Страница 3 из 62
С января 1912 года М. К. Петрова стала работать у И. П. Павлова в физиологической лаборатории Военно-медицинской академии. В 1914 году защитила диссертацию на степень доктора медицины. Тогда же перешла в ПЭМ, всецело посвятив свою жизнь научным исследованиям в области физиологии под руководством Ивана Петровича.
В 1935 году она была избрана заведующей кафедрой физиологии и патофизиологии высшей нервной деятельности Ленинградского института для усовершенствования врачей (ГИДУВ), оставаясь на этом посту до 1941 года.
В 1936 году, после смерти Павлова, исследовательская деятельность Марии Капитоновны сосредоточилась, по предложению Л. А. Орбели, в Физиологическом институте АН СССР, где она и проработала до конца своих дней.
Умерла М. К. Петрова 14 мая 1948 года, похоронена, как и И. П. Павлов, на Литераторских мостках Волкова кладбища.
Еще при жизни Ивана Петровича у Марии Капитоновны зародилась мысль оставить о нем и его окружении подробные воспоминания.
Толчком к тому послужила книга А. М. Евлахова о Л. Н. Толстом. «Ее я прочитала в Колтушах вместе с Иваном Петровичем, – писала позже сама Мария Капитоновна, – и она поразила меня своим контрастом между обоими гениальными людьми – Л. Н. Толстым и И. П. Павловым. Л. Н. Толстой был гениальный художник, в юности мечтавший о славе, не любивший Шекспира и даже враждебно к нему относившийся, мало уделявший внимания своей семье. Иван Петрович Павлов, гениальный мыслитель (абсолютно не художник), о личной славе никогда не мечтал, он хотел только своими трудами ученого способствовать благу человека, благу горячо любимой родины. Шекспир же был его любимым писателем. Он был очень внимателен и заботлив к своей семье. Мне тогда уже хотелось написать всю правду об этом удивительном человеке, страстно преданном своему делу, больше всего в жизни любившем свою науку, свою физиологию» (Петрова М. К. Из воспоминаний // И. П. Павлов в воспоминаниях современников. Л., 1967. – С. 176).
И вот теперь, взяв в руки настоящую книгу, читатель может подробно познакомиться с уникальнейшими материалами, которых не коснулась рука цензора, оригинальным текстом воспоминаний без каких бы то ни было купюр. Эти материалы свидетельствуют о том, какой Мария Капитоновна видела обстановку, в которой проходили многие известные события научной физиологической жизни, каким представал в этой ситуации Иван Петрович, о его восприятии, реакциях, поведении в разных условиях и в разные периоды жизни, об отношении к людям, привычках, оценках происходящих событий.
Уместно обратиться к истории рукописи, о которой идет речь, рукописи, которая полностью нигде, никогда, никем не публиковалась да и фактически долгое время была просто недоступной, даже профессионалам. Рукопись свою М. К. Петрова назвала «Воспоминания об академике И. П. Павлове (моя исповедь)». «Воспоминания» были начаты спустя четыре месяца после кончины И. П. Павлова, в июле 1936 года, и закончены в сентябре 1945 года уже после войны, пережив вместе с Марией Капитоновной все тяготы 900-дневной ленинградской блокады. За год до смерти, в 1947 году, Мария Капитоновна передала семь толстых рукописных тетрадей вместе с машинописной копией в рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде на посмертное хранение.
Вполне понятно, что такая рукопись не могла не привлечь внимания властей предержащих, тем более что касалась она многих сторон жизни Павлова, о которых положено было знать только «узкому кругу ограниченных людей». Одним из них оказался и В. М. Андрианов, с 1949 года первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, в 1950—53 годах – обкома партии. Разумеется, пакет Марии Капитоновны вскоре попал в горком ВКП (б). В документе под грифом «секретно» от 1 декабря 1949 года, адресованном секретарю ЦК ВКП (б) Г. М. Маленкову, Андрианов сообщал о наличии пакета и испрашивал указаний о дальнейшей судьбе рукописи. При этом он не преминул добавить, что Петрова «свыше 25 лет была в интимных отношениях с Павловым».
