Десять

В конце дня кокетливое настроение и улыбку пришлось собирать по крупицам. Юля шла на выход через приёмное отделение — захотелось перекинуться парой слов с коллегой, которая давно стала близкой приятельницей, почти подругой.

По пути встречала людей, которые терпеливо ожидали своей очереди на приём, УЗИ, плановое обследование.

— Что у нас тут? — спросила у дежурного врача «приёмника»

— Аншлаг, городская закрыта, света нет, всех к нам.

— Н-да…

— В коридорах размещать пациентов будем, — с раздражением бросил дежурный и ринулся вглубь смотровой.

— Не в первый раз, — уже в спину ответила Юля.

Пришлось отодвинуться в сторону, чтобы пропустить каталку с мертвецки бледной женщиной. Спешащие рядом врачи быстро переговаривались между собой, молоденькая медсестра пыталась держать систему и поспевать за быстрыми шагами коллег-мужчин.

— Давай сюда. — Юля забрала из рук сестры полную систему, мигом перехватила и без труда подстроилась под шаги спешащей команды.

— Что, Юлия Владимировна, никак не уйти? — спросил седоволосый доктор с добрыми глазами и кивнул на медсестру: — Леночка справляется.

— Не спорю, хочу тряхнуть стариной.

— Отважная ты дивчина. Не боишься в наш мужской коллектив подниматься?

— Не-а, — улыбнулась Юля, пробежалась взглядом по лицам двух других врачей в хирургических костюмах.

Один, совсем молоденький, скорей испуганный, чем сосредоточенный. Второй — с на редкость спокойным, даже покровительственным выражением лица. Глядя на него понимаешь, что твоя жизнь вне опасности. Он внушал доверие — сразу и навсегда.

— Какие планы на выходные? — услышала Юля обращенный к себе вопрос.

— О, громадьё, — с кокетливой улыбкой ответила она седовласому.

— У молодой и красивой всегда много планов.

— Конечно, Сергей Платонович. — Юлия Владимировна покосилась на спокойный взгляд и улыбку человека, ради которого зашла в тесную кабину лифта, и снова посмотрела на седые, все ещё густые волосы Сергея Платоновича.

На выходе из лифта передала систему Леночке, до отделения осталось два шага — справится. Услышала пару нужных ей слов и тут же спустилась обратно.

Приёмное отделение переполнено. Ясно, что эти трое, которые поднялись в лифте, как и многие другие, сегодня вряд ли уснут, да и поедят урывками — очередное беспокойное дежурство.

Медленно перекатываясь, красная мазда ехала по широкой асфальтированной дороге ставшего вдруг элитным посёлка. Юля забрала Кима, отстояла в положенное время в пробке. По-весеннему синело небо, высокое, со слоисто-кучевыми облаками, похожими на взбитые сливки на десерте, который Юлия не могла себе позволить… Её вес стабилен, идеален, как и идеален порядок в мыслях, систематизирован, отключён от помех.

— Мам, кто это? — удивлённо воскликнул Ким, показывая взглядом на серый внедорожник — странную прихоть для человека постоянно проживающего в городе.

— Это ко мне, — коротко кивнула Юля.

Нажала на брелок, чтобы литые ворота, более вычурные, чем хотелось бы хозяйке, открылись как по волшебству. Показала жестом незваному гостю, чтобы тот заезжал.

— Привет, ты вырос! — обратился Юрий к Киму — кареглазому, с широкой улыбкой, веснушками, тонкими чертами лица, более изящными, скорее похожему на деда по материнской линии, чем на отца, несмотря на тёмные кудри и глаза.

— Здрасте, давно не приезжали. — Ким покосился на мать.

Отошёл в сторону. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать — отец никогда не вернётся, мать его не ждёт, а Юрий Борисович не просто прежний коллега деда или друг матери…

Понимать, что этот мужчина значит многое для его матери. Возможно, не осознавать до конца, не принимать, но найти в себе силы на беззаботные шутки и короткое:

— Мам, я пойду, я не голоден, нас хорошо покормили.

— Да, конечно, — растеряно пробормотала Юля.

— Схожу к Валентину? — Ким воспользовался растерянностью матери, отпрашиваясь к приятелю на другом конце широко раскинувшегося посёлка.

— Да, конечно, — нахмурилась она.

— Я ушёл! — на ходу бросил Ким, пока мама не передумала.

— Проходи.

Юля открыла дверь для мужчины, которого не ожидала увидеть больше никогда на пороге этого дома.

