Страница 12 из 15
В студенческие годы я очень сильно интересовался этой проблемой и много читал о первобытных народах. Я искал доказательства того, что современный человек достаточно далеко ушел от первобытного общества, но не находил тому подтверждения. Наоборот, я узнал, что идеалы первобытных обществ в основе своей не отличаются от идеалов современного человечества. Как тогда, так и теперь жизнь общества основывается на некоторых общих идеях – например, на вере в тех или иных богов. Пусть такая вера порой является идолопоклонством, но тем не менее она представляет собой выражение общей идеи. Более того, я выяснил, что в каждом обществе всегда имелось что-то вроде общепринятого этического кодекса.
Конкретное мировоззрение человека основывается не на одной только логике. Как есть люди, неспособные оценить музыку или живопись, находятся и такие, которые живут в трехмерном «научном» мире, не чувствуя присутствия никаких «иррациональных» элементов в жизни. Один мой хороший друг однажды признался мне, что никогда не мог ни осознать, ни понять Бога. Я ответил. «Значит, у тебя такая религия». Человек – существо религиозное. Он всегда пытается переделать мир в соответствии со своими внутренними ощущениями. В этом проявляется религиозный инстинкт, не вытекающий ни из какого научного знания.
В школе на меня произвело грандиозное впечатление заявление Владимира Соловьева о том, что материалистические теории превращают людей в крохотные винтики чудовищной машины. Кроме того, я всегда сочувствовал социал-революционерам, а также народникам из-за их веры в то, что они работают ради полного освобождения человека, а не его превращения в орудие классовой борьбы.
Читал я также критические статьи молодого экономиста-марксиста Петра Струве, но, когда дошел до абзаца, в котором он говорит, что индивидуум не существует и представляет собой ничтожно малую величину, я понял, что марксизм – не для меня. Мое чувство нашло подтверждение в «Манифесте Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, в котором человеческая мораль называется орудием классовой борьбы и утверждается, что мораль рабочего класса не имеет ничего общего с моралью капиталистического мира.
Часть вторая
Россия перед первой мировой войной
Глава 3
Освободительное движение. Революция 1905 г. и конституционный манифест
Я убежден, что всякий задумывающийся о судьбах родной страны представляет ее по-своему и несет в своем разуме мечту о том, какой бы хотел ее видеть. В юности у меня тоже были фантазии о той России, которая не существует и никогда не существовала, но должна, как меня убеждала логика истории, неизбежно появиться в будущем. Это убеждение, как и другие, упоминавшиеся мной, всегда имело инстинктивный характер, но и оно получило подтверждение, которое я искал в годы своего студенчества в лекциях таких преподавателей, как Платонов и Сергеевич.
Еще учась в ташкентской школе, я читал английского историка Бокля и понял, что историческое развитие страны зависит не только от устремлений ее жителей, но и от ее географии и истории. Я видел, что народ Великобритании, отрезанной от остальной Европы и почти тысячу лет не знавшей ни одного вражеского вторжения, получил возможность относительно свободно развиваться. Россия, как я полагал, представляла собой антитезу Британии, и в результате ее история оказалась трагической. Россия становилась жертвой непрерывных нападений не только азиатских кочевников, но и Литвы, тевтонских рыцарей, Польши, Швеции и Турции. Но хотя это замедляло политическое развитие страны, одновременно укреплялось и чувство национального единства. Несмотря на междоусобицы князей из династии Рюриковичей, это чувство не гасло, и именно поэтому население различных княжеств инстинктивно тянулось к Москве.
