Якутия

Жеребец четвертый

Наступил великий солнечный вечер, и вся тундра как будто проявилась под светом северных небес, словно блаженная земля, данная народу для правды и истории. Где-то были иные страны и существа, но здесь кончалась одна суша из всех возможных и явленных, и было что-то действительно озаряющее в каждой суровой незначимой клеточке здешнего невероятного простора, где зимой бывал ад и лед, а лето возникало и тут же гасло, нереальное, словно призрак любви, и где каждый житель был одинок, прекрасен и совершенен, как единственный герой посреди плоской, нигде не прекращающейся ничтожной равнины, по поверхности которой стлались еле различимые травы, убогие деревца и блеклые цветы. Здесь была своя идея и свой космос, спрятанный в беспорядке перепутанных карликовых баобабов и синих грибов. И никто не мог открыть этой тайны, даже если бы она существовала; и никто не в силах был избежать этой тундры, даже если бы здесь присутствовал только свет. Возможно, тундра была сердцем Якутии; но тогда ее душой была, несомненно, река и земля.

Жукаускас открыл один глаз, чтобы посмотреть перед собой и увидеть узор на стенке чума, изображающий квадратик и кружок. Он чувствовал себя легко и бодро, и он не знал, сколько прошло времени, ив чем смысл его сиюсекундного существования. Жукаускас протянул вперед левую руку, и она выглядела такой же как всегда, и ни одного волоска не росло на ней. Жукаускас открыл второй глаз.

- Напарник мой, - сказал ему Головко, стоящий сзади, - мы попали а тундру, я приветствую вас, это прекрасно и загадочно. Я думал над словами этих людей, они не лишены информации, но мне странно все это. Видимо, наша Якутия необъемна.

- Уажау, - сказал Жукаускас.

Ничего не было слышно вне чума, словно все замерло и приготовилось к каким-нибудь грядущим звукам. Везде царила великолепная тишина, которая заключала в себе и речь, и музыку, и вой отчаянья, кошмара и восторга.

- Напарник мой, - воскликнул Головко, почесываясь и кашляя. - Вы что-нибудь поняли из всего этого?! Сколько времени? Когда, наконец, приезжает Август? Они, кажется, все знают про него. И про нашу партию. Это ужасно. Может быть, сообщить Дробахе? Нам нужен Август, едрить его! Он пошел за жэ. Глупое красивое место. Как вам Хек?

Воздух был летним и холодным, словно загадочное дыхание светлого духа этого края, который существовал во всем. Иногда был ветер, а иногда наступала полная тишь, и тогда все вообще преображалось, и даже внутренние стенки чума становились похожими на двери в иные великие миры. Может быть, когда-то здесь бродили мамонты, похожие на слонов, и, может быть, их было шесть.

- Напарник мой, - прошептал Головко, наклоняясь в Софрону, - прошло дикое количество времени, мы спали, как тунеядцы. Но мы ведь политики, якутяне! Мы - главные преобразователи этих мест; помните о Ленине, о смысле! Вставайте, Жукаускас, наш ждет Август вместе с жэ! Они, по-моему, говорили, что он придет завтра утром? Но надо уточнить, выяснить, узнать. Я страшно хочу есть. Пусть будет фабричный бутерброд, или какая-нибудь оленина. Даже коренья можно покушать! Может быть, нам татуироваться?

Софрон Жукаускас лежал с закрытыми глазами и думал о цветах и их лепестках. Он не хотел фабричный бутерброд, он хотел какую-нибудь прекрасную пищу, состоящую из крови, молока и настоящей плоти диких существ. Ему было лень говорить. Возможно, он не выспался, хотя он спал весь день. Головко был одет в желто-красно-зеленую куртку и кожаные ботинки с длинными шнурками. Румянец удовольствия покрыл его щеки, и он желал бегать, загорать и разговаривать с Хеком и с кем-нибудь еще о мироздании, странах и жэ. Но Софрон лежал и тонул в дреме, уносящей его в фиолетовую даль забытья и сладкой тьмы. Его сумка валялась рядом с ним, и оттуда выглядывали какие-то трусы.

- Вставай! - крикнул, наконец, Головко, пнув Жукаускаса ботинком в бок. - Поднимайся, Исаич! Мы в стране врага; хрен их знает, кто это такие. Мы не имеем права здесь быть, нам нужен Август, ты свихнулся, нам нужна Якутия, вперед!!! Головко нагнулся и ущипнул Софрона за мышцу плеча. Жукаускас открыл глаза, приподнялся и плюнул.