— Ты спрашивала, близка ли ты ещё для меня… спрашивала, когда ты мне ближе. Я знаю ответ на первый вопрос — близка, — и не знаю на второй вопрос… Всегда? — вдруг произнёс Юра.

— Близка, когда надеваешь бесподобные наряды, всегда идеально сидящие, наверное, стильные или модные… я далёк от этого, — продолжил он после минутной паузы. — Близка, когда, сидя на собственной кухне, устраиваешь пьяную истерику из-за собственного мужа. Близка, когда заходишь ко мне «на пять сек», только чтобы показать краешек нового белья, и тем самым почти лишить меня работоспособности на целый день. Близка, когда на тебе самое простое белье, хоть бабушкины панталоны. Близка, когда ты прикрываешь ладонью растяжку на животе, маленькую, но тебя она нервирует настолько, что ты и во сне её прикрываешь. Близка, когда ты была блондинкой, но и когда перестала краситься, вернула природный цвет волос — близка. Всегда близка, я не могу выбрать. Когда ты хлопаешь дверью, уходишь, злишься, когда спишь с другими, когда на голубом глазу требуешь от меня переспать с женой. Когда кажется, что ты сошла с ума или я, или мы вместе. Я не знаю, когда ты мне ближе. Сколько мы уже вместе?

— А мы ещё вместе? — Юля нагнула голову, посмотрела на говорящего исподлобья.

— Похоже, что это неизбежно.

— Девять лет, почти десять, — ответила она на вопрос.

— Десять… Десять лет лжи самим себе, окружающим. Не надоело, Юль? Тебя ещё не тошнит от всего этого? Я давно себе противен, а ты ничего, смотрю — держишься молодцом. Обрастаешь шкуркой цинизма, и не поверишь, что ты — это ты.

— Слышала уже такое, — горько улыбнулась Юля.

— И где же? — усмехнулся Юра.

— Ерунда, Симону предложила заняться сексом, в ответ он сказал, что у меня на редкость лабильные моральные принципы и гибкая совесть.

— Повезло мужику, сошёл с этого поезда.

— Тебя не интересует, переспали ли мы?

— Нет, — отрезал Юра. — У меня такая же гибкая совесть и лабильные моральные принципы. Мы с тобой одной крови, если можно так сказать. Нас точно ждёт отдельный хирургический ад.

— Я не хирург, — отчего-то улыбнулась Юля.

— Пупс, я забронировал тебе местечко почти десять лет назад. Но я приехал не обсуждать наше совместное пребывание в преисподней.

— Зачем?

— Предложение тебе делать, официальное. Могу даже на одно колено встать или, хочешь, на оба? — пожал плечами Юря.

— Не вовремя, Юра, — отвернулась Юля.

— Всегда не вовремя. И всегда будет не вовремя. Что тебя останавливает? Тошка выздоровеет, Ким будет учиться, Мы, наконец, будем жить нормальной жизнью, без гибкой совести, а с нормальной. И вдруг нас не примут в ад за хорошее поведение? Звучит, как хороший план?

— Ольгу ты как собираешься вписывать в этот хороший план?

— Послушай, тебя интересует бывший муж, ну, помимо тех гениальных моментов, когда ты решаешь с ним переспать? Тебя волнует, с кем он живёт и почему?

— Нет, — усмехнулась Юля. Порой она вообще забывала, что когда-то была замужем.

— Отлично! Вот и Ольге никакого дела. Абсолютно. Если бы не обстоятельства, она бы не посмотрела в мою сторону больше никогда в жизни. Мы вытащим Тошку и начнём жить каждый сам по себе, в любом случае. В любом. — Он замолчал, Юля не стала продолжать эту тему.

«В любом» — звучало страшно, слишком обречённо, с настолько глухим отчаянием, что копать глубже не стоило.

— Юр, не сейчас. Потом, позже, после ясных результатов лечения Тошки. Сейчас я не смогу. Возможно не такие и гибкие у меня принципы, а возможно, я просто боюсь кары божьей.

— Хорошо, не сейчас, но ты не отказываешься?

— Нет, я не отказываюсь, просто мы подождём благополучного исхода операции, пройдём курс реабилитации с Тошкой. Ты заставишь Ольгу заняться сердцем, отдохнуть. Понимаешь, я не хочу впопыхах. У меня всю жизнь всегда всё не вовремя, не в то время, не с тем человеком. С тобой я хочу иначе.