Легавый

Организовать убийство неугодных представителей знати с влиянием-то и возможностями канцлера — раз плюнуть. Гибель Трёхгорнова и Златоустова тому подтверждение. И Снежина убрать вместе с Броневым тоже по приказу Ашинского могли. И Пехова заставить за мной следить только канцлер мог. А кому ещё по силам перевести ротмистра из жандармерии обратно в войска? Разве что самому герцогу, но он не в счёт.

Потому и проследить за моими передвижениями Ашинскому легче лёгкого было. С моей же, сука, подачи Миассова из игры вывел, а вместо него надо мной своего Чубиса поставил. Хотя, наверное, канцлер и без моей помощи что-нибудь придумал бы. Нашёл бы, через кого в заговоре старого графа обвинить и стрелки на него перевести.

Повсюду свои щупальца, вражина такая, протянул, всё контролировал. Он и оружие заговорщикам мог раздобыть, и с гоблинским бунтом замутить — тоже запросто. И по всему выходило, что Клариус со Шварцем как раз на канцлера и пахали. По его приказу они меня перевербовать хотели, а, как не вышло, убить.

И ни к кому другому не подходили лучше те слова Клариуса, что Бронев в блокноте записал: «Жалкие баронишки, вскорь не будет вас, ни упёртых, ни продажных. Он все ваши земли к рукам приберёт. И алчных пермяков, и всех других вокруг пальца обведёт, ни с чем оставив. Все ваши дома и земли под одну руку сведёт, а затем и своими сделает».

Единственное, что меня смущало, так это нападение на Ашинского революционеров-бомбистов. Тем более мы ещё и Шварца потом на собрании «Всенародовольцев» засекли. Как это могло друг с другом вязаться?

Хотя, точно, легко могло. Эльф ведь сам тогда на собрании говорил, что вышел на революционеров после их террористической акции. Значит, могло быть так, что канцлер решил действовать по принципу: не можешь победить врага, сделай его своим союзником. Узнал, кто стоит за покушением на него, и тут же послал Шварца договариваться с юными бунтарями.

А Реджина, ну кто бы мог подумать?! Я то думал, она просто из сочувствующих. Типа оппозиционная интеллигенция и всё такое. А она — одна из руководителей. Понятно тогда, почему эта гордячка так на меня реагировала: я же легавый на службе у сатрапа. Только вот у самого сатрапа жизнь и без революционеров на волоске повисла. И, похоже, только мне суждено попытаться как-то предотвратить печальный исход. Главное, пробиться к герцогу, минуя канцлера, который так ловко меня в прошлый раз перехватил.

Только вот сперва дуэль нужно было пережить, а для этого требовалось хоть немного поспать для начала. Однако стоило мне перестать размышлять про заговор, мысли вновь сами собой переключились на погибших друзей. Все переживания завертелись по новой.

Хоть и старался я прилюдно этого не показывать, потеря товарищей легла на сердце, что называется, тяжким грузом. Может, они тут все и привыкли к подобному, особенно вон орк, которому человека пристрелить, что в кулак высморкаться. Но я то другой. Я ведь даже не военный, чтоб чужую смерть так легко воспринимать. Я, может, и в медпреды с работы ушёл, чтобы ни с чем таким не сталкиваться. А тут нате пожалуйста.

В общем, в сон провалился уже с рассветом. Поднялся еле как и, естественно, чувствовал себя преотвратительнейшим образом.

Завтракали с орком и оставшимся у нас ночевать инспектором в полнейшей тишине. Лишь когда вставали уже из-за стола, Холмов обратился ко мне:

— Вы, господин Штольц, напрасно так нервничаете. Стреляться вам нынче предстоит из укоротов, надеюсь, к коим вы привыкли уже куда более, чем противник. Даже если фон Чубису выпадет удача на первый выстрел, вы, главное, стойте на месте и не спешите сближаться. Да вставайте боком и держите оружие перед собой, прикрываясь. Это хоть и не полноценный дротовик, но, какая ни есть, а защита. Лицо укоротом прикроете, а сердце локтем. И лучше возьмите оружие в левую руку. Уж коли попадёт противник да ранит, так после вам будет с правой сподручнее ответить.

— Спасибо, Шарап Володович, за совет, — кивнул я. И не знал, что волнение моё так заметно. — Я тоже о том думал. Так, пожалуй, и сделаю.

