Золотой мираж

– Разве ты не остаешься? – запротестовала Кит и взглянула на часы. – Как раз время ленча. Поешь с нами.

Джон по привычке иронически вскинул брови.

– Разве ты забыла, что купила, Пола? Салат, йогурт, сухарики. Это пища не для меня.

– После отпуска я хочу по-прежнему свободно влезать во все свои платья. Если бы я осталась в твоем доме и съедала твои роскошные завтраки и обеды, клянусь, мне пришлось бы полностью обновлять гардероб. Хватит мне того, что я рыжая, но быть еще рыжей толстухой – этого я не перенесла бы.

Кит с удовольствием окинула взглядом стройную фигуру подруги – узкие бедра, обтянутые брюками цвета хаки, кремовая шелковая блузка, пояс из крокодиловой кожи, подчеркивающий тонкую талию.

– Не представляю тебя толстушкой, Пола.

– И никогда не представишь, ручаюсь, – сказала она, поднимая стаканчик.

Кит хотела было что-то возразить, но Джон перебил ее:

– Проводи меня, Кит.

– Хорошо.

Кит подошла к нему и шутливо обняла, как бы успокаивая.

– Я скоро вернусь, Пола, – бросила она через плечо, направляясь с Джоном к двери. Рука Джона тоже легла ей на плечи.

– Да-да, она скоро вернется, – подтвердил он, увлекая Кит за собой.

– Что это значит? – Кит бросила на него лукавый взгляд.

– А то, что ты... еще не отблагодарила меня как следует за то, что я привез тебя сюда.

Через гостиную они вышли в прихожую, и здесь Джон, отпустив Кит, широким жестом распахнул перед ней дверь на крыльцо и придерживал, пока смеющаяся Кит не прошла под его рукой. Затем он снова заключил ее в объятия.

– Боюсь, на изъявление благодарности потребуется некоторое время, – поцеловал он ее.

– Мне показалось, ты торопишься? – насмешливо заметила Кит, когда они спускались с крыльца.

– Не настолько, чтобы отказаться от вознаграждения. Сначала удовольствия, дела потом.

У машины Джон остановился и, не выпуская Кит, повернул к себе лицом.

– Догадываюсь, какого вознаграждения ты ждешь, – прильнув к нему, прошептала Кит. Расстегнув «молнию» его легкой ветровки, она положила ему ладони на грудь и сквозь тонкий трикотаж рубашки почувствовала тепло его тела.

– А что за дела у тебя, на скажешь?

Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него. Вместо ответа Джон легонько поцеловал ее сначала в губы, потом в шею.

– Мы с Ноланом и Эйбом должны сегодня посмотреть все возможные места съемок, – пробормотал он, продолжая целовать ее. – Но прежде у меня свидание с Чипом. Лесситер просит показать ему все исправления в сценарии, а Чип ерепенится.

– Он, видимо, считает, что его сценарий не нуждается в поправках, – возразила Кит и, почувствовав, как сладко кружится голова, закрыла глаза.

Джон внимательно посмотрел на нее.

– В нашей профессии существует такое понятие, как компромисс, дорогая.

– Понимаю, – Кит неохотно открыла глаза и сосредоточила внимание на ямочке на подбородке Джона. Она шаловливо коснулась ее пальцем.

– Давай пообедаем вместе, Кит. Только вдвоем, без Полы и Чипа. Ты да я, и больше никого, – предложил Джон.

– Звучит заманчиво, – промурлыкала Кит, нежно проводя пальцем по его щеке вверх до виска, смахивая со лба легкие прядки волос и дивясь их мягкости, столь необычной у мужчин. – Увы, мне следует воздержаться, – с легким вздохом сожаления произнесла она. – У меня бездна дел. Кто за меня их сделает?

Ответ Кит не понравился Джону. Она заметила, что он поджал губы.

– Неужели они все срочные и ничего нельзя отложить?

– Не в том дело, что они срочные, а в том, что им нет конца.

Она постаралась поцелуем разгладить складки у его рта. Но когда он с силой снова прижал ее к себе, Кит отстранилась и сама стала быстро покрывать его щеки и подбородок легкими, короткими, дразнящими поцелуями.

– Прежде всего, надо разобрать вещи отца, – шептала она между поцелуями. – Его бумаги, охотничьи ружья и многое другое... Потом надо убрать продукты в кухонный шкаф и кладовку... – Кит целовала его в шею и на минуту умолкла, уткнувшись ему в ключицу. – Во много дом остался таким, каким я его покинула, уехав в Калифорнию, – наконец снова сказала она и отстранилась. – Надо все не только разобрать, но и решить, что оставить, что продать или раздать, а то и просто выбросить...

