Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 11

Сейчас у Эвы появился шанс прекратить терзания подруги.

И она сделает всё что угодно, пойдет на любые жертвы.

Ведь не станет Нефел, и тогда пропадет призрачный смысл жизни Эвы.

3. Начало пути

"… и как бы Матерь не злилась, душа её тянулась к покинутым детям…"

(Книга Матери и Отца. Глава восьмая).

***

Я прекрасно понимаю, что дорога будет не из легких. Долгий путь, много препятствий… Темные земли. Ненавижу потомков равков, это до отвращения самовлюбленные особи. Но не могу не признать их силу, она куда больше, чем у обычного человека. Однажды я видела, как один из потомков равков вырвал дерево с корнями и откинул его, словно оно и вовсе ничего не весило. Наверное, в нём было много магической крови, слава Матери и Отцу, с каждой алой луной кровь первых разбавляется всё больше и больше, делая существ менее различными в силе, скорости и магии.

Самая большая проблема в том, что равки вообще не любят, когда на их территорию кто-то приходит без приглашения. Тем более охотник. Если верить писаниям, то именно равки были первыми, кто отделился от всех и основал своё государство.

Прежде чем уехать из Ваала, я по обыкновению посетила мальчишку любителя подглядывать за дочерью служителя Отцу и Матери. Дала ему указания, чтобы он постоянно был рядом с хибарой Нефел. Я отдала ему почти все монеты, этого вполне хватит на еду для подруги до моего возвращения.

Стоило нам проехать последние рябые деревья, Салли начала нервничать. Постукивая копытами, она отказывается идти вперед. Склоняюсь к её холке и шепчу, поглаживая по гриве:

– Ну же, девочка, тише. Никто тебя не обидит.

Спрыгиваю вниз, снимаю капюшон, достаю лук, стрелу и натягиваю тетиву, целясь в неизвестную мишень. Луком я владею куда хуже, чем мечом, но на большом расстоянии мой верный меч ничего не стоит. Легким, но медленным шагом иду к большим кустам вдали от меня, это единственное место, где можно спрятаться. Вокруг практически пусто, позади остались редкие деревья, а впереди, за кустами, старая в выбоинах дорога, а по бокам от неё низкая колючая трава.

Кто бы там ни прятался – ему конец. У меня нет времени на разговоры или схватку с каким бы то ни было противником.

Мои шаги замедляются, когда я оказываюсь достаточно близко, чтобы позволить себе убрать лук и стрелу. С тихим стоном металла достаю меч и немедля вхожу в кусты, резкий шорох сверху, что-то валится на меня. Наклоняюсь и понимаю, на меня накинули сетку. Сетку? Совсем сдурели?

– Тащи её! – кричит насквозь пропитый мужской голос.

Легким движением меча разрезаю хлипкую сетку и перешагиваю её.

– О, Матерь! – кричит второй голос, не менее неприятный, чем первый.

Отодвигаю ветки кустарника и выхожу на более яркий свет. Двое худых и грязных мужчин начинают пятиться от меня и смотреть куда угодно, но только не мне в глаза.

Человеческие создания самые трусливые и безрассудные. Не могу их винить, в отличие от всех остальных существ Матерь и Отец подарили им только жизнь. Ни капли магической крови, никакого дара, вот они и пытаются выжить как могут.

Их поганые душонки не испугались того, что будут прокляты за грабеж, а возможно и за убийство, а вот посмотреть в глаза охотнице страшно. Глупцы.

– Прости! – кричит более худой, задирает изорванную рубаху и прикрывает ей лицо. Моему взору открывается печальный вид – ребра, туго обтянутые кожей, впалый живот со старым глубоким шрамом, руки, как тонкие ветки, трясутся и с силой сжимают грязную ткань. – Мы не знали, что ты охотник. Не знали. Правда, не знали.

– Нам бы поесть. – добавляет второй, вжимая ладони в свои глаза.

Как будто меня это волнует. Прохожу мимо них и морщусь от смрада, живые трупы воняют хуже сточных ручейков, что, словно вены, бегут в центре Ваала. Приближаюсь к Салли и хмуро смотрю на неё, пряча меч в ножны.



– И кого ты напугалась? – кобыла переступает с ноги на ногу и бурчит что-то на лошадином. – Они и до следующих холодов не доживут.

