Страница 1 из 88
Белль Аврора
Грязная жизнь
Серия: Неукротимая семейка — 2
Переводчики: Юлия Г, Анна Т, Анна Е, Pandora
Переводчики-сверщики: Betty page, Сирарпи
Редактор: Лилия С, Pandora
Вычитка и оформление: Виктория К
Обложка: Екатерина О
Пролог
АЛЕХАНДРА
Я была растеряна.
По крайней мере, так я запомнила.
То, что меня вызвали из школы, чтобы я отправилась в офис к моему отцу, было не совсем хорошим знаком. Тот самый офис, где он ведет свой бизнес. Я была там прежде, но это совсем не место для таких девочек, как я, или так он говорит.
Коридор каким-то образом кажется длиннее, чем раньше. Я иду, не зная, чего ожидать, прижимая к себе свою школьную сумку.
Я что-то сделала не так? Почему он казался таким напряженным по телефону?
Я спотыкаюсь. С трудом сглотнув, опускаю взгляд на ноги, мои шнурки развязались.
Ему не понравится это.
Я останавливаюсь, чтобы убедиться, что выгляжу безупречно, провожу руками по своим длинным, прямым черным волосам и затем приглаживаю юбку от формы своей частной школы. Я не тороплюсь, осторожно подтягиваю свои белые гольфы на колени, стараясь не запачкать их.
Мой отец не выращивал нас как стаю животных. Он вырастил леди, а в случае моего брата — джентльмена.
Мой брат, сестры и я гордимся тем, что стали именно такими, как хотел отец. Уверена, что мы единственная семья-мафиози с приличными манерами и скромностью.
В свои восемнадцать я знаю, чего от меня ждут. Мне следует радовать своего отца. И я делаю это.
По крайне мере, я так думаю. Пока не было никаких нареканий.
Я учусь на твердые пятерки, одеваюсь прилично, никогда не выставляю напоказ слишком много кожи и с любовью и заботой смотрю за своими младшими сестрами, воспитывая в них леди. Должна заметить, что я довольно достойный человек и люблю свою семью.
Всего нас шестеро. Если смотреть по возрасту: Мигель, которому двадцать четыре, затем я, Вероника, ей шестнадцать, Кармену пятнадцать, Патрисии тринадцать и Роуз — ей всего девять. Она была последней, мама родила ее за год до своей смерти. Я знаю, что Роуз не помнит ее. И знаю, что от этого ей больно. У нее есть фотографии, как и у всех нас, но этого недостаточно.
Мою маму звали Дорина, для любимых она была просто Дори. Она встретила моего отца, когда они оба были детьми, вместе бегали, играли на улице. Он кинул грязь ей в лицо. Вместо того чтобы заплакать, как сделали бы другие девочки, она просто остановилась и вытерла грязь с себя. В тот день она вернулась домой и рассказала своей маме о глупом мальчике, который кинул в нее грязью. Ее мама, моя бабушка, рассмеялась и обняла ее. Она ответила: «Ой, котенок, мальчики забавно проявляют чувства, и чем хуже они обращаются с девочкой, тем обычно больше она нравится им».
Мама услышала это и приняла к сведению.
И решила выйти замуж за этого мальчишку.
Четырнадцать лет спустя, мама стала миссис Эдуардо Кастильо. Родители жили счастливо все мамину жизнь. Она была единственной женщиной, которая могла рассмешить папу. Он любил ее так сильно, что когда она умерла, то сильно скорбел. И это до чертиков напугало меня.
Мой отец — адекватный человек, но что-то с ним произошло во время его периода скорби. Он стал холоднее, начал закрываться. От нас.
Единственный, кто мог вразумить его, был мой брат, Мигель.
Когда добираюсь до двери его кабинета, легонько стучу по ней дрожащей рукой.
— Войдите, — произносит знакомый голос.
Мой брат? Все мое тело напрягается. Что он делает здесь?
Толкнув дверь, я вхожу внутрь и тихонько прикрываю ее за собой. Двигаюсь вперед и встаю перед столом, за которым сидит отец, но смотрю в это время на брата, который стоит за ним. Я не видела его почти год. Он выглядит хорошо. Папа прижимает руку к своему лбу. Он еще не замечает меня. Я мило улыбаюсь брату. Когда он не возвращает улыбку, в груди екает. Его взгляд смягчается и становится извиняющимся.
