Неотразимый бродяга

– Прекрати молоть чепуху! Это всего лишь моя работа, и я ее выполню. И покончим на этом! – прорычал Холт.

– Наверное, я действительно говорю глупости. – Диана в смущении передернула плечами. – Я… – Больше она ни слова не могла произнести и в отчаянии опустила руки.

Пробиться сквозь эту стену было невозможно. Он не желал ее слышать. Если уж Майор не смог его переубедить, то с чего она вдруг решила, что ей удастся это сделать? Огонь ее красноречия угас, и Диана почувствовала себя полностью опустошенной. Холт стоял так близко от нее, и сила его была такой непреодолимой! Стоило лишь сделать шаг, и она оказалась бы в объятиях его крепких рук, прижалась бы щекой к надежной и непоколебимой скале его груди.

– Не уезжай, – едва слышно прошептала Диана.

Почувствовав ее прикосновение, Холт весь напрягся, противясь ее бессознательному порыву.

– Диана, ради Бога… – начал было он сердито, но стоило его рукам подняться, чтобы оттолкнуть ее, как они непроизвольно сомкнулись вокруг ее тела.

Диана ощутила его дыхание на своем виске и подняла голову в мольбе о поцелуе. Беспорядочное биение собственного пульса было единственным звуком, который она сейчас слышала. Его рот прильнул к ее губам. Пальцы Холта лихорадочно расстегивали заколки в иссиня-черных прядях ее волос, высвобождая их тяжелые волны и позволяя им наконец рассыпаться каскадами по обмякшим плечам Дианы.

– Я хотел сделать это еще на кладбище, – прошептал он ей в лицо.

Чувства переполняли ее, движения его рук будоражили невероятные ощущения: Ей захотелось быть к нему еще ближе, воспоминания воспламеняли ее кровь. Его губы ласкали ее лицо, она же испытывала непреодолимую потребность ощутить каждый мускул, каждый бугорок его разгоряченного тела. Она просунула между его широко расставленных ног свои бедра, чувствуя, как неудержимо растет в нем жажда ее томящейся плоти.

Все завершилось бы так же чудесно, как было между ними всегда, если бы до их слуха внезапно не донесся чей-то голос.

– Эй, Холт, вы здесь? – Это был голос Дона. И тут же Холт поднял голову и плотнее обхватил Диану руками, прикрывая ее от человека, появившегося в проеме двери. Тот залился всеми оттенками розового и багрового. – О Господи, извините. Я не хотел… еще раз простите. – Его смущенные извинения путано слетали с немеющего языка.

Холт прервал их своим резким голосом:

– Отлови лошадей, которых мы возьмем завтра, и приведи их на конюшню.

– Слушаюсь, – с готовностью выпалил Дон, прежде чем исчезнуть с глаз.

Только после этого Холт высвободил Диану из своих объятий. Он подобрал валявшиеся на полу сумку и подпругу. Диана наблюдала за его действиями, все еще пребывая во власти тепла покинувшихее рук и чудесного ощущения недавних жарких поцелуев.

– Так я… не смогу уговорить тебя не ехать?

В его искоса брошенном на нее взгляде читалась легкая издевка.

– Я, пожалуй, позволил бы тебе попытаться, но боюсь, это не даст желаемого результата. – И он решительно мотнул головой. – Ты не сможешь остановить меня.

– Тогда я еду с тобой, – заявила Диана.

– Я догадывался, что этим кончится, – с досадой ответил Холт, никак, впрочем, не прокомментировав ее решения.

Диана продолжала стоять в ожидании дальнейших его слов, но Холт невозмутимо возился с конской амуницией. Тогда она тихо повернулась и вышла из мастерской, направляясь назад в дом.

Диана заерзала в седле, физически ощущая буравивший ее спину взгляд Гая. Она взглянула на ехавшего перед ней Дона и дальше – на вереницу лошадей, тяжело ступавших по каменистому дну расщелины. «Успокойся, – говорила она себе, – все мы сейчас немного взвинченны». Недавняя гибель Руби лишила очередную экспедицию того приподнятого настроения, которое, так или иначе, обычно ощущалось в дальнем походе. Всем им явно не хватало этого завзятого говоруна, заполнявшего томительные паузы то своим ворчаньем, то бесконечными ковбойскими байками. Даблюдая прошлым вечером за тем, как Дон разводил костер, Диана почувствовала, как защемило ее сердце от грустных воспоминаний.

