Страница 30 из 68
Засыпаю его вопросами, большинство из которых он попросту игнорирует, а потом пытаюсь заставить его отправиться в магазин. Единственный способ оживить эту вечеринку — выпить. Он что-то бормочет о том, чтобы никуда не стоит вылезать, пока армяне на воле, а затем возвращается к чтению.
Чисто из вредности задаю ему очередной вопрос, чтобы немного подоставать его. Но меня удивляет его ответ.
— Так что ты думаешь о Саше?
Его брови взлетают вверх, и он смотрит на меня так, будто я только что раскрыла один из его грязных маленьких секретиков. Хм, какое интересное развитие событий. Он поправляет воротник рубашки, словно его вдруг бросило в жар, а щеки чуть порозовели. Ух ты, можно подумать, что капризный ирландец испытывает что-то к одной из танцовщиц?
— Она хорошенькая, верно? — подбиваю я.
Он пожимает плечами.
— Наверное. Такая же, как и все остальные.
— К тому же она очень гибкая, — допекаю его. — Ты видел, как она двигается на сцене? Черт возьми, эта девчонка должно быть божественна в постели.
— Откуда мне знать. — Он захлопывает книгу в своих руках и подходит к окну.
Знаю, что задела его за живое, и, скорее всего, балансирую на тонкой грани, но я вижу в этом просвет. Возможность помочь Саше, не предавая ее доверия.
— Жаль только, — говорю я, рассеянно посматривая на свои ногти.
Выжидаю каких-то пару вдохов, пока Ронан клюнет на удочку, и удивительно, что он это делает.
— Что именно?
— Что Донован постоянно к ней лезет. Вот чертов подонок.
— Он ее достает? — спрашивает Ронан, а затем прочищает горло, понимая, что не должен был этого делать.
— Не знаю наверняка, — вру ему. — Но как по мне, так это выглядит именно так. Он всегда следит за ней и пытается поймать ее в темном углу, если ты понимаешь, о чем я.
Ронан заметно вздрагивает от моего замечания, но продолжает смотреть в окно.
— Может, мне стоит позвонить ей, — выкручиваюсь я. — Вдруг захочет приехать. Ей, возможно, нужна компания…
— Нет, — огрызается Ронан.
— Ладненько, — ухмыляюсь я.
Он оборачивается и одаривает меня убийственным взглядом.
— Если кому-нибудь об этом заикнешься, то больше не найдешь болвана, готового бегать тебе за пончиками.
— Ах, хороший ход, Ронан, — смеюсь я. — Хороший ход.
Сразу после полуночи хлопает входная дверь, а я сижу на диване и крашу ногти. С ума схожу от скуки, и компания хмурого Ронана не меняет ситуацию. Оглядываюсь, и замечаю Лаклэна на кухне. Он смотрит на Ронана, а затем на меня, и что-то зловещее исходит от него в этот момент. Такого выражения я у него еще не видела.
Знаю, что Лак — опасный человек. Знаю, чем он занимается. И еще, он всегда был немного таинственным… тихим… пугающим, но практически всегда спокойным. Мне довелось видеть разные грани его личности, но ничего подобного как сейчас. Я не упускаю того факта, что на нем нет куртки, а рубашка залита кровью. Поверх нее надета наплечная кобура, которую я раньше никогда не видела у него, но что-то подсказывает мне, что сегодня вечером он ей точно пользовался.
Прежде чем я успеваю что-то ему сказать, он направляется по коридору прямиком в ванную комнату. Трубы в доме начинают истошно гудеть, когда он включает душ, а я закусываю губу, кидая на Ронана вопрошающий взгляд. Конечно, он просто игнорирует меня, но напряжение каждого мускула вполне очевидно.
На цыпочках иду по коридору и прислоняюсь к двери ванной. У меня появляется странное желание… не знаю, утешить что ли Лаклэна. Для меня, должна признать, это весьма чуждое чувство. Я ничего не смыслю в такого рода дерьме. Единственными, чьи чувства имели для меня какое-то значение, были Талия и Скарлетт. Вот как мой отец воспитывал меня, и даже тогда он, вероятно, не одобрил бы нашу столь тесную связь с ними. Он всегда говорил, что друзья — это хорошо, но они также — твое слабое место. Как же он был прав.
Так почему мне так жаль, что у Лаклэна выдалась тяжелая ночка? Черт его знает.
