-то нет!
Господи…спасибо тебе. Уберег от греха! Я так-то не ангел, но…все-таки и не бес.
Но теперь надо подумать, как поступить. Сжечь дом вместе со всем содержимым? Это был бы лучший выход. Хотя…а вот хорошая мысль!
Разрезаю путы девицы, пристраиваю ее так, чтобы казалось — она только что отрубила головы братьям и убила мать, а потом от страха за содеянное у девки разорвалось сердце. Преступление-то страшное! Могут ведь и казнить! Или в рабство.
Некромантов здесь нет, так что спросить призраков будет некому. Да и здесь ли призраки? Смотрю…опа! А нет никого. Видать сходу отправились в Ад. Или куда там отправляются по здешним верованиям.
Кладу топор на пол, на него — руку девицы. Все, пора уходить. Дверь оставим открытой, ворота тоже — пусть заинтересуются соседи, зайдут, увидят. Пусть думают — что здесь случилось. Вряд ли вызовут стражу — в этом районе не любят иметь дело со стражей. Впрочем — а где это любят? Да и семейку эту похоже что соседи не особо привечали. Боялись, да, но не дружили (со слов Аны). Растащат барахло — но и черт с ним. Дом-то останется. А не останется — да и пропади он пропадом. Теперь нам бы на глаза никому не попасться. Так-то вроде бы на улице тихо, никто не бродит, не заинтересовались криками. Опять же — себе дороже иметь дело с братьями, лезть в их дела. Можно и нарваться. Вполне вероятно, все еще и вздохнут, когда эти отморозки исчезнут из их жизни…
Ана ждет меня во дворе, и мы не спеша, но и не мешкая уходим. Она не спрашивает меня, о том что случилось в доме. А я ничего не рассказываю.
Навстречу никто не попался. Может кто-то нас и видел — из-за окна, или из-за забора, но никак себя не проявили. Опять же — здесь люди не любят лезть не в свое дело. Это как на Сицилии — власть суть Сатана, иметь с ней дело нельзя ни при каких обстоятельствах. Со всеми вопросами — только к Дону!
Сегодня не поеду к некромантке. Уже смеркается, скоро ночь, да и не до некромантки мне пока что. Рука болит — просто сил никаких нет!
Напоследок говорю призраку Анны, чтобы она осталась в доме рядом с убитыми и посмотрела — когда и как их найдут. И вызовут ли стражу. А потом пускай послушает — что вообще говорят об этом событии.
Хорошо иметь при себе призрака-шпиона! Только сейчас начинаю это понимать в полной мере…