Табун они обнаружили еще час назад, и теперь Холт размышлял о тактике предстоящей погони. Утомительное преследование, несомненно, скоро начнется, и действовать они будут по той же простой и эффективной схеме, которая, впрочем, стоила Руби жизни. Но только такие действия гарантировали успех операции. Первым делом надо было овладеть кобылицами, а затем настанет очередь мустанга.

Ехавший во главе отряда Холт придержал лошадь и указал Гаю на то место, которое тот должен был занять, принимая эстафету погони. Гай отстал, а остальные всадники продолжили свой путь. Мало-помалу все заняли свои места на маршруте. Холт остался в одиночестве, готовый выступить первым номером.

В течение вот уже трех дней они шли по следам маленького табуна, непременно соблюдая разумную дистанцию, памятуя о том бешеном отпоре, который мог оказать жеребец в случае, если посчитает нависшую над его гаремом угрозу слишком явной.

На четвертый день преследования и после почти шести дней, безвылазно проведенных в седле, боль во всех мышцах буквально сковала тело Дианы. Сейчас она пыталась хоть немного расслабиться, положив ногу на луку седла, уперевшись локтем в колено и опустив голову на раскрытую ладонь. Ее лошадь стояла в тени изуродованной пустыней акации, беспрестанно топая копытом в попытках отогнать назойливых мух. Чувствуя себя окончательно вымотанной, Диана искренне надеялась подольше не слышать звуков приближающегося табуна. Ведь это означало бы, что пришла ее очередь присоединиться к охоте. Ей не хотелось делать ни единого лишнего движения. Она не была даже уверена, сможет ли вообще пошевелиться.

Сухой треск разорвал неподвижный воздух, и Диана вскинула голову. Когда звук немедленно повторился еще раз, по спине Дианы пробежали мурашки. Ружейные выстрелы. Это сигнал. Диана сняла ногу с седла, уже не обращая внимания ни на боль в мышцах, ни на ломоту в суставах, и вставила носок сапога в стремя. Она ждала третьего выстрела, что означало бы, что произошло какое-то несчастье.

Последовала продолжительная пауза, затем звук двойного выстрела повторился. Колени девушки задрожали, когда она смогла наконец расслабиться. Тревога оставила ее. Два выстрела означали только то, что жеребец наконец отделился от кобылиц. Диана развернула коня в направлении так испугавших ее звуков и выехала из своего укрытия.

Она прибыла на место сбора последней. Беглянки были уже заарканены и взнузданы. Кобылицы находились в самом плачевном состоянии: кожа на ребрах натянулась, организм лошадей был предельно обезвожен. Гай и Дон пожертвовали воду из своих фляжек, чтобы хоть как-то утолить жажду измученных животных. Диана остановились рядом с Холтом. В его чертах угадывалась одновременно усталость и непоколебимая решимость во что бы то ни стало добиться своего. Взгляд его прищуренных от неумолимого солнца глаз был устремлен куда-то вдаль, несомненно, туда, где скрылся из виду белый иноходец.

– Мы получили назад своих лошадей, – спокойно сказала Диана, по-прежнему интонацией своего голоса призывая Холта отказаться от его замыслов. – Давайте вернемся на ранчо. – Холт медленно перевел на нее свой холодный и мрачный взор. Едва уловимо качнув головой, он ответил:

– Нет. – Губы его сложились в неприкрытую насмешку над ее бесконечными увещеваниями. – Кобылицам теперь и мили не пройти. Прежде чем гнать их куда-то, надо дать им день на отдых. Им сейчас необходимы пища и вода.

– А что жеребец? – Диана проследила за взглядом Холта. Мустанга нигде не было видно.

– Он устал. Должен устать. – Второе утверждение автоматически ставило под сомнение первое.

– Пусть он уходит, Холт, – мягко повторила она.

– Послушай ее, Холт! – Глаза Гая дерзко и с вызовом смотрели на фигуру отца. – Ты вернул кобылиц. Не довольно ли?

– Нет, не довольно, – с явным раздражением бросил ему Холт. – Дон. – Холт обернулся к помощнику, возившемуся у пойманных лошадей. – Не хочу терять времени на то, чтобы уговаривать этих двоих позаботиться о лошадях, так что придется тебе этим заняться. Дай им еще немного воды через полчаса. В течение часа пусть отдыхают. Источник отсюда милях в трех, потихоньку отведешь кобыл туда и пустишь пастись. Мы едем за мустангом.