Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 28

Этого Феоктистов не выдержал. Понятное слово буквально выбросило из схрона. С самодельным копьём наперевес помчался на помощь. Голову защищал неудобный трофейный шлем. Воин тут же отреагировал – оттолкнул крестьянку и плавно надел своё «ведро». А селяне воспользовались моментом и бросились в лес.

Первоначально Володька хотел дождаться, когда богач поравняется с засадой, где планировал выскочить и уронить его на другую сторону лошади. На худой конец – вогнав копьё в бок коня (после «танцев» с волками жалости к животным уже не было). А там, вдвоём с Колей, они бы оглушили противника… Но теперь он сам в лоб бежал на изготовившегося буржуя. Которого, в отличие от добровольного защитника крестьян, под матерчатым балахоном защищала железная кольчуга. (Так что, похоже, и первоначальный его план не имел шансов на успех!) Воин спокойно извлёк меч. Подпустил мальчишку ближе и срубил ему навершие самодельного копья. А потом что-то спросил. Причем, почти понятно:

– Ты иже еси?

В этот момент, с бешеным воплем, Зубров выскочил из своего схрона. Буржуй, словно не ощущая обтягивающего металла, развернулся. Меч свистнул в воздухе, и страшной силы удар разбил щит второго разбойника. Клинок по приданной траектории полетел дальше, куски защиты в стороны, а тело Николая назад.

«Убил!!!»

Володька яростно вскрикнул. Страх вогнал его в режим «Дерись!» Мир вдруг стал чёрно-белым, сознание захлестнула жажда мести. А время словно замедлилось. Краткие мгновения ощутимо растянулись в долгие злые секунды. Зубров, как при замедленной съёмке, неторопливо летел головой вперёд. Вращались в воздухе половинки его щита. А кольчужник словно бы нехотя разворачивался. Но движения и рефлексы самого Феоктистова оставались прежними!

Топор Коли отлетел метра на три от схватки. Слишком далеко! Зато совсем рядом, на поясе у его убийцы, висел кинжал в ножнах. Володька метнулся вперёд, почти обнял врага и выхватил его узкий длинный клинок. Ударил им со всей ненавистью, куда-то под шлем, повыше кольчуги. Почувствовал мягкое и оцепенел. Теперь подсознание буквально взвыло: «НЕЛЬЗЯ убивать людей!!!» И время вновь пошло обычным порядком.

Сильнейший удар тут же погасил картинку. Сознание сбойнуло… С трудом до Феоктистова дошло, что он лежит в дорожной пыли. Левый глаз не видит, по щеке течёт горячее… Воин коротко взмахнул мечом, но в последний миг Володька успел подставить сорванный с головы шлем. Шарах! Полетели деревянные и железные части. Инерция отсушила руки и прошла в живот, во рту разлилась горечь желчи.

«Жить, жить, жить!!!» – заполошно заметалось в голове. Остатками защиты удалось ещё раз спастись, но этот удар окончательно сломил сопротивление. Руки уже просто не держали. Впрочем, и у кольчужника весь балахон на груди залила кровь. Он заметно шатался и уже с трудом поднимал меч. Вместо замаха опустил жало клинка и с силой ткнул в мальчишку. Тот лишь всхрипнул. В распяленный рот попали капли крови врага. Боли не было, но жар выбил слезу из уцелевшего глаза.

«Неужели, конец?!»

Сознание быстро меркло. Но Феоктистов ещё увидел, как сзади к воину приблизился бледный, шатающийся Зубров. Топор он сжимал двумя руками, всё так же лезвием вверх. Замахнулся… Но буржуй почувствовал его! Развернулся, поставил под неумелый удар обуха железное предплечье (прям – каратист!) И сразу воткнул меч в живот Николая.

Последнее, что слышал Феоктистов, был пронзительный крик друга.

