Десять

— Я с тебя ростом на каблуках, — недовольный румянец покрыл щеки Юли.

— Не вижу проблем. Пускай все сдохнут от зависти, маленький. Моя девушка самая красивая. На высоких каблуках, в красном, откровенном платье. Самая обалденная блондинка, какую только могла создать природа!

— Света тоже красивая блондинка.

— Света красивая блондинка, а ты самая красивая. Я жду тебя, покажем всем небо в алмазах, — отрезал Симон и вышел на улицу.

Юля вздохнула, недовольно посмотрела на косметику, слишком фривольное платье, обувь на невероятно высоком каблуке. Уже через полчаса выбралась из номера, одетая по совету Симона. С огромным трудом проигнорировав похотливые взгляды встречных мужчин, спустилась со второго этажа и у бассейна встретилась с сияющим Симоном.

Находясь в мерцающих огнях дискотеки для отдыхающих Юля ощущала липкие, жадные взгляды мужчин, которые скользили по голой спине или, того хуже, по груди без бюстгальтера, оставляли скользкие следы похоти на её теле.

Юля пряталась в привычных объятьях Симона. Старалась абстрагироваться от излишнего внимания к своей персоне, ощущения грязи от чужих взглядов, от которых чесалось всё тело. Постепенно она расслабляясь, то ли от тепла и уверенности объятий Симона, то ли от танца в центре танцпола, то ли от третьего бокала вина.

Губы Симона казались Юле маняще-близкими, как никогда соблазнительными, дыхание сладко-пряным, вкусным. Против обыкновения она не стала ждать инициативы с его стороны. Не стала обращать внимания на толпу, состоявшую преимущественно из мужчин с жадными, похотливым взглядами. Проигнорировала и Пашку, который сломал глаза об ее обнаженную спину, несмотря на присутствие верной спутницы — Светланы, а ведь та ни в чем никогда ему не отказывала.

Кончиком языка Юля дотронулась до губ Симона, он послушно приоткрыл рот, впуская. Та словно пробовала на вкус губы Симона впервые. Осторожно встретилась языком с его языком, исследовала. Откровенно смаковала, с жадностью отвечала на инициативу, проявляла сама невиданную ранее жажду, пока не оказалась поглощена поцелуем настолько, что забыла: они в публичном месте, среди множества посторонних людей. Объятия Симона стали тесными, как тиски, кажется, он полностью игнорировал окружающих, ни на секунду не собирался отпускать Юлю.

— В номер, — услышала она приказной, не терпящий возражений голос Симона.

— Да… — зачем-то согласилась Юля, быстро перебирая ногами и глядя на шуршащую дорожку между зелеными, сочными газонами. Симон вцепился в спутницу, будто она может убежать с территории отеля, и потащил ее в номер.

— Юля, — прошептал он, едва они переступили порог. — Юля, — повторил настойчиво, срывающимся голосом.

Ладонью пробрался под лиф платья, сжал ставшую невыносимо чувствительную грудь, одновременно вдавил пах в Юлин живот, тем же движением впечатывая возлюбленную в стену. — Юля, я хочу тебя. Сильно, невозможно! Каждый день с тобой, каждая ночь — мука, сладкая мука. Уступи мне, займись со мной любовью.

— Я не… — Дурман, охвативший Юлю на танцполе, рассеялся, она начала осознавать происходящее.

— Предрассудки, глупые предрассудки, — осипшим голосом сказал Симон. — Посмотри на меня. Я люблю тебя. Ты — моя религия. Ты — мой грех. Ты — мой ад и мой рай. Здесь, на земле, не на небе, не где-то там, не когда-то потом. Сейчас, я хочу тебя сейчас. — Симон взял её руку и с силой прижал к своему паху, — Юленька, пойди мне навстречу, себе навстречу… Ты хочешь этого, маленький, — почти застонал он, продолжая настойчиво гладить горячей ладонью оголенную внутреннюю сторону бедра, задирая платье Юли выше и выше. Остановился на кромке белья, а потом дал волю пальцам. — Ты хочешь заняться со мной любовью, я вижу это, чувствую, скажи, что хочешь, — потребовал он.

— Я… я хочу…

— Маленький…

Юля вдруг ощутила растекающуюся в номера опасность, неконтролируемую агрессию. Слишком плотно она была прижата к стене, слишком горячим казалось дыхание Симона, слишком жаждущими его хаотичные движения: он хватал, сжимал, стискивал, рвано шептал:

— Да, скажи мне, да.

