Контракт на невинность

Контракт на невинность

Анна Шварц

Эпизод 1

— Может, тебе стоит найти спонсора и продать свою девственность? — скептически произносит подруга Валя, глядя, как у меня идет кровь из носа. Пока я пытаюсь натолкать салфеток в ноздри, судорожно подтирая капли на столике какой-то дешевой кафешки, девушка продолжает:

— Ты так однозначно сдохнешь, Ева. Постоянно голодные обмороки, давление и больницы…

Больницы. Да. Предыдущий раз я лежала там неделю назад.

— Я там отъедаюсь, — бормочу я. Салфетки кончаются. Кровь все идет, не желая останавливаться.

— На больничной жратве? Нормальных людей с нее блевать тянет. Ты всю еду, которую на стипендию покупаешь, отдаешь сестре. У вас долг за коммуналку. Долги по кредитам. Это путь в никуда.

По моему мнению, путь в никуда — это продавать свое тело. По крайней мере, раньше я была стопроцентно в этом уверена: нормальный человек найдет возможность заработать иначе. Жизнь, к сожалению, расставила все по своим местам. Никогда не говори “никогда”. На деле, легальные способы заработка, которые мне сейчас доступны, едва покрывают траты на жизнь.

Валя оставляет бумажную тарелочку в сторону, и помогает мне подняться. Мы выходим из кафешки в пасмурный осенний вечер. Я едва передвигаю ногами под монотонное бормотание подруги: такое чувство, что меня даже от ветра качает. Сосиска в тесте — слишком мало, для того, чтобы неожиданно набраться сил.

— … заплатят тебе тысяч сто. Ну, может, больше даже. Я не в курсе, но вроде за такое хорошо денег дают. Знакомая решила не дарить себя никому. Продала. Мужика зацепило и он взял ее на полное обеспечение. Сейчас, она, скотина, на Мальдивах жопу греет, когда нам максимум Геленджик доступен. Я бы и сама продалась так удачно, но мне уже нечего, а вот ты… Решайся. Сможешь хоть отдохнуть немного, протянешь…

“…ноги” — скептически заканчиваю я. Если меня будут лишать девственности, я точно откинусь от таких нагрузок на организм. Я уже и так еле живу.

В этот момент мой локоть выскальзывает из Валиного захвата, я спотыкаюсь об бордюр и неожиданно падаю в чьи-то объятия.

— Смотри, куда летишь, цыпленок, — низкий, с хрипотцой голос мужчины, чувствую всем телом. Меня словно обнимает раскаленная сталь. Только опомнившись, я понимаю, почему: приложившись щекой к груди незнакомца, я успеваю ощутить невероятно твердые мышцы.

Кажется, он сумасшедший. В такую холодину — и в одной футболке. Я бы уже шубу надела, если б она была. Но он горячий, как из печки. Похоже, ему отлично.

— Ой, — слышу радостный голосок Вали, — мы случайно. А это ваша машина?

— Моя, — теперь чувствую, как такой же низкий смех вырывается из груди незнакомца, — ты прокатиться хочешь?

— Хочу! — Валя радостно хлопает в ладоши, — а куда поедем?

— Ко мне домой, — следует простой и пугающий ответ.

С меня словно морок спадает и я резко отстраняюсь от человека. Валя сейчас договорится до чего-нибудь нехорошего. Как можно быть такой тупицей распущенной? Навязываться незнакомцу, чтобы он покатал на машине? Много ли маньяков на улице ходит? Думаю, что дочерта.

Я замираю, когда вижу лицо мужчины. Пересекаюсь на мгновение взглядом. Инстинкты вопят, что лучше сейчас же уйти, потому что у обычных людей такого взгляда не бывает. Жесткого и темного. Словно внутри у этого человека целая вселенная грехов.

Но причина даже не во взгляде. В памяти всплывает месячной давности газета с фотографией и большим, скандальным заголовком. “Убийца гуляет на свободе”. Камиль. Его зовут Камиль, и я бы сказала, что его руки были по локоть в крови.

Он привлекателен. Я еще тогда удивленно залипла на мужественном, с чуть резкими чертами, лице мужчины. Не могла поверить, что такие люди решаются на преступления. В памяти потом памяти всплыл Тед Банди — серийный убийца и любимчик женщин, и я констатировала тогда с сожалением, что у убийц действительно может быть обманчиво привлекательная внешность. Мир несправедлив и опасен.

