Печать смерти

– Что ж, начнем знакомиться… – приветливо улыбнулся Рийс.

Спустя час худощавый владелец белого хитона опустил за собой крышку люка. Он тщательно разровнял ногами солому, отряхнул край хитона, задумчиво осмотрел собственную кисть: костяшки пальцев не были сбиты – он вообще не был сторонником мордобоя, пытка такого рода – удел начинающих. Он же был мэтром – мастером самого высокого класса, умел и без особых приспособлений добиться правды практически от любого. На сей раз задержанный до конца не раскололся. Значило ли это, что ему попался особенно стойкий субъект? Рийс так не считал. Парень сказал правду или то, что считал правдой. Хотя была в его рассказе некая неувязка: если ювелир убил одного из грабителей и оглушил второго, с чего ему убегать, да еще так поспешно, оставив в теле разбойника драгоценный клинок – подарок отца? Он явно «не праздновал труса», раз кинулся сразу на двоих. По мнению многоопытного Рийса, логичнее было предположить, что бандиты успели ограбить ювелира и поделить добычу: деньги, а их у парня было немало, взял приятель попавшегося грабителя, ну а последнему достался клинок, тоже вещь дорогая. Потом, возможно, между разбойниками и жертвой завязалась драка, и его нынешний визави дал деру. Может, ему и померещилось, что товарища закололи. (Признался ведь, что пропустил несколько чарок, перед тем как на дело пойти.) Ну а тот пришил ювелира, спрятал труп, да и отправился восвояси. Чтобы потратить денежки, друзья не нужны! Естественно, пойманному грабителю невыгодно признаваться в убийстве богатого горожанина. Парень по наивности полагал, что попал в руки городской стражи, и Рийс не стал разубеждать его в этом. Вот и присочинил, что тому удалось сбежать.

Прежде чем вернуться к милорду, Рийс вызвал трех доверенных людей, вручил им деньги и велел повторно справиться на всех городских воротах о пропавшем ювелире. Вдобавок послал несколько человек с поручением обыскать подворотню, где, по словам допрошенного грабителя, был убит его напарник. Да порасспросить людей в округе. Еще один посыльный отправился на старую пристань – чаще всего трупы нарвавшихся на нож прохожих всплывали именно там.

– Ну что ты узнал?

На этот раз он застал патрона за поздним обедом.

– Ничего нового.

Толстяк отложил в сторону вилку, глаза недобро прищурились.

– Уверен, вам уже донесли все, что рассказал мне пленник, – поспешно продолжил змееглазый. – Но это мало что меняет. Я уже отправил людей по указанному грабителем адресу, они перевернут каждый камень, заглянут в каждый дом, если хоть кто-то видел ювелира живым или мертвым, к завтрашнему утру мы будем об этом знать.

– Теперь ты допускаешь, что он мертв?

– Я стараюсь учесть все возможности, – с поклоном ответил Рийс.

– Ладно. – Милорд снова подхватил со скатерти вилку. – Если ты закончил с этим разбойником, отправь его магистру; может, он сумеет вытянуть из него еще что-нибудь.

Последнее предположение несколько уязвило мэтра, но он никак не проявил своих чувств, а лишь осведомился:

– Если пленник сдохнет в доме магистра?

– Это не наши проблемы, – отмахнулся толстяк, – пусть Траск сам думает, как избавиться от трупа.

Рийс отвесил еще один почтительный поклон и вышел, на этот раз через двери, ведущие на улицу.

Посреди последнего в этих местах настоящего леса (небольшие рощи и заросли кустарника попадались в предгорьях и дальше, но здесь шумели кронами корабельные сосны) торчал одинокий скалистый утес, невесть как отбившийся от горной гряды и затесавшийся в зеленое море. На его вершине и построил замок барон Элгар Маледо, чьи владения непосредственно граничили с территорией подгорного народа.