— А я, братец, — влез и Тимонилино, — присоветовал бы тебе коньячку пригубить. Да ты не криви губу-то. Ну и что ж, что утро ещё. Ты много-то не пей. Тогда и разум не замутится, и волнение уляжется. А вот рука ежели дрожать будет, так куда хуже при стрельбе может статься. И не переживай, — подмигнул он мне, — выпадет вдруг так, что убьёт он тебя, так я, на правах секунданта, сам его вызову и уж наверняка этого крысиного выкормыша пристрелю.

— Ну, спасибо, — уныло покивал я, — успокоил. Так-то ты вообще меня охранять должен.

— Так-то, братец, кашу эту ты сам заварил. Теперь, хочешь не хочешь, а придётся рисковать. Но ежели передумал, так можешь отказаться от поединка, перед начальником повинившись. Да только знаю я тебя, не станешь ты того делать. Так что лучше пей и не кобенься.

Глянул на инспектора. Тот пожал плечами и кивнул. Ну и ладно, с порции коньяка не должно развезти. Да и выветрится всё, пока до места доедем. Утро прохладное, а до пустыря, на котором встреча назначена, минут двадцать пилить, не меньше.

И ведь прав оказался, что не отмахнулся и остограммился на дорожку. Утро выдалось не только прохладным, но и дождливым. И ведь нет, чтобы прям совсем поливало и можно было дуэль отменить. Так, моросило потихоньку, разводя сырость, раньше времени выветривая алкоголь и окончательно портя настроение.

Это ладно ещё Холмов сообразил и из управления служебный тарантас вызвал, а то ещё бы извозчика где-то ловить пришлось, чтоб добраться. И ведь не побоялся Шарап Володович, что влетит ему за использование служебного транспорта не по назначению. Ответил только на мой о том вопрос:

— Вам, господин Штольц, теперь вдвойне на дуэли постараться нужно будет. Вам герцог всё равно благоволит. Подстрели кто другой нашего фона на дуэли, могло б и до ссылки дойти. А с вас и взятки гладки, вас и ссылать-то пока некуда. Максимум, пожурят да в звании понизят. Но вы, я знаю, за регалии не больно-то и переживаете, а нам, глядишь, и нового начальника вместо фон Чубиса назначат. Вот всё и обойдётся.

— Хорошо бы, — я поёжился и поднял ворот плаща, чтобы мелкие противные капли дождя не холодили шею. — А ещё бы лучше Миассова вернули. Надо будет попросить за него герцога.

Пока доехали до места, дождик почти прошёл, но хмарь в небе и не подумала рассосаться. Мрачно-серыми облаками всё было затянуто от края и до края.

Высокая трава на пустыре уже успела, как губка, вобрать в себя столько воды, что под ногами чавкало, словно мы по болоту шли. Я даже порадовался, что додумался, подобно орку, в сапогах отправиться. А то вон у инспектора и брючины, и полы плаща уже до колен намокли. А в ботинках и подавно наверняка уже хлюпало.

Вроде даже чуть раньше намеченного прибыли, но фон Чубис с сотоварищами уже нас поджидали. Топтались, сбившись тесной кучкой посередине пустыря, и недовольно зыркали на нас, будто мы опоздали не менее, чем на час.

Не дойдя до компании оппонентов метров двадцать, мы поприветствовали их, всё чин по чину, даже котелки приподняв. Тимон, правда, полей своей шляпы лишь коснулся слегка. Ну да ему простительно, он же по легенде деревенщина простодырая. Вот вызвал фон Чубис меня безродного на дуэль, пусть теперь и терпит такого моего друга-невежу.

Меня даже радовало зрелище того, как мой кичливый начальник недовольно морщится, издали поглядывая то на меня, то на сошедшихся посерёдке между нами секундантов.

Впрочем, в основном, общаться с попечителями Чубиса — кидать жребий, кому первому из какого укорота стрелять, и обговаривать окончательные условия поединка — всё равно Холмову пришлось, а орк лишь в свидетели подвязался. И по кислым физиономиям обоих моих товарищей, когда они после переговоров ко мне возвращались, сразу стало понятно, что удача улыбнулась не мне.

— Первый выстрел за фон Чубисом, — подтвердил мою догадку Холмов. — Стреляетесь с двадцати шагов. Два выстрела, второй после вашего первого, по готовности стрелков без очереди. Так что, если будете тянуть с первым выстрелом, у вашего противника будет больше шансов успеть повторно взвести оружие.