Нам надо срочно уходить.

— Нет, — произношу я, и беру Валю под руку, — нам пора домой.

— Эй! — подруга выдирает руку, — давай ты не будешь командовать? Хочешь — иди. А я покатаюсь.

— Валь… — пытаюсь я вразумить ее, но она вскидывает ладонь вверх, останавливая меня и открывает дверь черного Мерседеса, собираясь в него залезть.

— Не-не-не, — тараторит безостановочно Валя, не давая мне даже слова вставить, — давай, до завтра. Не хочу твои нравоучения слушать.

Убийца по имени Камиль захлопывает дверь тачки, заканчивая поток Валиной болтовни. Он криво ухмыляется, неожиданно подходит ко мне, и я снова испытываю приступ паники: по сравнению со мной он намного выше и сильнее. Я даже не смогу ничего сделать. Никак не выручу подругу.

— Узнала, — констатирует он, мазнув по моему лицу взглядом, — боишься?

Я неопределенно мотаю головой.

— Я бы тебя не тронул. Но мы бы развлекли друг друга. Хотя, я люблю чуть более раскованных девочек.

Он садится в машину, заканчивая наш странный диалог, и спустя секунду та стартует с места, оставив меня стоять в одиночестве с мерзким ощущением в душе. Не знаю, что больше в тот день оставило гадкий, черный отпечаток беспокойства: то, как легко послала меня подруга, или встреча с этим человеком?

В любом случае, номера я успела запомнить. Я достаю телефон, чтобы позвонить в полицию, или, на крайний случай — родителям Вали, которые смогут ей вправить мозги. Но неожиданно на экране загорается входящий звонок. “Ляля”. Сестра звонит.

— Да, Ляль? — поднимаю я трубку.

— Ев, — голос сестры в трубке кажется совершенно пустым и уставшим, — папа…он… он в больнице. Забрали на скорой.

Она начинает плакать. Тихо и растерянно, а я закрываю глаза, покачиваясь на ледяном ветру, как деревце. Все настолько неожиданно, что я даже забываю о подруге.

— Что случилось?

Я отвратительный человек, но мне хочется услышать что-нибудь страшное и неотвратимое. Например “он выпал из окна”. Или “допился до инфаркта”. “В реанимации”. К сожалению, мне двадцать лет, а Ляле всего двенадцать, и она очень любит отца, несмотря ни на что. Поэтому я постараюсь не выдать свои эмоции.

— Его увезли с аппендицитом, — неуверенно произносит сестра, — кажется, так. Что-то в животе лопнуло. Только в больнице ему сделали анализы и нашли гепатит.

— Догулялся, — цежу сквозь зубы я.

— Да, — соглашается сестра, — сказали, что надо лечить. Или… умрет. Но у нас нет таких денег.

— И сколько? — усталость наваливается мне на плечи. Опять речь о деньгах.

— Ну… — сестра заминается, — что-то около четырехсот тысяч.

И снова начинает плакать.

Люди обходят меня, недовольно косясь, пока я растерянно смотрю в пространство. Откуда у меня такие деньги?

От отца я уже устала. Все хорошее, что я помню о нем — это короткий отрезок времени из детства, где папа еще адекватный и добрый. Он гулял с нами, водил в зоопарк и на аттракционы, и выпивал только по праздникам с друзьями. Потом от нас ушла мама, и… что-то в нем сломалось. Навсегда. Неотвратимо, без возможности починить.

Сначала он просто чаще начал выпивать, а спустя какой-то год не гнушался забирать меня из школы пьяным. Визиты службы опеки, бесконечные реабилитации, редкие просветы — вот из чего состояло мое и Ляли детство.

Я медленно опускаюсь на корточки, забыв про телефон и обхватываю голову руками. Несмотря ни на что, я не могу плюнуть на отца. Я убеждаю себя, что, если отец умрет — Лялю отправят в детдом. Мне ее не доверят — я всего лишь студентка и плевать всем, что я уже давно работаю и кормлю сестру сама.

Именно это главная причина, почему я должна его спасти. Не из-за того, что внутри еще немного теплится огонек любви к человеку из прошлого. Просто из-за Ляли. И только.

Эпизод 2