Зона эрогенных действий

Девушка, заправила огненно — рыжий локон за ушко, сверкнула голубыми глазами и, сомкнув руки впереди на поясе, улыбнулась мне.

Та самая синяя нимфа, что спасла меня и рыцарей от оборотней, вновь появилась в моей жизни. И на этот раз вызвала больше радости, чем прежде. Но я не лелеяла надежд, ибо с монстрами Разлома шутки плохи, особенно с такими вероломными, дьявольски прекрасными, что ангелочек.

Девушка выглядела очень миловидно, будто ей лет четырнадцать отроду. Невинность подкупала, а с улыбкой в придачу — тем более.

Она смотрела на меня, не говоря ни слова. А я на неё, пытаясь разобраться, что мне грозит. Ведь если она убьет меня в момент моего экстаза, то получит около тысячи душ практически без усилий. Всё, что я собирала два года, путешествуя по мирам, может достаться этой маленькой твари.

Словно прочитав мои мысли, нимфа вдруг резко перестала улыбаться. Вызвав приступ серьёзного опасения. Но следом, в одно мгновение тоненькая фигурка схлопнулась, утягивая за собой весь свет и всколыхнув пространство.

Тем и вызвала волну разочарования и острой тоски от одиночества.

Прошёл месяц, может, больше. Казалось, что интерес местной знати ко мне попросту прошёл. Дэсад больше не наведывался с усмешками и просьбами задрать платье и встать раком, чтобы он спустил на солому. Да… я делала всё, что он просил.

Моё тело подчинялось маркизу, всё во мне подчинялось ему… Он сломал меня и подчинил. На последней встрече я всем своим видом просила, чтобы он, наконец, трахнул меня, лишив девственности. Мои глаза смотрели на него особенно, я ласкала собственную грудь у него на виду, и выгибалась, как кошка. У меня отрасли волосы до плеч, и распухли губы. Но и это не помогло.

— Кончи мне в попу, — на последок прошептала я, закусывая губу.

— Ты мне не интересна, — бросил он, выскочив стрелой, и больше не приходил в мой сарай.

Прошло ещё немного времени, и меня попытались запрячь крестьянской работой. Но первое же вёдро с рыбой я перевернула ногой, со словами, чтобы чистили сами, или жрали так! Пришёл средней паршивости варвар и попытался избить меня плетью. А на утро следующего дня его нашли около моего сарая разорванным в клочья. Сама ничего не помню, всё, как в тумане.

Кто — то думал на меня, судя по тому, что всё моё платье было в крови, а другие решили, что я просто елозила по ошмёткам, ибо у меня уже давно поехала крыша. В итоге посадили в клетку от греха подальше, но к другим пленникам поближе. От которых я и узнала интересную новость.

На столичный город пошли войной валькирии. Брунгильда распсиховалась, и собрала приличное войско, похоже, не только из женщин, и теперь кошмарила конунга. На прямой штурм стены не сподобилась, но все пути с суши ему перекрыла. А Магнус, видимо, опасаясь в открытом бою просрать всё своё войско, продолжал отсиживаться и ждать возражения армии с юга, отбивая не частые вылазки и вылавливая шпионов внутри порта.

Но, как заведено у неудачников: напасть никогда не приходит одна. Несмотря на моё пленение, в городе по утрам продолжили находить разорванные тела взрослых варваров. Каждый день по одному, ущерб невелик, но нервы у жителей стали сдавать.

И вскоре они потребовали конунга принести меня в жертву каким — то там богам, мол, именно я всему виной, разгневала всех и вся на небесах.

Накануне снова явилась синяя нимфа, до смерти напугав всех прочих пленников.

— Ну и чего ты на меня смотришь, да улыбаешься? — Наконец, решила поговорить с ней перед смертью.

Наставник всегда твердил, что не стоит с ними заговаривать, дабы не открыть какой — то там канал. Но мне уже терять было нечего.

Монстр в образе рыжеволосой девочки засиял пуще прежнего, услышав к себе обращение. И выдал мелодичным девичьим голоском:

— А ты почему такая грустная, воительница?

Девочка склонила на бок голову, внимательно изучая моё лицо, словно раньше его и не видела. И жутко, и прелестно одновременно.

