Страница 11 из 12
Далеко-далеко, если смотреть в направлении западных башен-близнецов собора, гордо возвышался Виндзорский замок. На севере виднелись покрытые лесом холмы Хэмпстеда и Хайгейта. На восток – к морю – устремлялась извилистая Темза с юркими кораблями, привозившими богатства из Индии, Америки и Карибского бассейна. С такой высоты шум улиц слышно не было, однако до носа все равно доходил характерный лондонский запах сажи. Действительно, от тех мест, где сельская местность резко сменялась застройкой – в Пикадилли на западе и в Уайтчепеле на востоке, – над землей стояла угольная дымка. Впрочем, шпили церквей и башни возвышались над этой поволокой. Забравшиеся на самый верх мужчины взирали на эти строения как на собственных детей. Церковь Святой Бригитты на Флит-стрит с ее грациозными пагодами. Цилиндрическая колокольня Святого Михаила в Кривом переулке с элегантными контрфорсами. Ни с чем не спутать церковь Сент-Бенет у причала Святого Павла с облицованной красным кирпичом башней и аккуратным сводом. Каждый из храмов был выстроен недавно, все они были неповторимы, каждый по-своему свидетельствуя как о славе Божьей, так и о мастерстве зодчих и годах трудов по воскрешению Лондона из ада 1666 года.
Главной интеллектуальной силой этого воскрешения стал сэр Кристофер Рен, главный архитектор собора и еще пятидесяти одной церкви, заново построенных в Лондоне. В тот день он тоже был в соборе. Но почтенный возраст – семьдесят шесть лет – не позволил ему забраться наверх с другими. Он ждал внизу, а группа людей во главе с его сыном проводили церемонию закладки последнего камня в венчающую купол лантерну.
Собор Святого Павла и другие церкви, построенные по проектам Рена, во времена появления современного франкмасонства
© British Library Board. All Rights Reserved / Bridgeman Images
С заложением последнего камня появилось чувство завершения большого дела. И важно не только то, что сэр Кристофер Рен стал первым архитектором в истории, кто увидел завершение строительства собора по своему проекту. Истории целых семей – в том числе и семьи Рена – сплелись с историей собора. Во время заложения первого камня в июне 1765 года сыну Рена Кристоферу было всего четыре месяца. Спустя тридцать три года он стал правой рукой своего отца и был удостоен чести вести церемонию завершения строительства. Тогда же во время заложения первого камня вместе с Реном был его доверенный мастер-каменщик Томас Стронг. После смерти его заменил брат Эдвард, который уже застал окончание строительства. Вместе с ним был его сын Эдвард Стронг-младший, друг детства Кристофера Рена-младшего. Именно Стронг-младший сделал лантерну, в которую теперь закладывали последний камень.
Впрочем, всех этих людей объединяли не только семейные связи, дружба и общее дело строительства собора. В воспоминаниях семьи Рен черным по белому написано, что все, кто в тот день поднялся на леса, принадлежали к братству: «Наивысший или последний камень заложил сын устроителя Кристофер Рен, направленный собственным отцом, в присутствии превосходного мастера господина Стронга, его сына и других вольных и принятых каменщиков, вовлеченных в работу». Вольные и принятые каменщики! Члены семьи Стронг входили в ложу. После смерти Эдварда Стронга-старшего в 1724 году газеты назвали его одним из старейших вольных каменщиков Англии. По другим сведениям, его сын в следующем году участвовал в заседании ложи в Гринвиче.
Оба Кристофера Рена были принятыми каменщиками. Сэр Кристофер вступил в братство 18 мая 1691 года на «великом собрании братства принятых каменщиков». Когда он умер, в нескольких газетных некрологах его называли «свободным каменщиком», что означает его принадлежность к масонам – ведь не был же Великий архитектор каменщиком в прямом смысле! Принадлежал к братству и Кристофер Рен-младший, поскольку известно, что в 1729 году он был председателем одной из лож.
Известны и другие вольные каменщики, участвовавшие в восстановлении Лондона. Принимал участие в строительстве собора на ранних этапах Томас Уайз (1618–1685), который также, согласно источникам, председательствовал в ложе в 1682 году. Был членом братства и Джон Томпсон (?–1700), входивший в число строителей нескольких церквей по проектам Рена: Сент-Ведаст, Сент-Мэри-ле-Боу и Ол-Холоуз на Ломбард-стрит.
