Хамелеонша

— Он не такой, каким должен быть супруг, — сдержанно ответила я гостю, прикрывая волосами до сих пор красную щеку.

— А каким должен быть супруг? — заинтересовался он.

— Сильным внутри и снаружи.

— Достойный критерий, — кивнул мужчина. — Так говорит ваша матушка? Или отец?

Он что, думает, у нас собственного мнения нет?

— Так считаем мы с братом, — обиделась я. — Он говорит, что нет ничего важнее силы, а слабые вовсе не должны появляться на свет, они не заслуживают жить. Поэтому брат так презирает Артура.

— Кто такой Артур?

Я опомнилась и промолчала. Про Артура никто не должен знать. Не дождавшись ответа, гость спокойно продолжил:

— В чем-то ваш брат прав, просто сила бывает разной. Со временем вы с Годфриком притретесь. А ещё у меня есть племянница чуть помладше вас. Бланка — добрая и ласковая девочка, которая нуждается в подруге.

Странно было вот так разговаривать. Странно и приятно. В замок постоянно приезжали приятели отца, особенно в последние месяцы, но они никогда не пытались со мной заговорить. Детей не принято замечать, особенно девочек. Отец и тот вспомнил о моем существовании лишь полтора года назад, после случая с няней.

Мысленно я сравнивала гостя и будущего супруга. Волосы у Годфрика тоже рыжие, но совершенно другого оттенка: почти красные и прилизанно-гладкие, разделенные на пробор, а не золотистые и вьющиеся. Да и вид какой-то болезненный, словно вся сила ушла в рост. Он действительно высок, но плечи уже, чем у Людо, хотя брат на год младше него. Сидящий же рядом человек был воплощением крепости, от него исходила спокойная уверенность.

— Мы никогда не притремся, — угрюмо изрекла я. — В нем нет и уже не будет стержня.

— Погодите судить. Годфрику всего одиннадцать. Через три года, когда состоится ваша свадьба, он подрастет и возмужает.

— А ещё он назвал меня чернявой уродиной!

Вообще-то он много чего успел наговорить…

Гость перестал усмехаться:

— Вот это он зря. Просто пока не понимает, как ему повезло.

Я уставилась на него и нерешительно переспросила:

— Повезло?

Мужчина кивнул:

— Вы уже сейчас красивее большинства знакомых мне леди, а через несколько лет затмите и остальных.

Красивая? Я? Мне такого ещё никто не говорил, даже кормилица, а уж она-то любит меня больше всех после Людо. Может, насмехается? Но выражение серых глаз было абсолютно невозмутимым.

Я помолчала, обдумывая его слова и ощущая, как кончики ушей начинают гореть, а внутри все трепещет от непонятного, но упоительного чувства. Стало стыдно за то, как вела себя с ним вначале. От следующей мысли я покраснела ещё сильнее и покосилась на гостя из-под ресниц. Жаль, что такой старый. Наверное, ему столько же, сколько маме, а ей осенью исполнится двадцать шесть. Других недостатков обнаружено не было, даже короткая борода его не портила. Казалось, подбородок и скулы припорошены золотом. И я решилась:

— Вы ведь желаете союза с нашей семьей?

— Верно, — прищурился он и скрестил руки на груди.

— И для этого нужен брак?

Дождавшись подтверждения, я выпалила, боясь растерять храбрость:

— Тогда, может, на мне женитесь вы?

Сперва он удивился, а потом пристально посмотрел, явно всерьез взвешивая предложение, и наконец сокрушенно покачал головой.

— Рад бы, но это невозможно, миледи.

— У вас уже есть супруга? — расстроилась я. — Или не хотите ждать ещё три года? Я постараюсь вырасти поскорее и буду хорошей женой, клянусь!

Он вздохнул, поглаживая браслет из заплетенной в косичку лески, и потерянно развел руками — сразу видно, искренне сожалеет.

— Вы уже обручены с моим племянником.

— Но если я ему не нужна? — Я все ещё не теряла надежды его уговорить.

— Он скоро изменит мнение, ручаюсь, — сверкнул глазами гость.