- Какое право вы имеете бить меня, щипать? - спросил он обиженно. - Кто вам дал это право? То, что вы сильнее, более рослый, объемный?! А если бы я был больше? Или, у меня был бы пистолет?! Или - лом? Вы знаете приемы?! Мы - напарники, вы не должны так вести себя. Я доложу Дробахе и Марга. Я отдыхаю!! Август будет завтра.

- Да ну тебя, расквакался!... - засмеялся Головко, стуча Софрона по спине. - Я в шутку тебя малость потыркал, а ты уже собрался из этого политику делать. Ты прямо какой-то чудик. Надо ведь тебя разбудить. Я же тебя слегка щелкнул, ты тоже можешь - я не обижусь. Пошли к Хеку.

- Ну ладно, ладно, - заискивающе сказал Софрон и встал. - Я не хотел ничего, я просто думал, что все это бред и веселый сон. Но меня оскорбил ваш щипок.

- Извините меня, - проговорил Абрам.

- Ну конечно, - растрогался Софрон. - Пора идти. Уажау. Мне здесь нравится. Вы думаете, здесь что-то не так?

- Я думаю, - торжественно заявил Головко, - все, что есть так, есть не то, а здесь есть все, и, если это так, то это именно то.

- Но это не здесь! - воскликнул Софрон.

- Идемте туда, - весело сказал Головко и открыл дверь чума.

Перед ними возник великий солнечный вечерний простор таинственной тундры. Треугольные чумы горели разными цветами и около них сидели и стояли люди в разных одеждах. Рядом с белым цветком на красном матрасе лежал Хек, одетый в синий халат. Рядом с Хеком на коричневом матрасе сидел Васильев, одетый в зеленые штаны. Невдалеке от Васильева около карликовой пальмы стояли две женщины с черными волосами и золотыми лентами. Одна из них улыбалась, а другая мрачно смотрела вдаль. Рядом с ними стоял мальчик в красных штанах, и он был курчавым, как негр. Головко медленно сделал четыре шага и остановился. Хек и женщины посмотрели на него.

- Кто вы? - спросил Головко. - Откуда вы? Куда вы отправляете жэ?!

- Вам повезло, а вам не очень, - тихо сказал Васильев. - Но сейчас у нас скоро начнется вечерний праздник кэ, вы примете участие. Вы видите нашу жрицу, ее зовут Саргылана и Елена. Они сделают. И вам повезло.

- Кого зовут Саргылана?

- Жрицу зовут Саргылана и Елена,

- А кто жрица?

- Саргылана и Елена.

- Но их двое! - возмущенно воскликнул Головко.

- Тело и личность - это прах, - вкрадчиво сказал мальчик в красных штанах. - Меня зовут Август.

- Заелдыз! - громко крикнул Софрон пароль, бросаясь вперед.

- Заелдыз, - повторил Головко, с недоверием смотря на мальчика.

Мальчик звонко засмеялся, хлопнув себя смуглой рукой по штанам.

- Я не тот Август, - сказал он. - Я - тот Август. Август, который член вашей идиотской партии, у которого рация в чуме, который вас ждет, потому что связь не налаживается, сейчас собирает жэ. Он - дурак, он хочет прорыть туннель под Северным полюсом. Но все уже есть!

- Проклятье, - прошептал Софрон. - Вы слышите? Они все знают. Что делать?

- Мы ничего не знаем, - сказал Васильев. - Это просто Кюсюр, тундра, цветы. Нам все равно. Мы уважаем мир и любим полюс. Мы вам сказали, что Август будет завтра. Садитесь, я приготовил для вас фабричные бутерброды.

- Ну... - сказал Софрон.

- Пойдемте, напарник, - злобно проговорил Абрам Головко, - у нас все равно нет выбора. Завтра приедет наш Август. Но я уж с ним разберусь!

- Для начала вам придется разобраться с собой, - заметил Хек, лежащий на матрасе, и все присутствующие засмеялись.

- Я готов! - мужественно воскликнул Головко, подпрыгивая.

- И мы скоро что-нибудь начнем, - тихо сказала одна из двух женщин, а вторая отвернула свое лицо.

Жукаускас и Головко медленно подошли к сидящим, стоящим и лежащим разноцветным людям и увидели какой-то огонь, который горел невдалеке; это был костер, зажженный из сухих баобабов и пальм, и человек в желтой одежде стоял перед этим костром и опирался на палку большого размера; и вся тундра вокруг словно озарялась этим горящим светом и загадочным дымом, и весь этот костер как будто заключал в себе все.