Глава 3





Сначала Володька ощутил неприятные рывки за ногу, то чего в подбрюшье вспыхивала жуткая боль. Даже беспамятство отступило. Смог приоткрыть глаз и увидел давешнюю красотку. Она неумело снимала с него кроссовок. Со шнуровкой не разобралась, и просто сдёргивала силой. Справилась. Повертела в руках, вытащила носок… И откинула назад. Туда, где уже лежали их рубашки, майки и обе колькины теннисные туфли. Чуть дальше мужчина деловито стаскивал с Зуброва джинсы. Прямо как те бородачи с «мотоциклиста». Крестьянка взялась за оставшуюся обувку, и Феоктистов всхрипнул. Несколько долгих секунд девушка смотрела в его открытый глаз. Затем с закаменевшим лицом присела, протянула руку назад и поднялась уже с тяжёлой суковатой веткой. С удивлением мальчишка смотрел, как эта дубина летит ему прямо в лоб. Увернуться сил не было…

Через какое-то время мука вернулась. Накатывала волнами и жгла яркими вспышками. Грызла стальными зубами и превращалась в пылающие угли. Всё реже её прерывали блаженные провалы беспамятства. Как-то во тьме Феоктистов даже подошел к большому круглому люку, как на подводных лодках. Причём, точно знал, что за ним все его страдания должны окончиться. Но кто-то невидимый в этом мраке вдруг грубо отшвырнул его прочь: «Тебе ещё рано!»

А потом он увидел глаза. Зеленые кошачьи глаза на уродливом человеческом личике, увенчанном парой рожек. Чёртик жадно смотрел на Володьку и, почему-то, лизал лицо длинным гадким языком. Лишь через несколько секунд дошло, что это была маленькая чёрная собачка. Которая тщательно, словно щенка, вылизывала его. Вообще-то, пёсик выглядел довольно мерзко, и Феоктистов испытал облегчение, когда тот, наконец, исчез. Он отчетливо помнил, как его убивал буржуй. Смутно – как грабила и добивала «спасённая» молодуха… Причём же тут собачка?

В полумраке, буквально в полутора метрах над ним, темнел двойной скат из тонких стропил и грубого, похожего на кору, кровельного материала. Вместо потолка шли ряды жердей с веничками сушёной травы, корешками и чем-то типа экспонатов кабинета биологии. Пахло сеном и химией. У него видели оба глаза.

Слева раздалось торопливое хлюпанье. Володька с трудом повернул голову, и увидел давешнего пёсика, который теперь вылизывал Николая. Оба друга, лишь в бинтах из грубых окровавленных тряпок, лежали на деревянном некрашеном топчане. В головах и по бокам что-то коптило в глиняных плошках, распространяя сладковатую вонь. Но главное, рядом находился ещё один человек! Чумазая старуха держала в правой руке нож с чёрной рукояткой, а в левой – крупную живую жабу. Ей она растирала ноги Зуброва и что-то при этом бормотала. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы связать своё воскрешение с появлением этой Бабы-Яги и её забытыми способами медицины.

Наконец, Коля застонал. Собачка спрыгнула с топчана, а старуха ножом снесла земноводному голову и небрежно отшвырнула. Как оказалось, прямо в огонь очага. Или камина. Потом достала ещё одну плошку и поднесла к губам Феоктистова. Не доверять ей было глупо, и он отпил солоноватой жидкости. Пока приступ тошноты не оттолкнул губ. Было ощущение, что глотнул крови. Во всяком случае, запах напомнил «мотоциклистов», а вкус – врага. Незаметно вновь соскользнул в сон.

Следующее пробуждение было более приятным. Пахло варёным мясом. Мальчишки по-прежнему лежали на топчане. Разве что были накрыты примитивной рогожей, что сохраняли часть их тепла. Давешняя миловидная старушенция варила супчик, как раз и распространявший тот восхитительный аромат. Увидела, что пациенты очнулись, и что-то спросила. Язык был вроде польского или болгарского. Но смысла они не уловили. В школе один изучал немецкий, а второй английский.

Тогда заговорила хозяйка. Но единственное, что поняли, было её имя – Линде. Старушка накормила их похлебкой с кусками жёсткого, недоваренного мяса. Которое с голодухи показалось им просто пищей богов. Правда, бульон пришлось отпивать прямо из плошек, так как ложек не было. Когда варево закончилось, хозяйка, помогая речи жестами, показала, что им пора выходить из избушки. С огромными мучениями сползли с топчана и, держась друг за друга, побрели к двери.

– Наше счастье, что голодные в драку полезли! – вдруг улыбнулся Феоктистов.

– Это ещё почему?

– Да слышал, если на войне кто-то получал рану в живот на полный желудок, то спасти его было невозможно. А вот если на пустой – лечили!

Снаружи оказалось, что жилище не имело куриных ножек. Хотя в целом здорово соответствовало типажу: было небольшое, низенькое, заросшее мхом по самую крышу. Да и стояло в середине густого лиственного леса. Имелся небольшой двор, без огорода, но с курятником и несколькими сараями. В одном из которых перетаптывался вороной жеребец.