Уссурийск

– А ты знаешь, кого у нас называют сказочниками? Политработников! Они это могут. Кстати, я не коммунист хоть и офицер. А он, значит, говорил тебе, что у нас все офицеры обязательно коммунисты? Ну и брехло же этот твой Амриев! Но ладно пошли, а то время не ждёт.

– Пошли! А ты знаешь, ведь полковник Амриев политработник. Он мне сам сказал об этом.

Столовая полка правительственной связи КГБ представляла собой одноэтажное здание. Широкие двухстворчатые входные двери, не плотно закрывавшиеся, в своей нижней части были исполосованы чёрными неровными мазками, оставленными от многочисленных пинков солдатских сапог. Место в дверях, где был встроен врезной замок, создавало впечатление, будто раз в квартал, а то и чаще грубым способом неумелого мастера меняли эти замки на новые. Тёмное фойе хорошо скрывало давно не мытые стёкла на окнах и такие же не чистые стены. Потолочные светильники с шарообразными плафонами давно и надёжно исполняли роль аэродромов для многочисленных мух. Около одной трети матовых плафонов на светильниках отсутствовало. Поэтому не только лампочки были лишены защиты, но и крылатые насекомые были лишены этой части их взлётно-посадочных полигонов.

До завтрака личного состава полка оставалось более получаса. Поэтому в столовой находились только дежурные по полку, столовой, автопарку и лица кухонного наряда. Обеденные солдатские столы вытянулись в колонну по три. Мурат впервые видел такие длинные столы, рассчитанные каждый на десять человек. В качестве стульев служили деревянные цельные лавки, которые крепились к столам с его обеих сторон. Таким образом, с обеих сторон каждого стола могли разместиться по пять человек. Серый зал с тусклым освещением и с совершенно не аппетитным запахом, исходящим из варочного цеха, одерживали неоспоримую победу над желанием приятно утолить голод. Проёмы окон были оборудованы держателями для карнизов, которые видимо давно покинули свой пост вместе со шторами. Но возможно, штор никогда и не было здесь, а если и были, то, наверное, должны были бы сгореть от стыда за грязные стёкла на окнах и облупившуюся на них краску.

Слева от входа в зал, у стены с интервалом в три шага стояли два квадратных стола. Один из них был оккупирован дежурным по автопарку, а за другим расположился дежурный по полку. Туда же, к своему дежурному направился его помощник, а за ним и Муратбаев. Лейтенант Гольцев, небрежно положив фуражку на подоконник, имевший по чистоте некоторое преимущество над полом, плюхнулся на стул и, приглашая Муратбаева следовать его примеру, указывая на соседний стул, скомандовал:

– Садись!

И уже обращаясь к дежурному, пренебрегая уставом, сидя доложил:

– Товарищ капитан! Вот, прибыл к нам служить лейтенант Муратбаев. Его документы я проверил, всё в порядке.

Дежурный, всё это время, разглядывая молодого офицера пограничника, вместо приветствия изрёк:

– А я думаю, неужели граница передвинулась к нашей части на столько, что пограничники дозором стали проходить через нашу столовую.

Муратбаев не замедлил ожидание старшего. Он, отдав капитану воинскую честь, представился:

– Товарищ капитан! Лейтенант Муратбаев, прибыл для прохождения действительной военной службы!

Не меняя сидячей позы, капитан неспешно продолжил свою тему разговора:

– Молодец! А ты что, границу здесь будешь охранять или связь давать?

– Я прибыл на должность политработника подразделения.

– А-а, вон оно что! – протянул дежурный и добавил:

– Ну, ладно, всё равно садись, позавтракаем.

Мурат аккуратно положил свою фуражку на давно не мытый подоконник и сел на свободный стул. Хитро поглядывая то на Мурата, то на капитана Гольцев проговорил:

– Так ты оказывается тоже сказочник? Только не обижайся. Не каждого политработника так называют. Есть у нас среди политработников и комиссары. Они, комиссары – уважаемые у нас люди.

Два солдата, видимо из числа наряда по столовой, направляясь к столу, за которым сидели офицеры, несли на руках тарелки с завтраком. Когда воины ставили принесённое на стол, Мурат обратил своё внимание на то, что тарелками служили алюминиевые миски тёмного цвета, а руки тех, кто были в роли официантов, мало отличались цветом от мисок. Неловко расставляя миски, один из солдат случайно обмакнул кончик своего указательного пальца в содержимое посуды. Как бы, не веря тому, что расставленное на столе принесено для них – офицеров, Муратбаев тихо спросил Гольцева:

– А это что, для нас?