– Ты убедила меня, – со вздохом промолвил Джон и закрыл ее рот поцелуем. Он был столь долгим, что когда Джон наконец отпустил ее, Кит едва перевела дух и с трудом удержалась на ногах. Однако это состояние было скорее приятным. Ей было хорошо, ибо она вдруг поняла, что внесла в жизнь Джона Тревиса то, чего ему так не хватало – шутку, шалость, смех, любовь, нежность и еще чувство дома, которое он, возможно, не считал для себя столь уж необходимым.

Джон смотрел на нее, полуприкрыв глаза.

– Ужин завтра вечером, – отрывисто произнес он голосом, хриплым и низким, как далекое ворчание грома.

– Хорошо. – Кит шутливо щелкнула его по подбородку. – Твоя взяла. – Она осторожно высвободилась из его рук. – Отправляйся по своим делам, а то я ничего не сделаю сегодня.

Джона несколько обидел такой финал, но благоразумие взяло верх.

– Ты права. У тебя много забот, – согласился он. А про себя подумал, что, когда он с ней, постоянно забывает, что и у нее могут быть дела.

Кит махала ему рукой с крыльца, когда он отъезжал, и не входила в дом, пока не смолк вдали шум его машины. Ей вдруг захотелось запомнить эти мгновения – безоблачное синее небо, запах сосны и альпийских трав, шепот ветра в густой, похожей на золотые монеты, листве осин. Это небо, горы, звуки и запахи – все должно остаться с ней, когда она уедет. Но это будет еще не скоро. Пока же она дома.

Из кухни в гостиную вышла Пола с круглым металлическим подносом, покрытым клетчатой салфеткой. На подносе – чайник и две чашки.

– Продукты я все убрала. – Пола поставила поднос на маленький столик у дивана. – Голова болит отчаянно. Поэтому я решила передохнуть, прежде чем распаковать чемоданы. Не хочешь ли чаю из трав?

– Спасибо, – поблагодарила Кит.

Ей тоже чертовски не хотелось заниматься чемоданами и той тысячью дел, перечисление которых так огорошило беднягу Джона. Прохаживаясь по гостиной, Кит смотрела на знакомые светло-зеленые обои, обшитый сосновыми досками потолок, сложенный из грубо отесанных камней камин и оленью голову с ветвистыми рогами над ним – украшение, которое, как она считала, придает особый уют деревенскому дому.

Пола разлила чай по чашкам и одну из них протянула Кит. Затем со свойственной ей кошачьей грацией удобно умостилась на диванных подушках, поджав под себя ноги. Медленно прихлебывая чай, Пола с интересом разглядывала гостиную.

– Красиво, – заключила она. – Просторно, но уютно. – На мгновение ее глаза с сомнением остановились на охотничьем трофее семьи Мастерс. – Хотя я не уверена, что мне нравится постоянно чувствовать на себе взгляд мертвого животного.

– У моей мамы тоже было такое ощущение неприятия, – вспомнила Кит. – Она не разрешила отцу держать оленью голову в доме, и многие годы она лежала где-то в сарае.

В памяти Кит возникли картины прошлого. Она любила по вечерам вертеться возле глубокого мягкого кресла отца, покрытого грубым клетчатым пледом. Напротив кресла стояла тахта, тоже просто прикрытая серым с узорами турецким ковром.

– Отец любил охоту на любого зверя или дичь – оленя, лося, гусей, фазанов. Ему было все равно, на кого охотиться. Иногда его приглашали проводником в разные охотничьи партии. Как только начинался сезон, он пропадал в лесу. Когда отцу предлагали за его помощь деньги, он, смеясь, отказывался. Разве можно брать плату за занятие, которое тебе доставляет удовольствие, говорил он. Его не интересовали трофеи – убитый лось или дичь. Ему нравился азарт охоты.

Кит провела рукой по кружевной салфетке на спинке кресла, которая порядком обтрепалась по краям от многочисленных стирок. Связала салфетку ее мать, ибо опасалась, что бриолин, которым отец смазывал волосы, оставит на спинке кресла несмываемые пятна. После развода отец вернул в дом голову оленя, но не тронул мамины салфетки. Кит это не удивило. И то и другое одинаково напоминало о матери.