Альбиносы

Мальчишке вспомнились слова отца Амвросия, в одной из проповедей священник говорил о том, насколько слаб человек, когда страсть овладевает им. Страсти губят, и даже доводят до смерти, если не научиться смирять их! Теперь Косте становился понятным смысл слов «страсть» и «смирение». Подросток делал открытие.

Его воображение разыгралось. Он представил себя в захламленном «Колизее», дерущимся с неведомым доселе врагом, который пытается поразить сердце, мысли и тело тяжелыми ударами уныния. Ревность атаковала, стараясь повергнуть свою жертву, а Костя отчаянно отбивался и чувствовал, что никак не может одолеть врага. Страсть падала и затихала, но вдруг поднималась с новой силой, не оставляя душу подростка в покое.

Рука сжала висевший на груди крестик, и мальчишка приложился к нему губами.

– Укрепи меня, Господи! – в который раз за минувший день начал повторять он, ища спасения. И в который раз душа устремилась в одно и то же, единственное на земле место, где можно укрыться от страсти – в церковь. И вновь зазвучали подзвонные колокола «Господи, помилуй! Господи, помилуй!…»

Отчаянная слезная молитва ободрила и постепенно успокоила. Костя почувствовал, что очередной приступ бури внутри него стихает.

– Вот и хватит! – громко приказал подросток себе и с силой надавил лбом в стену. Непреодолимая преграда, показалось, начала проваливаться. Костя вздрогнул и отшатнулся, ощупывая кафель рукой.

Он вылез из ванны. Растирался с наслаждением, до ощущения огня на коже. С удивлением наблюдая, как с каждым решительным движением к нему притекает сила и душевное равновесие. Крепость возвращалась в руки, плечи, в разум и чувства. Обрадованный молодой человек перекрестился:

– Слава Тебе, Боже! Слава Тебе…! – и стал одеваться.

– Иди кушать-то! – позвала из кухни Варвара Тихоновна. Она стояла у стола в ожидании внука.

– Благослови! – кивнула бабушка на полные тарелки, – ты в доме мужчина!

Костик взглянул на икону Спасителя, висевшую в углу под потолком.

– Очи всих на Тя уповают, Господи. И Ты даеши им пищу во благовремении. Отверзаеши Ты свою щедрую руку и исполняеши всякое животное благоволение, – произнес подросток и перекрестил еду на столе.

– Ну, вот! – обрадованно воскликнула бабушка. – Теперь это трапеза, а не пережевывание продуктов. Какой ты у меня все-таки молодец, что православный! – похвалила она внука.

Костя зарделся. Ему стало стыдно за недавний отказ идти на литургию и захотелось тут же рассказать обо всем, что с ним произошло.

– Прости меня, ба! Я…

– Бог простит! – перебила бабушка. – Все потом! Потом! – движением руки Варвара Тихоновна остановила внука. – Давай трапезничать уже! Голоден-то, поди?

Они сели за стол.

Мальчишка чувствовал, что бабушка хочет знать, откуда и почему он вернулся домой разноцветным ужасом, но не спешит заставлять его заново пережить минувший день, догадываясь наверняка, что это был какой-то кошмар.

Костя опустил голову и стал быстро работать ложкой, стараясь не смотреть на бабушку.

– Проголодался! – подтвердила та свою догадку.

Мальчишка оторвался от тарелки, распрямился и положил ложку.

– Что ты сказала батюшке, почему меня не будет? – напрягся он.

– Сказала, что у тебя проблемы в школе, – вздохнула Варвара Тихоновна.

– Так и есть! – Костик подскочил со стула. Посуда на столе брякнула.

– Ба! Так и есть! Честное слово! – он обрадовался, что не вынудил близкого человека лгать. – У меня проблемы! Были! Но теперь – все! Честное слово! Ты мне веришь! Никаких проблем больше не будет!

– Верю, мой мальчик! – вздохнула Варвара Тихоновна в очередной раз. И добавила:

– В твоем возрасте проблемы только начинаются.

Костя был счастлив, что недавний конфликт с бабушкой из-за его нежелания идти в церковь закончился. Он посмотрел на Варвару Тихоновну с любовью: какая она добрая!

* * *

Утром следующего дня, в половине девятого подростки, как воробьи на кормушку, привычно слетались на школьное крыльцо и, погалдев, разбегались по классам.

