Ворон (ЛП)

Но когда я оказалась в подобной ситуации, я прокляла всех ирландцев сразу раз и навсегда. Это их вина. Талия работала в их клубе, а потом пропала. Вот так вот… для меня все просто. Но сейчас все начинает сливаться воедино. Оба раза меня чуть не убили из-за этой банды. Что только рождает еще больше вопросов в моей голове. Все не так, как я себе представляла.

Границы между добром и злом в мире с тысячей оттенков черного и белого смешиваются, сливаясь воедино. Синдикат МакКенны не занимается продажей женщин. А эти ребятки как раз этим и промышляют. Так кто здесь настоящие монстры?

Я не сомневаюсь, что Лаклэн и Дом уже знают, что мы ушли. После того, что произошло со мной сегодня и осознания этого, я теперь четко представляю свое место в организации. Я даже не достаточно хороша, чтобы быть девушкой, не говоря уже о том, чтобы стать женой. Но мое спасение в том, что здесь со мной жена одного из них. Я верю, что они перероют весь город, чтобы отыскать ее. Глубоко в своем сердце я знаю, что это так. У меня никогда не было никого, кто бы пришел и спас меня, но я верю, что они придут за ней.

На этот раз никаких протестов от меня не последует. Я хочу, чтобы эти животные были стерты с лица земли. Я хочу, чтобы все, кто в этом участвует, превратились в пыль. Одного взгляда на этот металлический ящик, и нет никаких сомнений, что они собираются делать с этими женщинами. Они все станут рабами того, кто больше заплатит.

Словно прочувствовав ход моих мыслей, девушка напротив меня снова начинает всхлипывать. Они не вставили кляп ей в рот, закончив с ней, но она даже не пытается приглушить звуки рыданий, рвущихся наружу. Я пытаюсь привлечь ее внимание, но она не смотрит на меня.

— Эй, — шепчу я.

Она все еще не поднимает глаз. Волнение парня в костюме растет с каждым взглядом на нас. А потом отдает приказ одному из своих людей.

— Ты должна вести себя тихо, — шиплю я на нее. — Пожалуйста.

— Не могу! — рыдает она. — Они убьют нас!

Прежде чем мне удаётся успокоить ее, его человек оказывается рядом с нами и яростно пинает ее в живот. Я кричу на него, чтобы он остановился, но он лишь одаряет меня очередным пинком в грудь. Девушка напротив меня издает рыдания и начинает звать на помощь. Человек в костюме выкрикивает еще один приказ, и другой солдат выходит вперед. Все вокруг меня будто замедляет свой ход, когда я смотрю на происходящее в ужасе. Он кричит на нее. Обзывая ее на незнакомом мне языке. Пинает ее снова и снова. А потом ботинком припечатывает ей в лицо.

Ее голова отлетает назад, ударяясь о металл пола, после чего раздается тошнотворный щелчок.

Страх сковывает меня. Теряю самообладание. Осознаю беспомощность ситуации, от которой я уклонялась всю свою сознательную жизнь. Мой отец воспитал меня как бойца. Чтобы я смогла защитить себя и всегда была начеку.

В этот ужасный момент я понимаю, как он ошибался. Я должна была присматривать за этой девушкой. Должна была сделать для нее нечто большее. Ради Талии. Ради Скарлетт и всех остальных заблудших душ, которым нужен кто-то, чтобы этот кто-то присматривал за ними.

Почему я не сделала нечто большее? Почему я всегда терплю неудачи?

Я такая же, как и все остальные женщины. Беспомощная и ничтожная. Всю свою жизнь мне хотелось верить, что я сильная. Что я могу справиться с чем угодно. Но я не могу. По крайне мере, не с таким. Слезы обжигают мое лицо подобно кислоте, когда я признаю, что я всего лишь зритель этого преступления против человечества. Что женщины исчезают и днем и ночью в этом жестком мире торговли людьми. Но сейчас я в самой гуще этого, и не могу отрицать очевидного. Потому что, когда солдат толкает голову девушки сапогом, и она откидывается назад, я встречаю взгляд ее лишенных жизни глаз.

Все эмоции, которые я скрывала глубоко внутри меня последние два десятилетия, вырываются из меня наружу. Я просто начинаю орать на них. Называя их гребаными животными. Никчемными свиньями. Всеми теми мерзкими и ненавистными мне словами, которые могу придумать. Хочу убить их, и хочу сделать это голыми руками.

