Легавый

Меня даже замутило от того, как запросто он это сделал.

Между тем инспектор выпрямился и вынул из кармана платок.

— Возвращаемся в управление? — протерев руку, он скомкал платок и сунул его обратно в карман. Посмотрел на взбледнувшего меня: — Вы себя как чувствуете? Может, в лазарет казённый?

— Толку от ваших коновалов, — скривившись, отмахнулся я. — У меня свои таблеточки ещё остались, обойдусь. Давайте в управу. Там и определимся, кто из арсенальных налётчиков убит, кто пойман, а кого ещё найти нужно. Ротмистр, не вернёте мне трость? Колено разнылось, хоть на одной ноге назад скачи.

Что ж, запретили мне совать нос куда не надо, занимаясь заговорщиками. Зато теперь у меня появилась хитрая лазейка — всенародовольцы оказались связаны с убийством дочери купца Лебедева. Каким именно образом, конечно ещё следовало установить. Но всё равно, теперь я мог с чистой совестью и под весомым предлогом влезть опять в политику, наплевав на запреты.

В коридоре управления наткнулись на идущего навстречу Миассова. Граф был хмур и задумчив. Остановившись, глянул на вконец охромевшего меня и недовольно поинтересовался:

— Где ваша шляпа, господин Штольц?

Затем перевёл полный укоризны взор на сопровождающую меня компанию:

— И что вообще за непотребный вид, господа?

— Мы прямо с задержания, ваше сиятельство, — опередив меня, ответил Холмов.

— Так точно, ваше сиятельство, не успели оправиться, — закивал я. Только сейчас сообразил, что забыл отыскать и подобрать свой котелок.

— Вам, господин Штольц, — покачал граф головой, — всё никак неймётся. Всё в баталии рвётесь, меры не знаючи. Эх, молодость-молодость. Безудержный порыв, вызванный наивным стремлением во что бы то ни стало пробиться к истине и славе. И невдомёк вам, ни чем это чревато, ни зачем оно вдругоряд и вовсе надобно.

— О чём вы, ваше сиятельство? — уставился я на графа.

— О тщетности мирской суеты, — махнул тот рукой. — Однако должен раскланяться с вам и вашими компаньонами. И пожелать вам удачи, господин Штольц. Я же вам больше не начальник. Знаете ли, получил предписание от его светлейшества сдать дела и отбыть с глаз долой.

— Вот как? — признаться, был я весьма удивлён. Не столько самим фактом, сколько расторопностью канцлера. Вот только с ним поговорили, а он уже у герцога отставки графа вытребовал. Лихо.

— Именно так. Разжалован и сослан прочь в связи с утратой высочайшего доверия. И это я-то, который всю свою сознательную жизнь благополучию и процветанию короны посвятил! — граф явно был сильно раздосадован.

А я не мог понять, взаправду он считает себя незаслуженно обиженным или так искусно притворяется. Как же старик может себя преданным короне считать, если мне несколько свидетелей рассказывали о его причастности к заговору? Он же сам лично с эльфами по поместьям шастал, провинциальных дворян агитируя. Не могли же те его просто оговорить. Или могли? Или я чего-то недопонимаю?

В голове в очередной раз возникла путаница. Вроде только всё для себя по полочкам разложил, ан нет, опять засомневался.

— Вы уж, голубчик, поосторожнее тут без меня, — чуть приблизился ко мне граф, ткнув пальцем в грудь. — Управлять вами всеми теперь фон Чубис будет. А он, я уж вас давеча упреждал, человек канцлера. А тот, хоть и в родстве с герцогом, но, как есть, сам себе на уме. Ему палец в рот не клади, руки враз лишишься. Уж поверьте старику.

Вот в этом я ему безоговорочно верил. Если фон Чубис служит канцлеру, то тот, на подобных говнюков опираясь, вряд ли окажется невинной овечкой.

Ох уж мне эта подковёрная возня светских вельмож! Всё-то они друг на друга бочку катят, а сами один другого краше. Ну да один хрен, разберусь я со временем, «ху из ху»!

— Такую службу разорить, — печально вздохнул граф. — Не будет теперь больше управления.

— В смысле!? Как так? — одновременно с Холмовым выставились мы поражённо на Миассова.