Далее письмо Андрианова поступило еще к одному секретарю ЦК – М. А. Суслову, ведавшему идеологией. Последний направил рукопись на экспертизу в отдел науки ЦК, где «эксперты» Ю. А. Жданов и В. С. Кружков в записке от 15 апреля 1950 года, адресованной одновременно обоим секретарям ЦК – и Маленкову, и Суслову, не сочли возможным обнародовать материалы «Воспоминаний». Дословно это сформулировано так: «Учитывая, что в воспоминаниях М. К. Петровой много места уделено ее интимным отношениям с академиком Павловым, не считали бы целесообразным их публиковать. Просим Ваших указаний…» [Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ) Ф. 17. Оп. 132. Ед. хр. 172. Л. 5–6.]. Указания последовали незамедлительно. Уже в ноябре 1950 года, согласно резолюции Суслова, рукопись была направлена в Центральный партийный архив (ныне РЦХИДНИ) в отдел пропаганды и агитации, где и хранилась под грифом «секретно».
В 1990-х годах, когда стали доступными многие, в том числе и секретные, партийные материалы интерес историков науки к «Воспоминаниям» М. К. Петровой вновь пробудился и вскоре принес несколько новых публикаций. Первой из них оказалась статья Н. А. Григорьян в «Вестнике Российской академии наук» (1995. – Т. 65. – № 11. – С. 1916–1023) и ее же монография «Иван Петрович Павлов. 1849–1936. Ученый. Гражданин. Гуманист. К 150-летию со дня рождения» (М., 1999. —312 с.), тогда же с фрагментом материалов М. К. Петровой в журнале «Природа» (1999. – № 8. – С. 59–71) выступила еще одна москвичка Н. В. Успенская. Между тем многое из того, чего больше всего боялись партийные функционеры, и здесь также ушло в отточие.
И прежде всего оказалась совершенно нетронутой освещением та тяжелая атмосфера, которая царила во Всесоюзном институте экспериментальной медицины (ВИЭМ) после смерти Павлова: борьба за руководство школой, лидерство в развитии павловских идей, направление дальнейшего движения павловской мысли и т. д. Все это ярко, с конкретными примерами и персонами, подробно описано в «Воспоминаниях» Петровой. После смерти Павлова Мария Капитоновна продолжала работу у его преемника – Л. А. Орбели и оказалась, таким образом, не только в самом центре круговорота «разборок» сотрудников – претендентов в борьбе за лидерство в продолжении «дела Павлова», но еще и под их ударами.
Заметим, кстати, что во многом именно та атмосфера и ее основные фигуранты и привели отечественную физиологию к печальной памяти так называемой «Павловской» сессии 1950 года, отбросившей, подобно лысенков-ской ВАСХНИЛовской сессии 1948 года, нашу науку на многие десятилетия назад. В рукописи можно без особых поисков подробно познакомиться не только с главными «героями» этого позорного события, но и с подручными, выполнявшими черновую работу.
Н. В. Успенская в очерке «Поздняя любовь. Пролог к исповеди М. К. Петровой» («Природа», 1999) пишет следующее: «Рассказывая о творчестве Павлова, физиолог Л. И. Чилингарян провела впечатляющую параллель. Она напомнила рассказ очевидца, будто Пастернак как-то сказал, что советская власть насаждала Маяковского, как когда-то Николай I – картошку. Нечто похожее после знаменитой так называемой «павловской» сессии произошло и с Павловым. Даже хорошее, если его навязывают насильно, может вызывать отторжение. Хрестоматийный образ очень правильного Ивана Петровича, «друга советской власти», мысли и работы которого не подлежат никакой коррекции, стал приобретать плакатные очертания.
Теперь многое видится иначе. Известны дерзкие выпады Павлова против правителей, которым он не спускал ничего, как бы ни «окучивал» старика Бухарин, как бы ни «заботилась» о нем власть, строя напоказ отличные лаборатории, субсидируя заграничные командировки и т. п., Павлов оставался в оппозиции. Но многослойная лакировка, которой подвергался его портрет, размывается не сразу…». Воспоминания Марии Капитоновны как нельзя лучше убирают эти фальшивые политические наслоения и очеловечивают застывшее изображение Ивана Петровича.