Если движется небо

– Но когда ваш коллега и соплеменник украл "А-один", вы забили тревогу. Вы ведь не просто так именно мне предложили взяться за поиски. Решили быть рядом, чтоб я помог вам выйти на след "А-один", а заодно отвлечь меня от расследования убийства Кари-маа. Одним выстрелом двух зайцев – красиво, не спорю.

Артано жадно ловил каждое слово, и с каждой секундой его глаза становились всё шире.

– Но потом, когда об аннигиляции планет стало известно всем, – о чём, спрашивается, вы думали? Хотели замять дело, свалить всё на других – лишь бы самому остаться чистеньким? – Алан уже почти кричал. – Надеялись, что всё решится само собой? Само рассосётся?! Чего вы испугались? Остаться без финансирования? Лишиться должности? Потерять влияние?! Ах, какая трагедия для амбициозного самовлюблённого выскочки! Впрочем, неудивительно – чего ещё ждать от вшивого минорского аристократа!

Алан самым вопиющим образом перегибал палку: любое проявление нетолерантности по отношению к братьям-по-разуму считалось тяжким преступлением, но сейчас Фелис (да и Артано, похоже, тоже) была всецело на его стороне.

– А в результате погиб мой напарник и друг, – глубину горечи в голосе Алана было не измерить ничем. – И с этим уже ничего не поделать.

Ля-фа моментально изменился в лице. Потерял равновесие, завалился набок. По телу его прошла судорога.

– До-фа-соль... погиб?? – немелодично прошептал он.

– Я был его эна эл'ло.

Повисла долгая пауза. Фелис украдкой покосилась на Артано – тот ответил ей быстрым взглядом, полным страха, смятения и паники.

Да уж, нелегко ему сейчас, парню из почтенной уважаемой семьи, любимчику родителей и одному из лучших выпускников ксенолингвистической академии. К такому его жизнь не готовила.

– Стать эна эл'ло для минора способен только минор, – недоверчиво проскрипел Ля-фа, однако Фелис почувствовала, что это недоверие – показное, в действительности же Ля-фа вполне серьёзно отнёсся к словам Алана, однако при этом испытал глубочайшее потрясение от услышанного.

– Как видите, не только, – желчно заметил Алан.

– Я никогда его не понимал до конца... И был искренне огорчён нашей тогдашней размолвкой. Но и после этого я не держал обиды и всегда желал ему только добра.

Нетерпеливо постукивая пальцами по спинке кресла, Алан досчитал до десяти. Дожидаться, пока минор закончит изливать душу, он не собирался. К тому же, речевой аппарат миноров был устроен так, что они имели возможность говорить непрерывно, не делая паузы на вдох, как люди – поэтому монолог Ля-фа мог быть сколь угодно долгим.

– Каяться будете жрецам в ваших храмах, – сурово сказал он, как только словесный поток минора иссяк. – У меня нет ни времени, ни желания выслушивать вашу исповедь.

– Да поймите же, я хотел всё исправить! – пропел минор на высокой ноте, мгновенно меняя тон. – И исправил бы! Для этого был нужен лишь мальчишка, мальчишка и его чёртов корабль – но вы вмешались и спутали все карты!

– Мальчишка... – прошептала Фелис.

– Где он? – взревел Алан, бросаясь к Ля-фа с явным намерением схватить его за шкирку и вытрясти если не душу, то хотя бы правдивый ответ. – Где Лейфант?!

– Пустите! – минор попытался ускользнуть, но Алан оказался проворнее.

– Где он, отвечай!!

– Три дня назад его катер появился в расчётном секторе входного портала. Нам удалось иммобилизовать корабль силовым полем.

– Он жив?

– Я не знаю... – Алан тряхнул его, минор придушенно захрипел и поспешно поправился: – То есть, да, наверное. Но вреда он больше не причинит. Силовое поле блокирует окруженный участок пространства и полностью исключает какие-либо взаимодействия материи.

Фелис бросила на Артано рассерженный взгляд.

– Почему ты не рассказал нам?

– Я об этом не знал! – Артано яростно замотал головой.

– Не волнуйтесь. Наши линкоры, оснащённые аннигиляторами, уже в пути, – просипел Ля-фа. – Чужеродная материя будет уничтожена. Вся, до последнего кварка.