Твердыня барона гордо именовалась Орлиным гнездом, хотя осколок скалы, который оно венчало, выглядел жалкой кочкой на фоне высящихся рядом гор-великанов – реального обиталища царственных птиц. Подножия их зеленели лугами, вершины покрывал вечный снег, между двумя этими цветами – зеленым и белым – серым кисейным поясом плавали облака. Большинство из нас целый день потрясенно пялились на заслонившие полнеба громады. Гномьи Горы. Вставший на нашем пути хребет тянулся на северо-восток до самого океана. Та его часть, что располагалась на землях Анхорнской империи, изгибалась гигантским серпом в западном направлении. Несколько перевалов, ближайший – всего в сотне миль отсюда, вели через горную гряду, названную каким-то шутником Ласковым хребтом. Но с того места, где мы находились, ни один проход не был виден, и белая стена казалась совершенно неприступной.

Наш пеше-конный отряд поднялся по вырубленному в скале серпантину. Перед самым замком дорога стала совсем узкой, так что не думаю, чтобы в хозяйстве барона имелась хотя бы одна карета. Четырехугольная, без новомодных изысков, башня замка словно являлась продолжением скалы, ее окружала толстенная стена с проложенной по верху крытой галереей с частыми бойницами. Перед воротами каменный карниз резко обрывался, перебраться через пропасть можно было только по подъемному мосту. При нашем приближении железные, в черных ошметках старого масла цепи загремели, разматываясь, и деревянный настил моста медленно опустился, едва коснувшись краев обрыва. Сначала кони эльфов и баронских посыльных, а после и мы протопали по плотно сбитым доскам и оказались в замковом дворе.

Разместить почти полсотни людей на стиснутой стенами внутренней площадке было не так-то просто. Нас, носильщиков, почти сразу отвели в каменный сарай, пристроенный к стене напротив самого замка. Внутри не было ничего, кроме двухъярусных лежанок, выстроившихся вдоль всего помещения. Ни тюфяков, ни тем более постельного белья. Так что выданное мне Вагой одеяло должно было пригодиться уже нынче ночью. Стражников, как я узнал позже, разместили в здешней казарме, отличавшейся от нашего сарая разве что наличием старых матрасов. Последнее преимущество, на мой взгляд, было спорным, поскольку в подгнившей соломе наверняка жило множество паразитов.

Ильяланну ждала заранее приготовленная комната по соседству с опочивальней барона. Первое время эльфийку, регулярно останавливавшуюся в замке, удивляло упорство, с которым барон раз за разом отводил ей под спальню эти покои. Маледо не питал иллюзий насчет отношения вечно юных к смертным, не делал попыток заглянуть к гостье в неурочный час, и все же комната, больше подобающая жене или любовнице барона, неизменно оказывалась в ее распоряжении.

– Господин Ильмариенн еще не отбыл? – осведомилась она у помогавшей ей наполнить медную ванну служанки.

– Нет. – Горничная закончила смешивать горячую воду с холодной и теперь с чашкой мыльного раствора ждала, когда эльфийка разденется.

– Его спальня на этом этаже? – Ильяланна сбросила дорожный костюм и с наслаждением погрузилась в теплую воду.

– Да, но утром он уехал из замка на прогулку и еще не вернулся. – Девушка принялась втирать мыльный раствор в пепельные волосы феи. Она не первый раз прислуживала заезжей госпоже, но взаимной симпатии, которая порой возникает при частом общении даже у женщин разного круга, между ними не было. Фея почти всегда одаривала горничную парой монет за услуги, но никогда – словами благодарности.

Вечером барон решил устроить для приезжих настоящий бал по случаю праздника Всех Богов. Помимо эльфов, в замке гостила кузина его жены с дочерью. Дамы были страшно рады редкому развлечению. Большой обеденный зал на втором этаже замка освободили от части столов. Из ближайшего селения позвали музыкантов. После ужина планировались танцы, благо и дам и кавалеров нынче в замке было достаточно.

Ильяланна не находила затею Маледо привлекательной, но не стала оскорблять его отказом. Перед ужином все собрались в подготовленном для танцев зале. Баронесса и ее сестра поклонились фее с кислыми минами. Барон, напротив, оставив других гостей, подошел к эльфийке, прямо-таки лучась гостеприимством.