Прикладываю ухо к двери, но слышу только поток льющейся воды. Пар валит из-под двери, и я почти могу представить себе Лаклэна под обжигающими струями воды. Хочу знать, что он сейчас чувствует. Мучают ли его эти досадные эмоции, которые я так ненавижу? Жива ли еще совесть за фасадом внешности мафиози? Хочу пойти к нему, и я ненавижу это. Что, черт подери, я бы сделала?
Протягиваю руку и поглаживаю пальцами свое ожерелье, пытаясь вспомнить причину, по которой я здесь. Чувствую, что предаю Талию, даже если просто обдумываю эти мысли. Ни на шаг не продвинулась в ее поисках с тех пор, как заварила эту кашу. А теперь я сижу здесь, терзаясь сомнениями в своих чувствах к Лаклэну.
Из моей груди вырывается стон, когда прижимаюсь лбом к двери, а через мгновение отпрыгиваю в страхе, понимая, что кто-то стоит рядом со мной.
— Господи, Ронан, — шиплю я. — Ты хотя бы пошумел, что ли?
Он пожимает плечами.
— Сила привычки. Тебе лучше оставить его в покое ненадолго.
Я смотрю на дверь и обратно на него.
— Почему?
— Он сейчас не в духе, Мак. Мы потеряли одного из наших сегодня вечером.
— Кого? — интересуюсь я.
— Его звали Джонни. Парень был совсем еще ребенком.
— Я сожалею, — говорю я серьезно. — Что произошло?
— Они взяли его, когда он выходил из паба, — говорит Ронан. — У него не было шансов.
Я пытаюсь задвинуть подальше сочувствие, которое прорывается, потому что понимаю, что не должна испытывать нечто подобное. Но мне трудно даже думать об этом. Глядя на Ронана, и видя, как расстроен Лаклэн, становится очевидно, что парни заботятся друг о друге. Так же, как и мы с Таль когда-то. Я понимаю эту связь. Я понимаю, и это самая худшая часть. От этого я чувствую, что мы с ним на одной волне. От этого они становятся немного более человечными для меня, чего мне вовсе не хочется и не нужно.
Ронан прав. Лучшее, что я могу сделать… для себя и Лаклэна… это оставить его в покое. Бросаю на дверь последний взгляд и киваю, прежде чем возвращаюсь обратно по коридору. Наверное, он прав. И это избавляет меня от необходимости думать об этом дальше.
Около часа ночи Ронан уже дрыхнет в своем кресле, а я по-прежнему сижу на диване и кусаю ногти. Лак до сих пор не объявился. Знаю, что сказал Ронан, но я никогда не была сильна в выполнении приказов.
Решаю проверить, как он там, чтобы удовлетворить свое любопытство. Вот и все.
Я блуждаю по коридору и открываю потрескавшуюся дверь в его спальню. Нахожу его в кресле в углу, а на столе рядом с ним стоит початая бутылка виски и аптечка. На нем только джинсы. Туловище наклонено вперед, а голову уронил на руки. На мгновение я просто застываю, засмотревшись на его профиль.
Он по-настоящему красив. Тьма, сгустившаяся вокруг него, и ярко проступающие эмоции на его лице только усиливают это ощущение. Я никогда не хотела видеть в нем человека, но смотря на него сейчас таким, невозможно этого не разглядеть.
Я делаю шаг вперед, и пол под ногами предательски скрипит. Он приподнимает голову. Его рана на плече снова кровоточит, но теперь и на другой руке у него красуется свежий порез. Он даже не замечает этого.
Я иду к нему, хватаю аптечку и нахожу иголку. Выпиваю глоток виски из бутылки перед тем, как сесть к нему на колени, чтобы промыть его раны. Мы не произносим ни слова. Он позволяет мне подлатать его, и я стараюсь делать это как можно осторожнее, чтобы выполнить свою работу хорошо. Мне не нравится видеть его боль. Мне не нравится видеть боль людей. Мало кто знает эту мою сторону. Я притворяюсь, что такое дерьмо меня не беспокоит, но на самом деле очень даже волнует.
Прямо сейчас, когда я вижу его таким, меня это чертовски беспокоит.
— Мне жаль, — мягко говорю ему, накладывая свежую повязку на плечо, и переходя к другому порезу.
— Тебе не нужно этого делать, — говорит он мне.
— Все в порядке, я не против.
— Ты шикарно смотришься в моих шмотках, — вдруг говорит он резко.