Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4



После родительских заездов он занимался тем, что, плавая с маской и ластами, добывал со дна озера бутылки, заброшенные участниками прибрежных пикников в воду, а заодно ловил в камнях раков. Сданные в поселке Поляны бутылки обеспечивали пиво (как ни странно, сюда завозили чешский «Праздрой»), а пойманные раки обеспечивали… ну, самих себя в варёном виде.

И вот среди этого буйства солнца, лесов, воды и природы человеческой возникла она, выпускница училища на улице Зодчего Росси. Приехала поработать вожатой. Русые волосы, светлые глаза, эстонская фамилия и тело, тело… Живот в шашечках мышц, дивной формы ноги.

После одного из ночных вожатских «костров» у озера они поднялись к нему в радиоузел и после этого уже не расставались ни на одну ночь до самого конца пионерского лета.

Днем он засыпал на ходу. Да сгинут позывные «Маяка»! Громкоговоритель, к неудовлетворению начальства, почти все время безмолвствовал вместо того, чтобы изливать бравурные звуки и последние известия. Зато за его окном как сумасшедшие орали кукушки. Потом он где-то вычитал, что так вот отчаянно самец птицы (кукуй?) подзывает самку.

У нее было два жениха — отечественный и польский. В конце концов, она вышла замуж за отечественного. Он же числил себя третьим — хоть и бронзовым, но всё же призером. Через много лет она скажет ему, что после того озерно-лесного романа он вполне мог бы стать первым — достаточно было проявить чуть больше настойчивости. Но он не любил быть первым. Предпочитал держаться в тени, зная, что в любой момент может выйти из нее и запросто оставить лидера за спиной. Со временем это стало устойчивой жизненной позицией. Но из тени он так и не вышел — и уже не выйдет никогда.

А то, что он потерял, он внезапно понял однажды, когда ему было уже за сорок. Среди муторной и бессонной похмельной ночи, среди ее отвратительных харь он вдруг резко сел в кровати и пристально вперился в заоконный синий фонарь. Перед глазами стояла картина: она поднимается впереди него по тропинке в гору, наступает на пятна света, старается не задеть бурно выпирающие из земли сосновые корни, словно радующиеся свободе после черного склепа. Короткая плиссированная юбочка трепещет на легком ветру. А чуть ниже, на берегу озера, стоят два тридцатилетних, ухоженных и подтянутых мужичка, слегка отливающих голубизной. Он ловит их боковым зрением, и до него доносятся слова одного из них, обращенные к другому: «Боже мой, ты только посмотри, какая девушка!» Он оборачивается и видит, что выговоривший это стоит, ошеломленный, и лицо его несчастно…

Тем временем балерины приблизились к столу и та, которую звали Светой, обратилась к подруге:

— Как подъехать-то? Он какой-то угрюмый.

— А можно и не подъезжать, девушки, просто присаживайтесь.

Они заулыбались, правда, несколько настороженно, и сели за его стол. Заказали, по его совету, того же несчастного бройлера под бамбуком. Он попросил принести бутылку красного вюртембергского «Троллингера» — «вина троллей». Разговор постепенно завязался.

Нашлась в родном городе и общая знакомая — известная в прошлом балетная прима Аннибалова. Ныне она держала собственную небольшую труппу. Он как-то раз побывал на их выступлении на сцене «Театра комедии» («гастроном комедий» — как точно окрестил его один приятель, — за общий вход с Елисеевским). Потом он прошел за кулисы. Вокруг балерин ошивались пожилые иностранцы. Вокруг всех, кроме солистки Дили Саитовой. И не из-за ее престарелого супруга, тершегося поодаль, а из-за того, что даже любители-чужестранцы знали: Диля — креатура Аннибаловой, а потому «не влезай, убьет!» Но он на тот момент этого не ведал и завел с Дилей, с которой уже был знаком, долгую тихую беседу. В ходе нее Диля внезапно, от избытка нахлынувших чувств чмокнула его в щеку. Все это, разумеется, вызвало жгучее неудовольствие Аннибаловой, и дело закончилось неслабым скандальцем. «Я сегодня пострадал оттого, что натурал».

— Да, водится за ней такое, — сказала Таня, а Света согласно покивала. Может быть, на себе испытали приставучее чувство Ганибальши?



Так и тек их разговор. Лишь однажды его понесло, как в старые времена, — хотя тут, естественно, доза была далеко не питерской, да и крепость не та. Может быть, троллям её хватало.

— Вот в России перепись населения прошла, — зачем-то сказала Света.

— Слава Богу, прошла, а то я ночей не спал. Но итогов переписи не знаю. Не знаю итогов переписи населения! Снова бессонные ночи. Опять же, не переписался. А ведь «без меня народ неполный».[4]

Они напряглись, он пожалел о своей бурной тираде. Грустно все это, мальчишество какое-то. Ничего, загладим.

Порции, сделавшие бы честь Гаргантюа, тем не менее заканчивались, как и все на свете. Балерины в еде даже немного опередили его — вероятно, изголодались, бедные. Он кивнул хозяину-китайцу, подошла его миловидная дочка. Он расплатился за всех, что явно обрадовало его новых знакомых. И неожиданно для самого себя без всякого перехода ляпнул: «Девочки, пойдемте ко мне в гости?» И они, не колеблясь, согласились.

Они подошли к его дому, как две капли воды похожему на другие дома в этом городе, и в сотнях прочих городков Германии — трехэтажный, беленький, аккуратненький, с крутыми скатами красной черепичной крыши. Она полностью укрывала квартиру последнего этажа, только окошки выпученными глазенками торчали по обе стороны скатов. Туда им и предстояло подняться.

Его гостьи умилились подсвеченным фаянсовым гномам в микроскопическом палисаднике. Эти фигурки его тоже когда-то умиляли, но со временем их по-дурацки удивленные физиономии стали раздражать. И вообще, кукол надо бояться, как сказала одна ироничная девушка, с которой вместе они когда-то проходили по залам музея этнографии с его фигурами народов мира в натуральную величину. Вот и сейчас ему показалось, что подземные жители запанибратски подмигивают ему. Может быть, выкрали у своих мифологических собратьев и раздавили бутылочку того же «Троллингера»?

По узкой лестнице они поднялись наверх. За стеклянными дверями квартир двух первых этажей ему почудилась затаенная настороженность. Со своими немецкими соседями он только раскланивался при встрече. И то хорошо.

4

А.Платонов.