— Нет! Нет, Симон, нет, ты знаешь, что нет! — завизжала перепуганная Юля. — Нет! Ты обещал, Симон Брахими, ты обещал мне! Симон… — захныкала Юля, уже не веря, что он остановится.

— Повернись ко мне попкой, маленький, — вдруг отозвался Симон. Хрипло, тяжело дыша, он продолжил: — Я не трону тебя, просто так надо, маленький.

Он быстро, каким-то нервным, болезненным движением развернул Юлю лицом в стену, обхватил за талию, прижал к себе. Она слышала тяжелое дыхание, чувствовала горячий лоб Симона у себя на шее — упирался и давил он ощутимо. Вибрации от резких движений отзывались во всем перепуганном, сжавшемся теле.

Юля прекрасно понимала, что именно происходит там, за её спиной. Она боялась повернуться, увидеть, столкнуться с карим взглядом.

Первое, что утром увидела Юля, был бездонный взгляд Симона. Он внимательно и, кажется, уже давно, смотрел на неё.

— Юля? — сипло прошептал Симон. — Ты простишь меня?

— Ты напугал меня, — только и ответила Юля, тут же перекатилась на край кровати, резко встала.

— Куда ты? — взволнованно крикнул Симон в ее удаляющуюся спину.

— В уборную! — излишне эмоционально отозвалась Юля.

Ей не хотелось в туалет, она уснула едва ли пару часов назад, вся жидкость из её организма вышла слезами. Единственное, чего она желала — собраться с мыслями, с силами. Она толком не понимала для чего… Зачем ей собираться с силами?

Юля никак не могла охарактеризовать, что же произошло накануне вечером. Насколько она сама виновата? Было ли греховным то, что она подалась на пряное дыхание, что язык Симона показался ей самым желанным, и его вдруг стало мало? Мало поцелуев, мало ласк, мало рваного, горячего дыхания… Было ли её поведение провокационным? Виновата ли она в случившемся? Как сейчас себя вести…

Бесконечно торчать в уборной не было ни сил, не желания, да и поговорить всё-таки необходимо, поэтому Юля вернулась в номер. Голова была пустая как барабан. И в то же время яркими вспышками хаотично проскакивали мысли: виновата или нет? Спровоцировала? Симон ведь обещал не трогать. Обещал! Однако, она хотела. Сама хотела! Оступилась?

Села на край кровати в совершенно расхристанных чувствах, с хаотичными, несобранными мыслями. Всё, что чувствовала, о чем думала Юля, шло в разрез с тем, что она должна была чувствовать и о чем думать.

— Маленький, прости меня. — Услышала она.

— Скажи, это так сложно да? — всё-таки выдавила Юля, с огромным, почти нечеловеческим трудом. — Тебе сложно, что мы не занимаемся любовью? — Она ожидала шутливого ответа или привычного «защекочу», однако услышала:

— Очень сложно. Ты превращаешь мою жизнь в ад, не будь ты так отчаянно красива, наверное, было бы проще.

— Ты никогда не говорил, — растерялась Юля.

— Это не имеет смысла.

— Но почему? — растерялась она еще сильнее от отчаяния в голосе Симона, всегда такого веселого, шутливого, поддерживающего её в любой ситуации.

— Мои слова что-то изменят, Юля? Я сначала не понимал тебя, и сейчас не понимаю, если честно. Ерунда какая-то: «после свадьбы», «только с мужем»… Глупость! Ведь это не дает никаких гарантий на будущую счастливую жизнь, крепкую семью, зато гарантировано мучает меня. Изо дня в день. Я так бесился! Но однажды я поговорил с умным человеком, старшим по возрасту. Он сказал, хорошо, когда у женщины есть принципы, и я должен их уважать. Ведь ты уважаешь мои принципы и ценности. Ты никогда не говоришь, чтобы я бросил спорт, никогда не уговариваешь не ехать на сборы. Ты приняла мой выбор, поэтому я принимаю твой. Но это сложно, маленький. Мне сложно. Вчера я сорвался. Ты была настолько красива в этом платье, ты… Мне казалось — ты хотела, впервые хотела… Я сорвался.

— Я… я не знаю, что сказать, — окончательно растерялась Юля. Она была совершенно не готова к такому ответу, к любому ответу на самом деле. Не хотела даже обсуждать это! Но ведь надо… Необходимо!