— Пошел ты! — кричу я. — Пошли вы все, мерзкие опарыши! Я хочу отрезать ваши члены, и я отрежу и засуну их в ваши поганые глотки!

Солдат передо мной дергает меня за волосы и говорит что-то другому парню, от чего тот начинает хохотать. Но тут тип в костюме подходит к нам, его взгляд холодный и оценивающий.

— Ты девушка, которую забрали у ирландцев, — говорит он.

— Да, — огрызаюсь я. — И они заставят всех вас пожалеть о том дне, когда вы появились на свет. Я могу пообещать тебе это.

Он делает жест своим людям, и они отпускают меня, только чтобы он мог схватить меня своими руками. Он пытается отвести меня к столу напротив. Тому самому, над которым чуть раньше стояла, нагнувшись, убитая девушка.

— Ну, в таком случае, — говорит он. — Я могу насладиться своим последним днем на земле. Я буду трахать тебя жестко и грубо, а потом отправлю тебя им по кусочкам, ну, а твою подружку отправлю за границу.

Мое сердце колотится так сильно, что я едва могу дышать. Его слова уже не угроза или шутка. Они звучат как обещание. Однажды мне удалось избежать того, что он собирается со мной сделать, но на этот раз — не прокатит. Пытаюсь придумать план действий. Я знаю, что если сломаю ему нос, они застрелят меня через секунду. Мне нужно проявить смекалку. Мне нужно придумать другой способ.

Но вместо этого я столбенею, когда он рвет материал моего платья.

Он наклоняется вперед и прижимается ко мне всем своим телом, потирая свой эрегированный член об мою задницу. Тошнота волной подкатывает к горлу, хотя я изо всех сил пытаюсь контролировать рвотный рефлекс.

— Я покажу тебе, что чувствует настоящий мужчина, — шипит он мне на ухо.

Позади себя слышу звук растегивающейся молнии его брюк и пытаюсь прижаться к нему. Это только возбуждает его еще больше. Он достает из кармана нож и разрезает мое платье, пока его солдаты делают непристойные замечания. Он рявкает приказ, и один из них залезает к нему в карман, извлекая оттуда телефон. К моему отвращению, они начинают делать снимки. Человек в костюме тянет меня на себя, ставя вертикально, и отрывает материал, закрывающий мою грудь, со смехом удерживая материал в руках, а его подручные делают снимки.

Я, блядь, не могу этого вынести. Просто не могу. Я причиню ему боль, а затем умру. Но даже это лучше, чем ничего. Это намного лучше, чем позволить ему сделать это со мной. Я могу только надеяться, что Лаклэн и Дом заставят его страдать. Заставят его заплатить за то, что он сделал с нами.

Когда он снова меня разворачивает, я делаю глубокий вдох. Вот оно. Я сломаю ему нос, а потом врежу по яйцам изо всех сил. По крайней мере, если я причиню ему боль достаточно сильно, то он точно не запихнет их внутрь ни одной из нас. Это мой единственный вариант на данный момент.

Его руки бегают вверх и вниз по моим бокам, и моя кожа покрывается мурашками. Либо сейчас, либо никогда. Я позволяю своему телу расслабиться, чтобы он думал, что выиграл. Требуется всего минуту, чтобы он ослабил хватку. Я приподнимаюсь и откидываюсь назад, врезаясь в него так сильно, что я почти отключаюсь от удара. До того, как он приходит в себя, я разворачиваюсь и ударяю пяткой ему в промежность. Он яростно кричит, оба его человека нацелились на меня из пистолетов и только и ждут приказа.

Я закрываю глаза и думаю о Лаклэне. О последних нескольких месяцах, что я провела рядом с ним. Мое сердце разрывается пополам. Интересно, вспомнит ли он обо мне, когда женится. Вспомнит ли он когда-нибудь, что между нами было. Даже после всей той боли и предательства, что я ощущаю, я все еще хочу его. Хотела бы я знать, есть ли хоть малая часть, что все еще хочет меня.

Звуки вокруг такие громкие. Это орут все трое парней. А потом начинается перестрелка. Я жду боли.

Падения на пол и кровотечения. Но это занимает куда больше времени, чем я ожидала. В этом контейнере все гораздо громче. Звук как от разорвавшейся бомбы. Или как при столкновении хреновой тучи машин на автостраде.