– А для кого ещё? – ответил вопросом помощник дежурного.

– Понял! Мне кажется, у солдата палец больной, – сказал Мурат, вспомнив анекдот, имея в виду солдатский палец в миске капитана.

– На счёт пальца не понял, – пожелал выяснить дежурный, который, не поднимая головы, делал какую-то запись в журнале контроля.

– Да так, просто. Есть такой анекдот.

– Ну, так рассказывай, – подбодрил лейтенанта капитан, отправляя первую ложку съестного себе в рот.

«По-моему, болтнул лишнего», – подумал Мурат и, не видя возможности к отступлению, приступил к изложению анекдота:

– Официант, держа палец в тарелке с супом, ставит его на стол клиенту. Клиент, заказавший суп спрашивает его: «А почему вы держите свой палец в моём супе?». Тот отвечает: «У меня палец болит, а доктор сказал держать его в тепле. Вот я и опустил его в ваш тёплый суп». Посетитель возмущённо говорит: «Так ты свой палец себе в задницу засунул бы!». Официант спокойно отвечает: «А я так и делаю когда иду обратно».

Помощник дежурного поперхнулся от смеха. У дежурного этот рассказ вызвал гораздо меньше эмоции. Прервав свой завтрак, он спешно выпил чай, строго посмотрел на Муратбаева и уже убывая, объявил:

– Ладно, я пробу снял. А вы Гольцев, поспешите.

Как только дежурный покинул столовую, его помощник вновь рассмеялся. И как бы заключил:

– Ну, ты умеешь испортить аппетит. Так это тот солдат капитану в тарелку засунул свой палец? – и он снова рассмеялся.

– Да какой там может быть аппетит при виде таких грязных тарелок, – возразил Мурат.

Лицо Гольцева вмиг стало серьёзным. Он, казалось, с некоторой обидой в голосе ответил:

– Ты не прав! Эта посуда совершенно чистая. А приняли они такой немного неприятный тёмный вид из-за того, что их кипятят, чтобы быстрее и лучше отмыть их от жира. Вот они и почернели от многоразовых кипячений. А вообще, они чистые! Так что не брезгуй, ешь. Наша медицина уже проверила не только тарелки, но и всё остальное в столовой.

Оба лейтенанта заканчивали свой скромный завтрак, когда в столовую, можно сказать, ворвались солдаты, заполняя зал разноголосым шумом и топотом сапог. У личного состава наступило время утреннего приёма пищи!

Вопреки авторитетным заверениям полковника Амриева Муратбаев был назначен заместителем командира второй роты по политической части кабельного батальона отдельного полка правительственной связи КГБ. То есть на должность старшего лейтенанта, а не на капитанскую, как заверял его полковник. Но Мурата это совершенно не огорчало. Ведь всё впереди, а это – только начало. Ему, лейтенанту Муратбаеву, пока что вполне достаточно должности старшего лейтенанта. Тем более, что до следующего воинского звания, то есть до «старлея» дорога в три года. А от старшего лейтенанта до капитана тоже три года. Так что о капитанской ступеньке можно не думать на протяжении целых пяти лет. Его огорчало совсем другое. Всё увиденное им в течение одного часа пребывания на территории полка правительственной связи разительно отличалось от рассказанного политработником полковником Амриевым о прелестях службы и бытовых условии в неизвестной для Муратбаева системе войск КГБ. Было возмутительным и никак не вязалось с понятием офицерской чести обман, прямая ложь, высказанная целым полковником доверчивому и не опытному молодому лейтенанту, который офицерские погоны только надел. А вот в пограничных войсках такой жестокий обман не возможен. Граница не терпит болтунов, врунов и хамов.

Воинская дисциплина в полку, батальонах и в ротах была настолько низкой, что это вызывало обоснованное сомнение в возможности проявления в такой обстановке нормальной армейской жизни приближенной к положениям воинских уставов. В ротах царила дедовщина, пьянки и самовольные отлучки из расположения воинской части, хамство со стороны солдат и сержантов не было редким явлением. Вся эта уродливость армейской жизни, казалось, будто всё это никак не касалось сверхсрочнослужащих, прапорщиков и офицеров полка. Командиры нижнего, среднего, а порой и высшего звена командования полка иногда сами показывали на практике дурные примеры дедовщины, пьянства и хамства. Однако в официальных донесениях в вышестоящие органы всё выглядело гораздо лучше, вполне терпимо и основании для тревог, вроде бы и как бы, не имелось.