— На закате меня принесут в жертву дикари, чего радоваться? — Ответила без энтузиазма, замечая, как люди в клетках вокруг застывают ледяными статуями от ужаса.

— Действительно, — подала плечами нимфа. — Но зачем создавать иллюзию неизбежности в том, чего можно легко избежать?

— Тебе какое дело?

— Ты знаешь какое, но не хочешь принимать это, — ответила нимфа.

— Ты монстр разлома, все твои дела — это то, с чем я всегда боролась, — заявила ей ожесточённо и осеклась вдруг: — Боролась… пока меня не…

Остальные слова застряли в горле. Но почему же мне вновь так трудно говорить о тех прожитых унижениях? Осознавать, что я раздавлена и пуста. Больше не было смирения!

— Как можно упиваться чужой болью, не получая её, — произнесла нимфа, хихикнула и исчезла в одно мгновение, как и всегда.

Болью чужого можно упиваться, если тот выражает её всем своим естеством, раздался в голове ответ…

И тут я вдруг осознала, что монстр разлома вселил в меня смысл двигаться дальше. Легко и просто, ничего конкретного не говоря. Вызвал противоречия и смылся торжествуя.

Зачем ей всё это?! Данный вопрос застрял в мозгу и отошёл на второй план.

Потому как буквально через минуту в сарай с пленниками ворвались валькирии. И у меня будто глухота прошла, наплыли запахи, звуки и надвинулся на глаза дым от горящих домов.

Кажется, Брунгильда решилась на штурм!

Деревянные прутья клеток стали ломать, выпуская пленников. Добрались и до меня. Выпустили и побежали драться. Совершенно незнакомые мне девицы, ни обняли, ни поцеловали.

Я вышла из тюрьмы босая, в разорванном и грязном, но всё ещё белом жертвенном платье. Под пальцами ног хлюпало, на голову ложились крупные хлопья первого снега. Лязгала сталь, кричали бойцы, трещали обваливающиеся крыши горящих домов. Примерив дворец, я двинулась в его сторону.

Вокруг меня шла битва, варвары дрались друг с другом на смерть. На пути меня сопровождали отчаянные крики смерти, летели брызги крови, падали на пути люди. Но никто не останавливал, никто… пока я медленно, но верно шла до дворца конунга Магнуса.

У парадного входа шёл бой. Отчаянный, финальный бой между воинами Брунгильды и элитным стражами короля. Никто не уступал, шиты таранили шиты, топоры высекали искры о топоры. И лишь стрелы с обеих сторон изредка разили воинов.

— Миранда здесь! — Взревела одна из валькирий, что узнала меня.

И вдруг два воинства замерли и расступились.

— Забирайте вашу позорную шлюху и прочь отсюда! — Взревел Магнус с окровавленным мечом, тяжело дыша.

— Миранда! — Окликнула меня главная валькирия с мордахой, залитой кровью так, что казалось, будто с лица содрали кожу.

Я поймала свой меч за рукоять на лету, ловко и безошибочно. Тот самый клинок, что ковали мне ещё на юге. Не знаю, как она сумела раздобыть его, но всё это потом…

Выйдя к центру меж двух отрядов, я встала напротив воинства Магнуса. Казалось, что весь остальной город сдался, и теперь лишь здесь решалась судьба сопротивления.

Варвары конунга уставились на меня с ошалелыми глазами, пытаясь разобраться, бояться меня или обсмеять в очередной раз. Я выдержала небольшую паузу и произнесла:

— Есть ли среди вас воин, что способен бросить мне вызов?

Варвары переглянулись, но вскоре стали смеяться. Однако нашёлся удалец, что вышел вперед. И сразу прыгнул в замахе с топором, решив, видимо, покончить быстро с тем, ради кого вся эта заварушка.

Я ушла с линии атаки так быстро, что варвар не сообразил, где я, даже когда приземлился. Через секунду мир его перевернулся раз десять, прежде, чем он умер окончательно. Голова покатилась в сторону отряда конунга и ударилась в чей — то сапог.

— Я уточню вопрос, если ли среди вас воин, что сможет одолеть меня? — Выдала я, как хищная змея, оглядывая строй, находясь от мужчин в каких — то двух — трёх метрах.

Из строя вышел довольно крупный воин и произнёс вдруг:

— Ты убила Ганнарра слишком легко, я сдаюсь на милость победителю.