А эти холода уже близко. Самая морозная ночь на Мэроу – ночь алой луны.

Слышу, как худые и вонючие мужчины переговариваются с закрытыми глазами.

– Охотница ушла?

– Она нас не испепелила? Не прокляла? Душу не отняла?

– Вроде… нет.

– И я так думаю.

– Ты что-то чувствуешь? Что-то болит, может?

– Живот… и зуб. Всё, как обычно.

Запрыгиваю на Салли и срываюсь с места, оставляя в ворохе пыли очередных глупцов, верящих в то, чего нет.

Проезжая по пустынной местности, вспоминаю Нефел. Как она там без меня? Она снова осталась одна. Не хочу оставлять её, но мы обе понимаем – выбора нет. В тот день, когда я впервые её увидела, я осознала, что не боюсь. На какой-то краткий миг я была совершенно свободна от страха, который преследовал меня все четырнадцать лет. В тот день я многое о себе узнала, обрела верного друга и теплый очаг.

В тот день мы долго разговаривали. За тонкими стенами хибары уже давно сгустились сумерки, а я всё ждала, что кто-то придет. Не может ведь девочка, которой всего девять алых лун жить одна, тем более если люди в городе её, мягко говоря, не жалуют.

Но никто так и не пришел.

Нефел рассказала, что уже несколько дней живет одна. Её мама ушла и не вернулась. Мама Нефел всегда заставляла её покрывать голову, когда та выходила из хибары. И так было до определенного дня. Когда Нефел было семь, из очага выпрыгнул маленький огонек и быстро добрался до соломенной подстилки, на которой она тогда сидела. Огонь съел не много, но девочка испугалась. Нефел в испуге забыла о головном уборе и выскочила на улицу. Она кричала и звала маму, но на помощь пришли две женщины из города. Они бежали так быстро, хотели спасти плачущую девочку, но увидев цвет её волос, остановились и быстро вернулись обратно.

С того дня и Нефел, и её мама стали изгоями – мерзким ведьминым пятном на окраине Ваала. Нефел не знает, как матери удавалось добывать еду, ведь в швейной мастерской, где женщина работала ранее, она больше не была желанным работником. Так продолжалось два года, а потом мама ушла и не вернулась, но появилась я.

В тот момент моей жизни я была сломана. Я ненавидела своё тело и презирала всех и каждого, но тихие рассказы Нефел, её по-детски открытая душа постепенно заставили меня прекратить терзания.

Я не смогу изменить то, что уже произошло.

Правильно тогда сказала главная куртизанка пограничных земель: "Всё забудется. Не сразу, но ты всё забудешь". При свете дня я практически не вспоминаю о мужчине со шрамом, а вот ночью он часто приходит в мои сны, но каждый раз я даю ему достойный отпор. Я бьюсь и сражаюсь с ним на равных, но этого… всегда недостаточно. Каждый раз он одерживает верх. И в самый ужасный момент я понимаю – это сон, открываю глаза и долго лежу, смотря в темноту и думая о том, что тогда я могла бы его одолеть, но в тот момент я не знала, что нужно делать. Да и подсвечник я взяла, будучи в бреду. Я хотела сделать ему больнее, чем он сделал мне. Я помню вкус его крови на своих губах.

Раньше я не знала, как защитить себя.

Теперь знаю.

Пустынная местность постепенно сменяется еловыми деревьями, аромат хвои и свежести бодрит. Приспускаю поводья и позволяю Салли сбавить шаг. Треплю её по гриве и вспоминаю, как украла её. Я две ночи сидела у приличной хибары и наблюдала за лошадьми. Их было три, и все прекрасные, куда лучше и чище, чем большинство населения Мэроу. Но именно Салли запала мне в душу, возможно, потому что она не подпускала к себе хозяина и била его копытами так, словно от этого зависит её жизнь. На третью ночь я пробралась за изгородь, и стоило мне подойти к Салли, я поняла – она для меня. Максимально бесшумно мы сбежали.

Тогда я почему-то считала, что спасаю её, сейчас понимаю – это было воровство чистой воды.

Солнце почти село, мрак опускается на Мэроу. До темноты нужно раздобыть место для ночлега и желательно, чтобы это было не под открытым небом.