Колоссальную роль в развитии русского национального сознания сыграла церковь. Когда Россия лишилась всякой возможности создать светскую культуру, подобную западной, она обратилась к церковной культуре – к Евангелиям и их толкованиям. Весьма существенно, что русские с самого начала исповедовали христианство на понятном им языке. В результате идеи, давно забытые на Западе, прочно укоренились в России. Можно провести параллель между Феодосием Печерским, юношей из знатного боярского рода, который отказался от всех преимуществ своего положения и посвятил жизнь служению бедным и страждущим, и «хождением в народ» XIX в.; или между русскими святыми Борисом и Глебом, во имя Христа не пожелавшими защищаться от убийц, которых подослал их брат, князь Святополк, и Толстым, проповедовавшим пассивное непротивление злу; или, наконец, между Владимиром Мономахом с его неприкрытым осуждением смертной казни в XII в. и Владимиром Соловьевым, публично обратившимся к Александру III с просьбой не казнить убийц Александра II – не из-за того, что Соловьев сочувствовал им, а из-за его мнения, что новый царь должен продемонстрировать совершенство православия и величие христианского монарха, который имеет право наказывать, но вместо этого предпочитает прощать.
Однако такой подход имел как плюсы, так и минусы. Его недостаток состоял в том, что русские люди не развили в себе чувство законности, а лишь чувство братства и равенства.
В сущности, враждебное отношение к государственной власти и формальному праву у большей части русской интеллигенции в XIX в. (особенно у славянофилов и народников) коренится в этой духовной традиции.
Чтобы понять историю России, важно держать в уме слова Достоевского. «Россию следует судить не по злодеяниям, совершенным от ее имени, а по идеалам и целям, к которым стремится русский народ».
Русские всегда старались участвовать в управлении своей страной. Хорошо известно, что в Древней Руси – в России Киевской, Псковской и Новгородской – существовала достаточно свободная для того времени система, в которой важнейшую роль играло народное собрание – вече. А.К. Толстой, великий поэт и друг Александра II, в одной из своих стилизаций под былины описывает падение Новгородской республики. Герой его стихотворения, святой киевский князь Владимир, имея в виду колокол, который своим звоном сзывал народ на вече, а затем был увезен в Москву, предлагает такой тост: «За древнее русское вече! За вольный, за честный славянский народ! За колокол пью Новаграда! И если он даже и в прах упадет, Пусть звон его в сердце потомков живет».
Другой пример – первый Земский собор при Иване Грозном[12], который в юности сурово осуждал собственную политическую и социальную систему и даровал сельским и городским общинам право самоуправления.
Идея демократии продолжала развиваться в Смутное время и в XVIII столетии. Она представляла собой главную линию развития, поскольку выражала желания народа.
В Смутное время бояре предложили польскому претенденту на московский трон подписать манифест, дарующий основополагающее право свободы от незаконных арестов и пыток, бессудной казни и других актов произвола и дававший боярам право участия в управлении страной. То же самое чуть раньше требовалось от князя Шуйского при его избрании на трон после падения годуновской династии.
В то время как во Франции Генеральные штаты не созывались с юных лет Людовика XIII до самой Французской революции (с 1614 по 1789 г.), московские цари вплоть до смерти отца Петра Великого правили страной совместно с Земским собором. После своей поездки по европейским странам Петр учредил в России точно такой же режим просвещенного абсолютизма, который получил распространение по всей Европе, но всего через пять лет после смерти Петра императрица Анна, взойдя на трон, по требованию Верховного тайного совета согласилась подписать так называемые «кондиции» – своего рода конституцию.
Идеи Французской революции незамедлительно оказали колоссальное влияние на российское общественное мнение. Зародилось движение за введение в России конституционной системы, результатом которого стало первое восстание молодых офицеров-гвардейцев («декабристов») против самодержавия, произошедшее 14 декабря 1825 г.
12
Русское слово «грозный» не означает «ужасный». Оно происходит от слова «гроза». Народ называл Ивана Грозным вследствие того страха, который он нагонял на врагов после победы! над Казанским и Астраханским ханствами. Более того, распространенное на Западе мнение, что Россия – совершенно дикая страна, в которой отсутствует какое-либо понятие о свободе в западном смысле, часто подкрепляется ссылкой на Ивана Грозного. Он действительно совершил ряд ужасных преступлений, но в то время подобные преступления совершались по всей Европе – Филипп II Испанский, Генрих VIII и Мария Кровавая в Англии, Людовик XI Французский, Эрик Шведский и герцог Альба не менее виновны в этом отношении.