Мигель выглядит так, будто собирается расплакаться.
И стоит заметить, что мужчины в моей семье не плачут.
Когда отец поднимает лицо, по коже бегут мурашки от взгляда. Там есть что-то, чего я не видела раньше. Он что-то задумал.
Я знаю, что папа не хороший человек, но он хорошо обращается с нами. Он семьянин. И сделает все что угодно ради нас.
Он убьет за нас.
По факту, я знаю, что он уже делал это.
Я откашливаюсь и тихо спрашиваю:
— Папа? Все в порядке?
Удивленная своей собственной способностью спрятать дрожь в голосе, я выпрямляюсь, борясь за спокойствие. Отец смотрит мне в глаза. Я раньше не замечала, как он постарел с тех пор, как умерла мама. Морщинки на его загорелом лице углубились так, что он выглядит на десять лет старше своих пятидесяти. Под его глазами черные круги, и кажется, будто он не спал месяцами. Но морщинки от смеха в уголках глаз… исчезли.
Вероятно, он не смеялся так часто, как раньше. После смерти мамы его некому было смешить.
— Алехандра. — Он указывает рукой на стул напротив него. Его голос грубый, когда он командует: — Сядь.
Я не хочу садиться.
Я хочу бежать.
В поисках помощи я смотрю на брата. Он качает головой, показывая взглядом на стул. Я с трудом сглатываю, мое сердце бьется в ритме с каждым шагом, пока я, наконец, не сажусь.
Папа выдыхает, затем встает и начинает расхаживать взад-вперед.
— Я позвал тебя сюда, чтобы кое-что обсудить с тобой. Что-то важное. Боюсь, что нам нужно обсудить это быстро. Времени осталось немного.
Карие глаза брата становятся на оттенок темнее. Я вижу, что он прикусывает внутреннюю часть щеки. Его лицо становится темно-красным, а вена на его виске пульсирует. Кажется, будто он вот-вот взорвется.
Такой его вид заставляет мои внутренности застыть. Мигель не выходит из себя. Он джентльмен, терпеливый и держит все под контролем.
Мое сердце бешено колотится. Что-то здесь не так.
Не зная, что сказать, я киваю, чтобы показать, что слушаю. Он продолжает:
— Сейчас сложные времена. Недостаточно быть самим по себе. В том числе и в безопасности. — Он замолкает, кладет ладони на стол, наклоняясь ко мне. — В жизни каждого человека приходит время принести жертву ради хорошего будущего. Понимаешь?
Я киваю. И понимаю. Понимаю, что отец провел много времени вдалеке от дома, создавая для нас хорошую жизнь. Это была его жертва, и он принес ее без вопросов.
Я ценю то, что он делает для нас, даже не зная, что конкретно. Это не мое дело. Я просто женщина.
Его губы изгибаются в подобии улыбкиа, но выходит больше похожее на гримасу. Он бормочет:
— Как всегда хорошая девочка. Мне так повезло с тобой.
Мое сердце тает, а приятное тепло разливается по мне, растапливая страх, который заморозил мои внутренности. Это согревает меня до самых кончиков пальцев. Но брат так сильно сжимает руки в кулаки, что его костяшки белеют. Мигель шипит:
— Расскажи ей.
Слабая улыбка папы гаснет, и он выглядит раздраженным.
— Да, конечно. — Папа обходит стол, садится на его край и берет мою руку в свою, нежно похлопывая по ней. Поскольку я девочка — это было моим всем. Смотреть на улыбающегося папу, пока он болтает о том, о сем, и совершенно неважно, что он говорил, его внимание согревало и успокаивало.
Но затем он ошеломляет меня новостью.
— Ты выходишь замуж за Дино, сына Вито Гамбино.
Он произносит это, не показывая никаких чувств, никакой реакции, никаких эмоций.
Мой захват на его руке ослаб, но его остался крепким. Для поддержки? Не знаю. Вся кровь отливает от лица. Мои губы приоткрываются, а дыхание становится прерывистым.
Мой желудок скручивается в узел. Кажется, будто мое тело хочет задушить само себя.