Костик заскочил последним, когда уже прозвенел звонок, на полшага опередив в дверях учительницу литературы. Он пронесся мимо своей парты и плюхнулся у задней стены, увешанной плакатами, на свободное место.

Восьмиклассники встали, приветствуя педагога.

– Вот что значит, Казанцев, влетать в класс на второй космической скорости, – отвечая на приветствие взмахом руки, начала урок Татьяна Андреевна.

Все обернулись.

– Тормозная ступень сработала только у последней парты, да? – пошутила учительница. – Спасибо, что стену не проломил!

Класс развеселился.

– Ну, все! Все! – Татьяна Андреевна постучала авторучкой. – Успокойтесь!

Она поправила очки, большим и указательным пальцами закрепляя их на кончике носа.

– Костя, иди на место! – приказала педагог. Она глянула поверх стекол, раскрыла журнал и присела.

Подросток медлил.

– Казанцев, я жду! – учительница повысила голос, требуя исполнения приказания.

– Я… это… – нехотя поднялся мальчишка, – можно я посижу здесь, Татьяна Андреевна! Ну, пожа-а-луйста! – протянул он.

Учительница поерзала на стуле, снова поборолась с очками на кончике носа, которые не хотели держаться, а так и норовили спрыгнуть на пол и, подумав, уступила:

– Сиди! Только если будешь болтать, я… – она погрозила пальцем, – я не знаю, что с тобой сделаю! Я не мамка родная!…

Одноклассники часто менялись местами. Педагоги относились к этому толерантно. Особенно, если пересаживались те, кто радовал успеваемостью. Костя был в их числе. Поэтому в поведении «хорошиста » Татьяна Андреевна не увидела ничего предосудительного. Никакой причины. Так, очередная мальчишеская блажь.

– Охота к перемене мест им овладела понемногу, – побурчала учительница литературы, цитируя классика, и углубилась в журнал.

Смех и оживление погасли. Начинался урок. Никто не обратил внимания, что Лизабетт не участвовала в общем веселии. Девочка сидела, уткнувшись в учебник, и не поднимала глаз. Она одна догадалась об истинной причине перемены в поведении соседа по парте.

* * *

Май заканчивался. А вместе с ним и учебный год. Школьников ожидали каникулы. Они обещали свободу, радость от пляжного загара, долгие посиделки у компьютера, гулянье допоздна по набережной, где в прибрежных кустах Волги звучит соловьиный оркестр. И еще много-много чего, что так волнует юное сердце, раскрывшееся для буйного цветения молодости.

До последнего звонка Костя просидел на задней парте. В одиночестве. К Лизабетт он так и не вернулся. А проходя мимо, старался не смотреть на нее и не заговаривать. Бывшая соседка пыталась замкнуть разорванный контакт, но Костя каждый раз ускользал из ее рук. Она попробовала объясниться по телефону, но молчание было ей ответом.

В конце-концов одноклассница прекратила преследования и прислала эсэмэску, написав всего три слова: « Имбицил! Пошел ты!…». Костя заблокировал номер Лизы, а потом и вовсе сменил сим-карту. Он стал недоступен. На этом их дружба оборвалась.

Где-то в глубине мальчишеской души, там, куда не дано заглянуть постороннему глазу оставалась маленькая заноза. Она нет-нет, да и напоминала Константину о разрыве с Лизой легким покалыванием в сердце. В такие минуты мальчишка носил телефон в руке, томимый желанием позвонить и помириться. Но боль, вспыхнув, тут же утихала. Она уже не была такой острой, как тогда на берегу. Внутреннее спокойствие Костя быстро восстанавливал молитвой и усилием воли.

Мальчишка окончательно овладел собою после исповеди отцу Амвросию, в которой рассказал о Лизе и своих переживаниях.

– Ты повзрослел, мой мальчик, – священник обнял юного псаломщика, как сына. – Наступило время плотских испытаний. Церковь учила тебя владеть собой в искушениях. Первый экзамен ты выдержал. Но, однажды побежденная, страсть никуда не уходит, не растворяется в воздухе бесследно. Она остается рядом. И бороться нужно будет всю жизнь. Не сомневайся в правильности своего поступка. Подумай, представь, если бы твоя история с этой девочкой получила продолжение, что бы ждало тебя? Как бы ты выглядел, в собственных глазах и в глазах окружающих, страдая о ветреной однокласснице? Надеюсь, понимаешь это?