— А вот так. Будет и дознавательский, и сыскной отдел вместе с секретной экспедицией и новообразованной канцелярией, что по делам особенным, подчиняться через фон Чубиса непосредственно канцлеру. Да ещё вкупе с жандармским корпусом и даже военным министерством. Вы же, господин Штольц, отныне сами по себе служить будете, ни в каком конкретном приказе не состоя и, по мере необходимости, со всеми канцеляриями сотрудничая.

— Ничего себе, — у меня аж брови на лоб полезли.

Вот это канцлер подгрёб под себя! Всех силовиков себе подчинил. Надо полагать, это он в связи со сложной политической обстановкой такую реорганизацию замутил?

И ведь, понятное дело, не моя информация его на подобный шаг толкнула. Такое за пару дней не проворачивается. Наверняка, заранее всё продумано и подготовлено было. Я же со своим расследованием мог лишь несколько хилых щепочек в давно сложенный костёр подбросить.

А я, что-то не совсем врубился, теперь что же, почти вольная птица? Или наоборот, хрен удастся крылышками помахать?

— Потому и советую, — вторя моим мыслям, выдал Миассов, — ухо вам, господин Штольц, востро держать. Вас ведь возвысили, лишь чтобы перед глазами иметь да к другому хозяину не дать переметнуться. А коли встанете на пути, враз поймёте, что цена такой значимости ломаный грош.

Вот это он меня сейчас пошкрябал мордой по асфальту! Нет, я и раньше подозревал, что должность моя званию и почёту не сильно соответствует. И что прилетело мне всё практически за красивые глазки. Но граф сейчас всё же рубанул со всей прямотой, хотя явно не унизить меня желая, а лишь открыть глаза на суровую действительность. Возможно, причиной тому послужила обида его на герцога. А может, и нынешняя независимость от проблем короны.

— Что ж, спасибо за предупреждение, — кивнул я Миассову. — Куда вы теперь?

— В имение, — развёл руками граф, — без права покидать его в течении пяти лет. Так что, будете с оказией, извольте не побрезговать, захаживайте к старику в гости.

Я пообещал. Мне не трудно. До Миасса рукой подать. Пара часов на драндулете нашем. Мало ли, вдруг понадобится о чём-нибудь графа порасспрашивать. Лучше бы конечно сейчас на него насесть, пока он в душевном раздрае. Вдруг на обидках что-нибудь важное да и выболтает. Но, чёрт возьми, не хочется мне в управлении долго маячить, рискуя с фон Чубисом столкнуться. Не до него сейчас, нужно быстренько задержанных всенародовольцев осмотреть. Может ещё кто-то из нападавших на арсенал обнаружится. А граф от нас никуда не денется.

Да уж, зародил-таки опять Миасский во мне сомнения. Будь он реально заговорщиком, сейчас бы больше злился и планы мести, наверное, вынашивал, а не переживал бы так. Сейчас-то ему передо мной какой смысл спектакль разыгрывать? При таком излишне гуманном подходе местных к наказанию мятежников реальным злодеям полное раздолье — езжай к себе в имение и строй оттуда козни, преспокойно продолжая вести подрывную деятельность «на удалёнке». А этот о репутации своей сокрушается. Да так натурально.

Нам неслыханно повезло. Опера-сыскари, пока мы до них добирались, уже успели опознать по нарисованным с моих слов портретам аж четверых обалдуев и, отделив их от остальных доставленных в управление смутьянов, поспешили развести молодчиков по отдельным кабинетам для допроса. Мне оставалось лишь подтвердить правильность выбора ретивых колег, сравнив подозреваемых с собственными воспоминаниями.

Вот только при опознании возникли некоторые трудности. Вид все эти товарищи имели весьма помятый и потрёпанный. Наверное, ещё даже хуже, чем я сам. Очень сложно узнать человека, когда у него пол рожи фингалом заплыло или нос всмятку.

Я даже сгоряча выразил операм претензии по поводу их излишнего энтузиазма. На что получил не очень вежливое пожелание отправиться по весьма конкретному адресу. Потому как господ революционеров доставили в управу уже в изрядно ухайдаканом виде. И, скорее всего, это были как раз те чересчур активные молодые люди, что вместе с другими товарищами полезли в драку с нашей троицей. Значит, это мы сами их так и разукрасили. А допрашивать их ещё никто толком даже и не начинал. Так, имена да фамилии пока лишь записали.