Тайна архива Сталина

– Будет исполнено, товарищ майор, – Лиеманис успел нацепить шапку, козырнул, набросил на себя шинель, хотел уже покинуть комнату, доложил, – за время нахождения в здании архивного фонда я проконтролировал упаковку архивных материалов в коробки, как прибудут грузовики с транспортировочными ящиками, так сразу начнем погрузку. – Лиеманис развернулся и покинул комнату.

Проскурин подошел к окну, понаблюдал за выкорчевыванием деревьев, мешающих развороту транспорта, и заметил первый грузовик, въезжающий на закрытую территорию.

– Где начальник архива? – Потребовал ответа у женщины, замершей от его первых гневных слов, прозвучавших в комнате в адрес Лиеманиса.

– Остап Нефедович с архивариусами в подвале, – пролепетала женщина, – они упаковывают какой-то наиболее ответственный раздел архива.

С момента прибытия транспорта время сжалось, важна каждая секунда, поэтому Константин Ефимович поторопился в подвал, желая поскорее найти начальника архива. Им оказался низкорослый худой мужчина с седой жиденькой бороденкой под Калинина. Остап Нефедович сразу понял для чего в архив направлен офицер госбезопасности, заявив, что необходимо сто шестьдесят ящиков. Главный архивариус принялся разъяснять Константину Ефимовичу суть маркировки каждого ящика, возможно циркуляр по маркировке, что пропустил мимо ушей Проскурин, составляли с его слов.

– Маркировать ящики вы будете сами, – майор остановил рассуждения начальника архива. – Я сейчас распоряжусь чтобы солдаты затаскивали ящики и грузили в них коробки по указанию ваших коллег.

Проскурин выбежал во двор, подозвал к себе Пилипчука и Лиеманиса, распорядился освобождать первую, затем другую машину от пустых ящиков. Бойцы забегали, одни тащили на верх пустые ящики, другие складывали заполненные и промаркированные в кузов автомобилей. Через двадцать пять минут все девять грузовиков оказались загружены, но майора позвали вновь в подвальную часть хранилища.

– А это что за документы, – спросил спустившийся в подвал Проскурин, увидев на стеллажах, на полу папки и коробки.

У нас в архиве останется много мест хранения, не имеющих отношения к государственной тайне либо значимого веса. – Выдал Остап Нефедович. – Все ценное вашими солдатами уже погружено.

– Значит мы выезжаем! – Риторически обронил Константин Ефимович и собрался подниматься из подвала.

– Не торопитесь, голубчик, – остановил Проскурина начальник архива. – У вас должно быть особое предписание к части единиц хранения нашего архива, переданного нам на хранение несколько лет назад из личного хранилища товарища Сталина.

– Так здесь что-то находится из личного архива товарища Сталина? – Лицо Константина Ефимовича вытянулось от изумления.

– Э-э-э как вам сказать, – Остап Нефедович сделался пунцовым от того, что взболтнул лишнего. – Эх, язык мой – враг мой! Майор вы же прибыли сюда не за канцелярскими документами, что свозили нам со всех советских учреждений и ведомств? У вас должно быть особое предписание, – рассердился архивариус.

– Не беспокойтесь, есть особый приказ, – заторопился Проскурин, – но вскрыть я его должен в строго назначенное время.

– Так что тянуть, – Остап Нефедович вытащил из кармана измятый платок и протер лицо и шею, – архив упакован в ящики, погружен в машины, самое время вам ознакомиться с приказом. Вы должны мне передать циркуляр для отметки последних трех ящиков.

Проскурин расстегнул полевую сумку и вытащил конверт с приказом, сломал печать и прочитал на листке несколько строчек, отпечатанных машинке из ставки главного командования.

– Здесь говорится о каких-то предметах, имеющих большое историческое значение!? – Вновь поразился Константин Ефимович. – Это требования по маркировке груза. – Проскурин бегло изучил циркуляр и подал в руки начальника архива.

Майор еще раз решил перечитать приказ, особое внимание уделялось важности сохранить артефакты, упомянутые в первых строках приказа. В случае опасности утраты этого груза и невозможности отправки железнодорожным путем, следовало отделить особо промаркированные ящики и в сопровождении охраны отправить их без промедления автотранспортом с конечной точкой маршрута в Казани.