– Что-о?! – завопила Фелис. – Нет!

– Я сам не в восторге от такого решения, мадмуазель, – минор оскорблённо скривился. – Но в ситуации, представляющей угрозу всему сущему, холодный рассудок, здравый смысл и прагматизм должны возобладать над эмоциями.

– Если нет иного выхода – да, чёрт побери! – заорал Алан. – Но только если нет иного выхода!

– А вы способны предложить иной выход?

– Отправить мальчишку восвояси!

Ля-фа истерически расхохотался.

– Вы бредите, господин инспектор? Сквозной тоннель в параллельную реальность был случайностью!

– В тот раз – да. Но Рамель сможет открыть портал в мир Лейфа, – возразила Фелис.

– Рамель? – Ля-фа присвистнул. – Альбина?! Так вот оно что! Вы доверили альбине судьбу Юнивёрса!

По тону минора было ясно, каково его мнение о братьях-по-разуму.

– Рамель – наш друг и соратник, – обиделась за альбину Фелис. – И так же, как и мы, радеет о судьбе Юнивёрса.

– Зачем? – завопил Ля-фа. – О Свет, зачем? Это же чистой воды безумие! Вы хоть представляете себе, насколько велика вероятность неудачи? А если из этой вашей затеи ничего не выйдет? Или вы хотите, чтобы мир погиб? Посудите сами, что дороже: одна жизнь или миллиарды?!

– Каждая жизнь бесценна, – веско сказала Фелис. – И каждая смерть – трагедия. Какой бы она ни была. И если есть хоть один шанс избежать такого исхода, нужно воспользоваться им. А приносить в жертву невиновного – это противоречит нашей морали. Человеческой морали, – отбросив пиетет, едко уточнила она.

Ля-фа сник, а через мгновение на его лице появилось какое-то обречённое выражение.

– Именно поэтому мы никогда не поймём вас до конца. "Человечность", "человеческие ценности", пф! Набор абсурдных, лишённых логики, противоречащих друг другу правил. А если вспомнить, сколько раз вы сами бесстыдно нарушали свои же принципы в угоду поставленным целям, вводили двойные стандарты, лицемерно закрывали глаза на очевидную несправедливость?

– Ты прав, чужой, – неожиданно заговорил Артано. – Человеческая мораль далека от совершенства, как и любая субъективная система ценностей. Но я счастлив, что родился человеком, а не минором. Я имел удовольствие наблюдать за вами и вашей жизнью, и понял, что мне вас жаль. Вся ваша жизнь логична до тошноты. Вы настолько привыкли следовать доводам рассудка, что забыли, что иногда стоит слушать сердце. Вы так искренне верите в свою правоту, что даже не пытаетесь взглянуть на ситуацию с иной точки зрения.

– Сердца у миноров нет, – заметил Алан. – Во всяком случае, в анатомическом смысле.

– Авантюристы... – прошептал Ля-фа. – Умалишённые... Нет, это невообразимо...

– Можешь болтать что хочешь, – Алан направил на Ля-фа нанорезонатор альбины. – Но ты отдашь приказ отменить аннигиляцию и снять силовое поле. Немедленно.

– Увы, он не может этого сделать, – голос за спиной возвестил о появлении ещё одного участника беседы. Странно знакомый голос. – И будь так любезен, инспектор, убери оружие.

Фелис обернулась. Мужчину, державший в прицеле Алана, она видела прежде дважды – и меньше всего ожидала встретить его в третий раз, здесь.

– Винсент? – нерешительно протянула она.

– Винс! – Алан метнул на Фелис быстрый взгляд и тут же переключился на оппонента. – Откуда вы друг друга знаете?

– Виделись пару раз, – охотно ответил Винсент, перехватывая поудобнее свой пистолет – миниатюрный, короткоствольный, выглядящий скорее игрушкой, чем настоящим оружием, – но то, как побледнел Алан, свидетельствовало о том, что пистолет очень даже настоящий.

– Отойди от минора, Алан, – спокойно сказал он.

Алан не шелохнулся.

– Что происходит? Кто вы такой? – пролепетала Фелис. Все надежды рушились, как самоуверенный карточный домик, переоценивший свой запас прочности и выросший чересчур высоким. Её случайный попутчик с "Эвиана" был последним человеком в Ойкумене, подходившим на роль Главного Кукловода.