5

Дорога была утомительна и монотонна. У меня часто болели глаза от чтения при тряске, а духота и запахи преющих под платьями тел сводили с ума. Чувствуя себя разбитой, я пользовалась любой возможностью на привалах, чтобы пройтись. Вдова почти все время спала или дремала. Флакон, поначалу вынимаемый лишь ближе к ночи, перешел в разряд лекарства от всего: зубной боли, ломоты в пояснице, нервов, расстройства желудка, меранхолии[9]и шуток Камдена — того самого рыцаря, навещавшего кухарку по ночам. Нрав леди Йосы совсем испортился от вынужденной бездеятельности. Я-то привыкла терпеть и выжидать, а она изнывала и цеплялась к нам по любому поводу.

— Сколько раз говорить, чтоб не пили эту гадость в повозке, вдова Хюсман! Дышать нечем! А вы, — напускалась она на меня, — почему бубните пылкое признание, как надгробную речь? В вас что, нет ни грамма чувства? Вы никого не любили?

— Разумеется, любила и люблю — своего брата.

— Я не о том, — отмахнулась она. — Вы ни к кому не испытывали страсти?

Её романы казались мне насквозь фальшивыми, а речи влюбленных донельзя напыщенными и искусственными. Прискакать под окно возлюбленной и донимать её сравнениями губ с кораллами, а зубов с жемчугом. И в чем тут любовь?

К самой леди Йосе я испытывала презрение, к которому из-за придирок теперь примешивалось глухое раздражение. Она не выполнила долг перед семьей, предписывавший хранить себя до свадьбы, и ничуть не смущалась своего проступка, если его так можно назвать. Я свой долг выполню. Презирала я её не за потерю целомудрия, а за пренебрежение обязательствами перед родом.

День на четвертый, устав разглядывать проносящиеся за окном поля, она остановила взор на скакавшем рядом рыцаре, какое-то время рассматривала его и с шумным вздохом откинулась на подушки.

— Что вы знаете о близости между мужчиной и женщиной, леди Лорелея? — вызывающе спросила она, прервав моё чтение на полуслове.

Вдова, как обычно, похрапывала и причмокивала во сне. Тальк осыпался с груди, припорошив черный бархат белесой пылью. Запнувшись, я подняла глаза от страницы и встретилась с насмешливым взглядом. По лицу леди Йосы гуляла полуулыбка, рука поигрывала талисманом.

Поскольку я молчала, она продолжила, правда, на этот раз соизволила-таки понизить голос, покосившись на вдову:

— Вам предстоит первая ночь, неужели вы о ней не задумывались?

Я наконец отомкнула губы и бесцветно произнесла:

— Должна идти кровь.

Она приподняла брови.

— Откуда вы знаете?

Тот же вопрос я задала Людо. Мы ведь тщательно обговаривали план и обсуждали детали.

«Откуда знаешь про кровь, если никогда не женился?»

«Не твоё дело».

Я закусила губу. Ненавижу, когда брат так говорит, и он это прекрасно знает. У меня же от него нет секретов… ну, почти нет.

«И много должно вылиться?» — холодно спросила я.

«Не так чтобы слишком».

«И как это понять? Две капли? Стакан? Как при регулах?»

«Как из ранки на пальце! И прекрати меня донимать!» — разозлился он, странно посмотрел, встал и ушел. Вернулся, только успокоившись. В итоге мои знания о первой ночи ограничились спальней и кровью. Остальное, сказал Людо, мне не понадобится, я ведь в действительности не собираюсь исполнять супружеский долг леди Йосы. Ну, ещё нужно знать про традиционный кубок с вином, который молодая жена преподносит мужу.

— Так откуда? От матери? — настаивала леди Йоса. — Моя скорее б лопнула, чем сказала!

— А вы? От помощника грума? — дерзко спросила я.

Она удивленно поморгала, а потом вдруг прыснула, прижав ладонь ко рту.

— Нет, не от него.

— То есть леди Катарина ошиблась, и вы не…

— На пару лет раньше, — пояснила она. — У моей матери был духовник. Она думала, он ее любит. Настолько, что когда мне было двенадцать, отец вдруг скоропостижно скончался. Знаете, он был неплохим человеком. Как-то раз я осталась после мессы, и…

9

так произносилось слово «меланхолия» во французском языке в Средневековье. Это объясняется забытой смысловой связью с древнегреческой «черной желчью» и особенностями артикуляции.