Это условие показалось для Проскурина странным, автоколонна, и так под охраной выделенных солдат, последует после погрузки по наиболее безопасному маршруту до железнодорожного узла. Двое солдат топтались на месте в ожидании пока сотрудники архива не упакуют в оставшиеся три ящика невзрачные картонные коробки и нанесут маркировку.

Только в этот момент Константин Ефимович обратил внимание на небольшие квадраты из фанеры, на них один из сотрудников фонда каллиграфически вывел черной краской буквенно-числовую кодировку, а затем по диагонали провел красную черту, что стало основным, но не броским отличием от других ящиков. Солдаты погрузили эти три ящика в кузов, наименее загруженной машины и через несколько минут колонна покинула территорию архива. Проскурин занял место рядом с водителем первого в колонне грузовика, приказал старшине Пилипчуку распределить солдат по кузовам машин, а Лиеманису занять место в кабине машины, замыкающей колонну.

Водитель, управляющий головной машиной колонны, уверенно держался заданного Проскуриным маршрута.

– Товарищ майор, я эту местность хорошо знаю, так как сам прожил с десяток лет в Реутово, – среагировал водитель, заметив, как тщательно сверяется с картой сидящий рядом офицер.

– В Балашихе нам нужно держать направление на Железнодорожный, – заметил Проскурин.

– Это для вас этот поселок называется Железнодорожный, – разговорился осмелевший солдат, а местные его по-старинке Обираловкой кличут.

Водитель замолчал, так и не дождавшись ответа майора. Лиеманис, сидящий в кабине замыкающего колонну грузовика, по мнению водителя вел себя странно, он оглядывался назад, высунувшись с головой в окно, словно обеспокоенный чем-то, то замирал на какое-то время, то вытаскивал из планшетки карту, как майор, сверяясь с маршрутом.

Через расчетное время, достаточное на преодоление расстояния от здания архива до сортировочной станции добрались до конца маршрута. Колонна заехала на подъезде к территории станции и замерла в ожидании разгрузки. Проскурин покинул кабину и направился на поиски начальника железнодорожного узла, видно и сюда смогли прорваться фашистские бомбардировщики, сортировочная после бомбежки уничтожена.

Уже на подъезде к станции Григорий Ефимович вместо привычных железнодорожных путей с тревогой всматривался на последствия бомбардировки, рельсы в разных местах вздымались изогнутыми линиями. Майор выскочил из притормозившего грузовика, отдал приказ расположить колонну возле полуразрушенного барака и побрел мимо искореженными частями вагонов и целых подъездных составов, что загружались каким-то оборудованием и беженцами, железнодорожные рабочие из последних сил торопились убрать искореженные пути и восстановить движение.

– Что вы тут бродите, майор, – кто-то толкнул в плечо Проскурина, такое отношение к офицеру НКВД было не допустимо.

– У меня приказ, – четко выговорил офицер НКВД, разглядывавший железнодорожника, – немедленно отправить в тыл ответственный груз. Где мне найти начальника станции?

– Я – начальник станции, Сергей Фомич Викентьев! – Прокричал железнодорожник. – Вы не видите, что происходит? – Викентьев что-то спросил у рабочих, занятых на восстановлении участка пути, и вновь повернулся к Проскурину. – Два состава разбиты, более четырехсот метров пути уничтожено, а у меня беженцы и такие как вы с приказами эвакуации, – Сергей Фомич торцом ладони прикоснулся к горлу, и, как всегда, не хватает людей.

– Со мной на охрану колонны груза немногим более взвода солдат, – сообщил Константин Ефимович, – если это ускорит отправку моего груза, то могу на время передать вам часть бойцов.

Это предложение обрадовало Викентьева, вскоре часть солдат уже трудилась над восстановлением путей. Восстанавливая в памяти строчки секретного приказа, Проскурин наконец-то смог добраться до телефона в уцелевшем здании станции, он сообщил Паплевскому о возможности повторной бомбардировки станции.