Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 24



«Ложь прикинулась правдой – блестит чешуя…»

Перевод Анатолия Лобова

Альфред Бодров

78 лет, родился в грузинском г. Кутаиси. Получил среднее техническое образование и работал на оборонном предприятии.

Окончив истфак МГПИ им. Ленина и проработав по специальности около двадцати лет, перешел в СМИ. Литературные пробы публикует с 2018 г. Награжден Дипломом «За видный вклад в сохранение нравственных и языковых традиций в Российском государстве», Дипломом финалиста конкурса имени героев Советского Союза Егорова, Береста, Кантария в номинации «Художественное слово о войне» к 75-летию Великой Победы. Выпустил лирический сборник «Небеса в зарницах», прозаические сборники «Висячая пуговичка», «Аххтиар», «Гримасы судьбы», маленькую повесть «Чикшулуб» (Минск).

Хороший человек

Я, Эмилий Янович Глумилин, – редактор газеты «Золотой лабиринт». Ее учредителем выступает закрытое акционерное общество с тем же названием. Генеральный директор и основатель фирмы – Гонтарь Парсек Арктурович. Похоже, его родители имели какое-то отношение к астрономии. О нем говорили, что он хороший человек, в чем я убеждался много раз. Приходит руководитель какой-то спортивной секции и просит помочь деньгами его команде, потому что ему в этом отказывают. Вот активный фотожурналист просит денег на выпуск книжки «Запах клевера» местного поэта, а на очереди детский благотворительный фонд и т. д. Никому из них он не отказал. В узком кругу своего ближайшего окружения однажды он произнес в мой адрес, мол, «пишет хорошо, но его недолюбливают», имея в виду моих коллег-журналистов. Об этом мне позднее передали знакомые, присутствовавшие при этом разговоре. Я ничуть не удивился, потому что мои коллеги по цеху в большинстве своем негативно относятся к тем из нас, кто не имеет профессионального журналистского образования, а я пришел в районную журналистику с педагогическим дипломом по специальности «история».

Обычно рабочий день в редакции начинался с отваривания картофеля, присовокупления к нему чего-нибудь мясного и хорошего портвейна. В это утро я оказался в редакции без сотрудников, которые разбежались собирать материалы для очередного выпуска. Помыв картошку, я уже собирался поставить ее вариться «в мундире», но не успел. Дверь тихо отворилась, и вошел знакомый корреспондент из другой частной газеты, освещавший вопросы культуры и экологии. Дмитрий спросил с места в карьер:

– Эмилий, ты вот учитель, а мы так, рядом стояли. Скажи, есть ли разница между «Выхожу один я на дорогу» и «В лунном сиянии»?

– С утра еще видел разницу, – отвечал я с иронией.

– Почему же ты их перепутал, напечатав фельетон против моей критической статьи о культуре в нашем районе?

Не дожидаясь ответа, он вышел в коридор. День явно не задался. Мое горькое предчувствие подтвердилось последующими событиями. В двери вломился гражданин с видом уличного громилы: широкоплечий, крепкого телосложения, высокого роста, ручищи кузнечных дел мастера, с бессмысленным взглядом далеко не шахматного интеллектуала. Увидев его посреди просторного кабинета, я невольно съежился, и мне захотелось укрыться под рабочим столом. Вся моя почти двухметровая фигура едва ли могла уместиться между двумя тумбочками и верхним ящиком стола. Он был выше меня в полтора раза, казалось, занял собой все пространство редакции с пятиметровыми потолками. Можете себе представить, каково мне будет лететь, если этот громила выкинет меня за окно с третьего этажа. Судя по выражению его лица, я был уверен, что моя биография непременно завершится этим заключительным аккордом.

– Вы редактор «Золотого лабиринта»? – спросил громоподобным голосом громила.

– Я, – ответствовала моя персона с тревогой в голосе.

– Знаете ли вы разницу между бойлером и бройлером?

– Если я не ошибаюсь, бройлеры идут в пищу, а бойлеры не по зубам, в них много кипятка и железа.

Я теперь уже решил не повторять утренней шутки.

Гражданин так загромыхал луженой глоткой, что зазвенели стекла на окнах. Отсмеявшись вволю, он вдруг хлопнул кулачищем по столу.



– Кто писал статью о работе жилищно-коммунального хозяйства?

– Мой корреспондент.

– Кто такой, как фамилия?

– Я не обязан выдавать своих сотрудников посторонним лицам.

– Тогда за клевету и оскорбление личности я тебя лично привлеку к суду. Слушай меня сюда, редактор, – продолжал он подобно Зевсу-громовержцу, – в статье напечатано, что трубы гнилые, дырявые и ржавые, поэтому в квартирах холодно и вместо горячей воды из крана поступает вода с температурой парного молока. Это клевета, система не может быть заполнена водой, если трубы пропускают воду. Еще одну глупость пишет твоя журналистка, будто трубы надо укладывать под землю. Намотай себе на ус: коммуникации выгодно прокладывать на поверхности, это дешевле и удобнее в эксплуатации.

– Насколько я знаю, – пытаюсь урезонить собеседника, – ваши работники проржавевшие трубы соединяют хомутиком или муфтой, вместо того чтобы их заменить новыми, а в бухгалтерских отчетах значится прокладка новых коммуникаций. Еще одно мошенничество – это снижение давления в форсунках. Кстати, я знаю, что ваше предприятие укладывало трубы из асбеста и не меняло их тридцать лет, со времен строительства котельной, не так ли?

В ответ на меня посыпались с еще большей силой гром и молнии. Он вышел, с силой громыхнув дверью. Я узнал его, это был директор керамического завода «Горгона», прекратившего финансирование коммунальных услуг ввиду отсутствия оборотных средств. Вскоре стало известно, что громила Клим Арсентьевич вывез оборудование из котельной и бесследно исчез вместе с заводскими деньгами и акциями рабочих.

Однако не пришлось мне завершить рабочий день в спокойном уединении: дверь отворяется, и в ее проеме видна симпатичная парочка двух молодых людей. Ему на вид я дал бы чуть больше сорока лет, а ей – на пяток годков меньше. Позабыв представиться, молодой человек заговорил необычайно грубым, низким голосом, перемежая кухонно-бытовую лексику с тюремным жаргоном.

– Я хочу познакомить вас со своими мыслями о брошенных детях, хочу, чтобы вы напечатали в газете. Я хочу привлечь внимание общества на эту больную тему. Я вам прочту, что написал.

Он стал читать, пустившись во все тяжкие словеса. На пятой фразе мне стало невыносимо скучно. Ничего нового я не услышал, сплошные банальности, штампы, огульные обвинения в адрес всех и вся.

Я сказал:

– Материал сырой, неконкретный, отсутствуют факты и выводы.

– Бросьте ваши журналистские штучки. Я в этом ничего не понимаю. Я принес вам статью, печатайте.

– Нет места, мы публикуем в обязательном порядке телепрограмму и рекламу учредителя, по минимуму оставляем место только для своих корреспондентов.

Мой собеседник взорвался:

– Нет места? Я видел, в газете печатаете какую-то ерунду в столбики.