Будучи архитекторами, Рены тесно общались с мастерами-каменщиками, многие из которых были членами лож «принятых». Однако «принятыми каменщиками» были и многие другие известные люди, к строительству никакого отношения не имевшие. В 1708 году, когда был заложен последний камень собора, один из хронистов лондонской жизни писал, что в братство каменщиков входило много представителей дворянства.
Ложа принятия в Лондоне была связана с деятельностью Компании каменщиков, одной из немногих гильдий каменотесов, созданной в середине XIV века, а с 1481 года выдававшей право на ношение специальной одежды. Однако это была своего рода элитная гильдия, куда входили только лучшие мастера-каменщики. Схожим образом и принятие в ложу было крайне избирательным – только по приглашениям. Да и плата за вступление была значительной – вдвое больше того, что приходилось платить, вступая в компанию. Один из первых историков масонства описал лондонскую ложу как «особую ячейку внутри Лондонской компании каменщиков». Однако к концу XVII века ложа от компании полностью отделилась.
Таким образом, «принятые каменщики» Лондона были элитарной частью элиты – но, например, семья Стронг в эту категорию вполне вписывалась. Скажем только, что Эдвард Стронг-старший унаследовал от своего отца-каменщика две каменоломни в разных графствах. Помимо этого, семья Стронг получала большие гонорары за участие в строительстве собора Святого Павла и других спроектированных Реном храмов, стоя во главе больших подразделений каменщиков. Среди наиболее известных проектов, в которых участвовали Стронги, можно назвать Королевский военно-морской госпиталь, Бленхеймский дворец и резиденцию Черчиллей в Оксфордшире. В общем, семья Стронг была очень богатой. Однажды – ради того, чтобы работа над собором Святого Павла не прекращалась – они даже ссудили денег правительству. Эдвард Стронг-старший также занимался перепродажей недвижимости и завещал сыну несколько домов. Иными словами, такие фигуры, как Стронги, не имеют ничего общего со скромными работягами-каменщиками из масонских легенд. Они, как и другие «принятые каменщики» Лондона, неимоверно обогатились во время восстановления города после Великого пожара.
Церемония завершения строительства собора Святого Павла означала конец великому делу восстановления Лондона – но и конец денежных ресурсов. Большая часть средств приходила от налога на уголь, от сжигания которого весь город и был подернут дымкой. Действие последней из трех пошлин на уголь заканчивалось в сентябре 1716-го, и на следующий год средства на строительство иссякли. Воскрешение Лондона было завершено.
Лондонская ложа «принятых каменщиков» уже тогда была особенным и престижным местом, но все-таки не очень известным. Завершение масштабного восстановления столицы ускорило те события, которым будет суждено превратить лондонское братство в самое известное тайное общество в мире.
Сэр Кристофер Рен бесспорно был гением, но, помимо этого, он был еще и просто очень приятным человеком. Добрый нрав, преданность дружбе и работе, неучастие в коррупции – для XVIII века он был практически святым. И он мог бы стать воплощением масонских идеалов. Но он уже был в преклонных годах, дело его жизни было окончено, и на политической арене он стал уязвим. В апреле 1718 года его лишили должности Королевского смотрителя, которой он был удостоен ранее за вклад в воссоздание Лондона. Его преемник не преминул начать выполнение своих обязанностей с обвинений своего предшественника в должностном злоупотреблении.
Дело было не только в том, что кончились деньги от налогов на уголь, но и в том, что Рен неожиданно оказался не на той стороне политического раскола. Вся английская политика XVII и начала XVIII века вертелась вокруг религиозных вопросов и противостояния парламента и короля. Вспомним Славную революцию 1688–1689 годов. У Якова II из династии Стюартов от супруги-католички родился сын-католик. При этом король мечтал об установлении в стране абсолютизма, характерного для католических европейских стран. И поэтому в ходе Славной революции те, кому слова «католичество» и «абсолютизм» претили, свергли Якова, усадив на престол его дочь Марию, а заодно и ее мужа-нидерландца Вильгельма Оранского. С тех пор короли и королевы для издания новых законов должны были заручаться одобрением обеих палат парламента. Впрочем, после Славной революции религиозно-политические трения не закончились, а стали выражаться теперь в противостоянии двух партий, которые назывались «тори» и «виги».